Елизавета Дворецкая - След черного волка
И все потому, что на свет она появилась в Русальную неделю. Про таких говорят, что не доживают они до возраста, до свадьбы: русалки уводят. Поведение девочки с детства подтверждало это поверье, и все так привыкли считать ее «русалкой», что даже позабыли, какое имя ей было наречено при рождении.
И на Ярилиных игрищах Росалинка вела себя как всегда: сидела под березой и шептала. Если ее звали, она вздрагивала, оборачивалась, улыбалась, но не трогалась с места. Уже две девки, ее ровесницы, сбежали с игрища с женихами, но мать и не удивлялась, завидев весенним теплым вечером, как Росалинка бредет домой в одиночестве, со сдвинутым набок увядшим венком.
Близилась Купала; уже начали косить, бабы и девки ворошили сено. Старшие девочки присматривали за младенцами, подвешенными к ветвям дуба на окраине поляны, и только Росалинка, уже взрослая для этой работы, двигалась с граблями следом за матерью. Любомова жена, Озарка, так злобно ворошила сено, будто это оно было во всем виновато.
– Что за тетеря ты у меня, колодой останешься! – ворчала она на дочь (начав это полезное дело еще с вечера). – Всех женихов проворонишь. Останешься у нас с отцом навек, вот ведь до такого позора мне судила Доля дожить!
– У меня будет жених, – робко отвечала Росалинка. – Я его во сне видала. Хороший такой, собой видный, веселый. Только он далеко живет.
– Какого лешего ты там видала? – Озарка сердито обернулась. – Ох, не в добрый час я девку породила, удельница ее недобной долей наделила! Весь век будешь дожидаться, потом только леший тебя и возьмет!
– Я и возьму ! – вдруг сказал ей в уши неведомо чей голос.
Вздрогнув от неожиданности, Озарка ахнула и обернулась. Никого чужого на лугу не было. И едва успела заметить, как ее дочь вдруг тоже охнула, повернулась на месте… а потом неведомая сила вздернула ее в воздух, и девка исчезла!
На истошный крик Озарки прибежали мужики с косами, ожидая тут увидеть самое малое медведя.
– Исчезла! Сама! – Баба лишь тыкала рукой в воздух. – Подпрыгнула, повернулась – и нету!
Люди даже не сразу поняли, кто именно исчез. Озарку напоили водой, успокоили, расспросили подробно.
– Да ты же лешему девку отдала, дура баба! – всплеснула руками Твердома. – Это он и сказал, что возьмет! Если родители от дитяти избавиться хотят, леший тут как тут!
Озарка завопила еще громче, колотя себя по голове. Взволнованные родичи расспрашивали Твердому, как теперь вернуть девку: может, выкуп лешему предложить?
Поиски ни к чему не привели, предложенные лешему дары оставались нетронутыми. Озарка до первого снега все ходила по лесу, и нередко ей мерещилось, что на ее зов откуда‑то издалека откликается знакомый голос дочери. Но сколько она ни торопилась на голос, продираясь сквозь ветки, не нашла ни следа.
Минула зима, все вновь зазеленело. Выгнали стадо. Однажды к вечеру Озарка и вторая ее дочь, Любеша, пошли искать корову и забрели на лядину. Прежде здесь было ржаное поле, но его уже несколько лет как забросили, и оно постепенно зарастало кустарником. И вдруг девочка в изумлении указала пальцем куда‑то на опушку, где старая делянка переходила в березняк:
– Смотри – там Росалинка!
Озарка обернулась, вытаращив глаза, но никого не увидела.
– Да где?
– Она была там! – Любеша показывала в прежнем направлении. – Вон там меж берез стояла, из‑за дерева смотрела на меня и смеялась. Коса расплетена… веселая такая.
Озарка бросилась к тому месту, но сколько она ни бегала меж берез и вокруг, не нашла ни волоска. Даже сердилась, что младшая все придумала, дабы насмеяться над родной матерью. Но баба Твердома считала иначе.
– Выходит, она русалка теперь, наша Росалинка. Им срок пришел в леса и поля выходить, вот она и показалась. Они охотнее детям показываются, чем взрослым.
– Зачем же она показалась? – Озарка вновь ударилась в плач, вытирая слезы передником.
– Видать, сорочку хочет, – вздохнула Твердома.
– Сорочку?
– А то как же? Любой девке приданое требуется, и русалке тоже. А где же ей взять? Только если мать сошьет, сестра принесет. Сами‑то они не прядут, не ткут, не шьют.
– А за кого русалка замуж выходит? – робко спросила Любеша.
– За лешего, родная.
Озарка взялась за укладку, приготовленную для дочери, и вновь разрыдалась. Та уже была полна: и вышитые сорочки, и пояса, и поневы, и вершники, и рушники – всякое добро для будущей замужней жизни и для подарков родичам на свадьбе. Но это все теперь не годилось. Поливая слезами приданое, Озарка достала с самого дна укладки полотно и принялась шить новую сорочку, без вышивки и без украшений, белую, как на смерть.
Когда рубашка была готова, Твердома и Любеша с корзиной отправились на ту же лядину. Кроме сорочки, в корзине было три крашеных яйца и пара пирогов. Подношения были оставлены меж берез, где русалка показывалась в тот день. Уже уходя, Любеша не удержалась и обернулась – и уверяла потом, что видела меж ветвей улыбающееся лицо сестры.
В тот же вечер случилось чудное. Когда семья Любома уселась ужинать и отец стал делить хлеб, из‑за печи вдруг вышла неслышная тень и скользнула к столу. Ее увидели сразу все, и у всех морозом повело по коже. Это была она, их Росалинка, – в той самой рубахе, из беленого льна и без вышивки, что ей нынче утром отнесли в лес, без пояска, с распущенными, необычайно длинными и густыми волосами. Совершенно бесшумно она уселась на самый край лавки, в углу стола, и улыбнулась родичам – как‑то странно, не открывая рта.
Все смотрели на нее во все глаза. Это было дивное ощущение: она вроде бы была, и они ее видели, но в то же время каждый понимал, что ее тут нет. Отец хотел обратиться к ней, спросить о чем‑то – и не мог, язык ему не повиновался.
– Миску… – зашептала баба Твердома, – миску ей поставьте.
Но никто не мог шевельнуться, и тогда она пододвинула к внучке свою миску и чистую ложку. Озарка, едва владея руками, положила каши, едва не пролив на стол. Потом оделила остальных, но никто не мог есть. Русалка тоже не ела, но втягивала пар от горячей каши, все так же странно улыбаясь.
Росалинка стала другой. Если раньше она пялилась куда‑то в пространство, и даже когда ее окликали, взгляд оставался отрешенным, то сейчас она смотрела на родичей прямо и пристально, с живым любопытством и каким‑то ожиданием. Но теперь это наводило жуть куда сильнее, чем прежняя рассеянность.
Посидев так какое‑то время, русалка встала, кивнула в благодарность, попятилась к печи и пропала.
Семья перевела дух; все разом вздрогнули, будто избавились от чар.
– Так бывает, – пояснила баба Твердома. – В Русальные дни русалка, которая из девки получилась, в дом к родичам является. Иной раз за печью сидит, а иной раз и к столу выходит. Вы не бойтесь ее. Она… как чуры на дедовы дни ходят, так и она будет ходить.
