Я — авантюрист? (СИ) - Фисенко Кирилл

Сжавшись в комочек в тесном пространстве под рулём, где её невозможно увидеть снаружи, девушка вслушивалась в окружающую темноту. Внезапно она сообразила — свет в салоне — он же выдаёт! Осторожно протянув руку вверх и нащупав тумблер, Нина погасила все лампы. Сразу стало спокойнее на душе. Ровный шум дождя ослабел, почти стих. Ни единого подозрительного звука — скрипа, удара, царапанья — не доносилось снаружи. Может быть, техпомощь приедет раньше, чем насильник вернётся?

Выждав несколько минут, Нина выползла из тесного закутка, держа в руке монтировку, которой отбивалась от вторжения. Мерзавец оказался предприимчивым и сильным, едва не раздвинул створки передних дверей. Она била по его поганым лапам, почти ничего не видя — так слепил ужас! Боже мой, столько лет минуло, а стоило только повториться ситуации, и всё вспыхнуло по-новой, обжигая почти залеченную душу.

Снова слёзы потекли по щекам, унесли в себе пережитое воспоминание. Нина потрогала двери, убедилась, что те плотно закрыты. На корточках передвинулась ко второму ряду сидений, уселась на пол, чтобы держать створки в поле зрения, но не находиться напротив них. Платочком стёрла мокроту с лица, тихонечко высморкалась. Дождь кончился. Сидеть на жёстком полу было неудобно. В салоне стояла абсолютная тишина. Фонари вдоль дороги, горящие не через один, а в лучшем случае, через пять-шесть, почти не разбавляли темноту.

Девушка осторожно поднялась, чтобы только глаза оказались выше кромки окон, осмотрелась. Никакого подозрительного движения. Затаился? Или передумал, отказался от намерения? Получил отпор, понял, что лёгкой добычи не будет и ушёл восвояси не солоно хлебавши?

Так и не решив, что делать, Нина гусиным шагом добралась к заднему сиденью, самому длинному. Там она легла, свернувшись комочком. Насильник, если решит вернуться, не разглядит её в этом углу, а пока он будет раздвигать створки дверей, она успеет подбежать и снова ударить его монтировкой. Для этого она и прижимает спасительную железяку к груди. С ней спокойнее. И всё-таки, как неуютно здесь, как не хочется торчать в этом опасном и пустынном месте, дожидаясь «технички»:

— Господи, очутиться бы сейчас дома, — взмолилась Нина о чуде, которого ей так не хватало все эти годы.

Внезапно троллейбус качнуло. Человеку не под силу расшатать салон так, чтобы девушка свалилась с сиденья. Нина снова испугалась, но совершенно по-иному, нежели недавно. Гул и сотрясение относились к природным явлениям, которые были совершенно безразличны к ней, и не покушались на тело. Нина боялась погибнуть в аварии, от молнии, утонуть в наводнении, как любой нормальный человек, но то — судьба. Её отменить невозможно, она выбирает жертву случайно и не станет издеваться над нею.

Примерно так выглядели философские воззрения девушки, если бы кто спросил Нину. Только никто и никогда не спрашивал о таких вещах вожатую троллейбуса, невзрачную серую мышку, невесть откуда приехавшую работать. Кому она интересна — тощенькая девчоночка, тихо обитающая в комнатке на четвёртом этаже служебного общежития. Конечно, парни сразу попытались вломиться к новенькой, чтобы ввести в хмельной и весёлый круг одиноких сожителей и сожительниц. Однако дверь оказалась прочной и надёжно запертой, а наряд милиции по её звонку приехал очень быстро. Больше с дурой никто не рискнул связываться.

И слава богу! Сколько себя Нина помнила, от мужчин добра ждать не приходилось. В их деревушке только одна женщина ходила без синяков — бабка Варначиха, и то из-за славы ведьмы. Всех остальных мужья колотили по делу и без дела, просто от скуки. А среди немногочисленной молодёжи царил один закон — закон силы. Всех девчонок, как только они входили в пору, разбирали старшие парни, которых было раз-два, и обчёлся. И если потом, пирком да на свадебку, кого-то объявляли женой и уводили на совместную жизнь — считалось, что той сильно повезло.

Остальные девушки оставались невостребованными. Они радовались, если бывший любовник хоть изредка забегал, разнообразя свою сексуальную жизнь. Сколько одиноких подруг сейчас мыкали горе в её родной деревне, Нина могла себе представить. Она благодарила судьбу, что струсила и убежала, куда глаза глядят, страшась вечера, когда этот урод Минька Силай, который прилюдно и бесстыдно запустил руку в её трусы и там причинил невыносимую боль корявым грязным пальцем — сдержит обещание «отодрать».

Спасибо геологам, которые нагнали в горах неказистую деревенскую дурочку и довезли до города. Спасибо инспектору детской комнаты милиции, который не поленился съездить в захолустье, забрать у матери свидетельство о рождении и помог получить паспорт, а потом устроил на учёбу.

Пока она вспоминала прошлое, гул стих. Троллейбус перестал качаться. Ночь тянулась бесконечно. Глаза смыкались, а техпомощь всё не появлялась. Стало светать. Если насильник не возвратился, значит, давно отказался от своего намерения. При дневном свете чёрные дела не делаются. Нина перебралась на водительское сидение, умостила руки на руль, голову на руки, и задремала.

Её разбудило солнце, нагревшее левую щёку. Протерев заспанные глаза, Нина осмотрелась. Техпомощь так и не пришла. А вот с дорогой что-то случилось. Точнее, не только с дорогой. Всё вокруг выглядело незнакомо.

Троллейбус стоял среди редких, мелких кустиков травы, которые выбивались из трещин асфальта. Местами даже росли молодые деревца, а вот за кюветами начинались настоящие дебри, если судить по высоте подлеска. Сосны, вчера стройные, нынче вымахали настоящими великанами. Те, что стояли ближе к дороге, выбросили могучие горизонтальные ветки едва ли не на десяток метров в стороны.

Встревоженная такой картиной, Нина не сразу обратила внимание на опоры. Бетонные столбы местами наклонились, а кое-где рухнули, надломившись у оснований. Привычные глазу вожатой парные провода — исчезли с небесного фона.

Открыв дверь, Нина выскочила наружу, пробежала назад, поднялась по лесенке на крышу вагона. Троллеи покоились на своих местах, послушно прижатые, как усики кузнечика. Одна, как и вчера вечером — без токоприёмника. Но нигде в обозримой дали не было видно контактных проводов.

Вернувшись в салон, девушка закрыла глаза, чтобы отрешиться от мира. Увиденное нуждалось в осмыслении, а как? Кому известен способ помочь растерянному мозгу усвоить, переварить и понять невозможное? Нина его не знала, поэтому все мысли сразу столкнулись, устроили затор и замерли в неподвижности, робко перекликаясь между собой.

Ощущение беды выплыло неизвестно откуда, громадной тушей нависло над обездвиженными мыслями, словно грозовая туча, готовая вот-вот ударить молнией и прибить насмерть тех, кто не спрятался…

Нина словно выплыла из непрозрачной толщи воды на поверхность. Наверное, то состояние, в котором она пребывала, бог знает сколько времени — но мало, мало, слишком мало! — можно сравнить с неполным обмороком?

Словно её душа выпорхнула из тела, замершего в салоне грязно-синего троллейбуса, взвилась в некие кущи или просто немыслимую высь. Так уже было однажды, когда она пришла искать духовность на занятия биоэнергетики.

В том кружке царила благожелательность. Наставник, Борис, внушал, что способности есть у каждого, вопрос лишь в прилежании и концентрации. На очередном занятии Нина отрешалась от окружающего мира, чтобы уйти в себя. И вдруг это произошло. Она словно провалилась в свет и купалась в нём, не делая ни единого движения, наслаждаясь ощущением невиданного напора сил.

То дивное ощущение, немножко походило на отдых, когда лежишь на полянке весной, ветерок тихонько сгоняет с тела лишнюю теплоту от солнышка… ненавязчивые пчелки жужжат рядом… аромат примятой травы вливается в запахи цветов, а над всем этим блаженством опрокинута бездумная синева с нежными пушинками облаков. И так сладка эта безмятежность, что отрешение от времени тянется вечно…

Но Борис вмешался, вернул и запретил впредь так погружаться, мол, опасно дилетантам… Нина несколько раз пробовала повторить уход в своей комнатёнке, но шум пьянки за стеной мешал сосредоточиться, и она поняла злость наркомана, лишённого возможности получить «приход». Об этом рассказывали соседки по общаге, изведавшие всё на свете.