Гай Орловский - Любовные чары
— Какой ужас!
— Узнаете?
— Это она, — прошептал он. — Я покупал у нее… Но все легально…
— Как видите, — сказал я, — прямо в ее квартире.
Он прошептал:
— Господи! Какой ужас!.. Кто же теперь… Я хочу, чтобы моя рука ожила полностью!.. Да и вообще…
Мариэтта сказала деловым голосом:
— Мы отрабатываем все версии. Сейчас наша задача — найти убийцу. Надеюсь, это поможет и вам. Постарайтесь припомнить, всегда ли убитая была одна, не упоминала ли в разговоре кого-то еще, не тревожило ли ее что-то в последнее время, не показалось ли что-то необычным…
Он посмотрел беспомощно.
— Нет, не припоминаю. Нет-нет, я не увиливаю, в самом деле все всегда происходило быстро. Я приносил деньги, мне давали карельгедин. Все молча, торопливо. Я тут же уходил.
— Спасибо, — сказал я. — Вы нам помогли.
Я поднялся, Мариэтта метнула лютый взгляд, но вышла со мной, чтобы не выказывать нелады постороннему, а на улице набросилась:
— Ты что о себе возомнил?.. Что за?.. Да ты хто?.. Чем он нам помог?.. И чего ты раскомандовался?
— Милая, — сказал я покровительственно. — Ты такая великолепная, когда сердишься!.. Я же сказал только то, что хотела сказать ты, чтобы ты не утруждалась. А сказал он то, что эта Ширли как-то наладила собственное производство. Иначе каким образом этот эстет и страстный любитель древностей получал бы препарат?
Она отрезала независимо:
— С его-то деньгами!
Я поморщился.
— Как я тебя люблю… Все его картины и прочее — копии. Принтеры на марше, все изготавливают так, никакой знаток не отличит! Как еще «Мону Лизу» не отпринтерил… Наверное, это настолько чересчур, что уже никак не убедит себя, будто владеет оригиналом… Блин, неужели таких вот тоже возьмут в сингулярность?
Она властным жестом подозвала авто, села молча, я вздохнул и тоже молча занял место с правой стороны.
Глава 6
Автомобиль выбрался между домами на широкую трассу, только тогда Мариэтта буркнула:
— Все-таки карельгедин действует. Рука заработала!.. Если не врет, конечно.
— Не врет, — подтвердил я. — Загляни в его медкарту, убедишься.
Она фыркнула.
— Говоришь так, будто сам уже посмотрел! Без решения суда никто не покажет тебе чужую медкарту. Даже и по суду могут не показать, это защита не только чужих данных, но и здоровья… Значит, Ширли делала благое дело, принося людям исцеление.
— Да, — согласился я, — но ты заметила, что в его лице многовато желтизны?
— Там освещение такое, — отпарировала она. — Этого ты точно не заметил!
— Не заметил, — признался я, — это вы всегда стараетесь сесть так, чтобы свет подчеркивал ваши выпуклости и прятал впуклости. Но освещение, как ты говоришь, поджелтив лицо, не тронуло белки глаз, ясные и чистые. Да и ногти чуть белее, чем должны быть…
— И что? — сказала она с налетом раздражения.
— В его крови железа достаточно, — сказал я, — а вот его последние анализы… ага, всего месяц тому делал… блин, а еще, еще… ура, вот годовой давности…
Она дернулась.
— Ты что, снова со своим Высшим Разумом общаешься?.. Видала я рерихнутых, но настолько… Если Ширли погибла, это не значит, что производство карельгедина прекратилось. Убили бы из-за ревности или чего-то еще, что осталось в древних веках, — это одно, но теперь из-за этого даже слова не скажут, а вот ради денег, власти…
— Мыслишь прошлыми категориями, — заметил я, — что и понятно, женщина! Консерватор. Защитник устоев. В последнее время фактор возможности продлить жизнь становится более весомым, чем деньги и власть. Их с собой в могилу не заберешь.
Она посмотрела в упор.
— Кто-то помог ей наладить подпольное производство?
— Да, — кивнул я. — То, что Марат Хисамович рассказал о ней, не характеризует ее как опытного дельца. Она энтузиаст, который, несмотря на запреты, будет продолжать делать то, что считает правым. Революционер, в общем. Борец с косными устоями. Но кто-то другой, с более практичным складом ума, сообразил, как на этом заработать…
Она сказала быстро:
— Сейчас проверим все ее связи, знакомства…
— А также все звонки, имейлы, скайп и даже стертые файлы, — добавил я.
Она огрызнулась:
— Сама знаю!
— Препарат не так уж и безвреден, — сказал я с некоторой озабоченностью. — Ты в самом деле считаешь, что на его лицо падал не тот свет? И ничего больше не увидела?
— Нет, — отрезала она. — Я в окно птичек рассматривала!
— Могла бы заметить, — сказал я, — нелады с печенью. Не у птичек, если не врубилась.
Она посмотрела в недоумении.
— И что? У меня тоже нелады. Ну, бывают. Если переем.
— Нет, — сказал я, — у него печень была просто идеальная.
Она насторожилась. — До?
— Именно, — подтвердил я. — До начала приема карельгедина.
Она посмотрела остро:
— Откуда знаешь? Ты с ними в одной банде?.. На какой роли?.. Чистильщик? Убиваешь и прячешь трупы?
— А где и граблю, — добавил я. — Спасибо, что не предположила, будто еще и насилую.
Она фыркнула:
— Есть основания. Уверен, что его цвет лица как-то связан с карельгедином?
— Почти.
— Затребую все данные, — сказала она решительно. — Подам запрос в полицейский департамент, а там дадут разрешение на просмотр личных медицинских карточек… Только нужно обоснование.
— Придумай, — сказал я отстраненным голосом, — ты же человек правильный, все по закону… по инструкциям… ты не из Германии, случаем?..
— С чего вдруг?
— Да так, что-то арийское промелькнуло… Дойчланд, Дойчланд, юбес аллее… Я сам люблю людей дисциплинированных… Знаешь, у него уже и поджелудочная барахлит…
Она спросила так злобно, что стала похожей на оскалившего зубы хорька, которого рисовал Леонардо на картине, названной «Дама с горностаем»:
— Это тоже твоя интуиция?
— Правда, — спросил я скромно, — почти женская?.. Ну, тоже ни с того ни с сего, так ей дорогу, а все пусть разбегаются, кто не спрятался — я не виноват… Предлагаю действовать так, словно ты уже получила право доступа к личным делам, пересмотрела и убедилась, да…
— В чем?
Я ответил мирно:
— В том, что я случайно угадал. А пока будешь раскручивать, в самом деле получишь доступ и пересмотришь…
— А если увижу, что все брехня?
— Тогда я в полном твоем распоряжении, — ответил я. — Можешь убить, можешь насиловать, а можешь и задавать любые вопросы, что, конечно же, куда страшнее и ужаснее.
Она посмотрела со злостью, но не вдарила, только прошипела люто:
