Константин Калбазов - Несгибаемый
– Ну уж визитные карточки из золота чеканить не собираюсь[16], – отправляя ложку со щами в рот, ответил Петр.
– А что тогда? – как видно, вовсе не считая подобную затею глупой, продолжал настаивать Митя.
– Давай сначала заработаем хоть немного, а там уж и думать будем. А то как те горе-охотники делим шкуру неубитого медведя.
– Это да, – присаживаясь напротив, согласился паренек.
Весь следующий день прошел в подготовке рабочего места. Каменистый грунт вынуждал вносить в рабочий процесс свои коррективы. Пришлось сбить деревянный короб, который накрыла металлическая сеть с небольшими ячейками. Это чтобы можно было отсеивать крупные камни. Остальная масса смытого грунта должна попадать в короб, где засасывается рукавом.
К коробу пристраивается эдакий стол, сколоченный из тонкой доски в виде трапеции с бортиками. Устанавливается узкой частью у короба, широкой – к обрывистому берегу. Вся намываемая порода смывается к коробу, где крупные камни уходят в отвал, остальное поступает на промывочную колоду.
Н-да. Первый же день трудов показал, насколько отличается работа в каменистом грунте от работы с песочком. Если там автоматизация была максимальной и требовала минимального участия человека, то здесь приходилось прикладывать довольно ощутимые усилия. Чего стоила уборка уходящей в отвал гальки. Ни бульдозера, ни экскаватора, все вручную.
Зато и результат был куда как более существенным. Петр не верил своим глазам. Нет, понятно, что он и так определил этот участок как самый перспективный. Но он даже предположить не мог, насколько место окажется богатым.
Началось все с того, что еще на стадии промывки в гальке отвала обнаружились два самородка. Один весом граммов на сто, второй – на семьдесят. Это обстоятельство побудило относиться к отвалу внимательнее.
Перед обедом пришел черед колоды. И она также порадовала самородками. Их было довольно много, весом от пяти до тридцати граммов. А общий их вес составил порядка ста пятидесяти граммов. Навскидку. Ну не озаботился Петр весами. Вот так вот у них все, на глазок. Его даже посетила мысль бросить страдать ерундой и сосредоточиться на одних самородках. Но он задавил эту крамолу на корню.
Ну в самом-то деле, зачем маяться ерундой, если с импровизированной драгой вполне справится и один человек. Поэтому после обеда Митя взялся за брандспойт, закрепленный на специально изготовленной треноге, а Петр – за лоток. В течение часа он обработал весь снятый шлих, получив более ста граммов шлихового золота. Что там у него за крамольная мысль мелькнула? Угу. То-то и оно.
Так и трудились день за днем. Не сказать что каждый из них был для новоявленных старателей столь же удачным. Но жаловаться грех. Хотя бы потому, что в сравнении с той же артелью на вольном прииске их ежедневная добыча выглядела куда более весомой. Даже с учетом использования там механизации.
И самое главное, сама речушка. Она протекала по складкам местности, образовавшим некую аэродинамическую трубу. Ветер тут не дул с постоянной силой, но продувал долину постоянно, а потому не было никаких следов комаров. Вообще. Петр с Митей даже позабыли, что такое накомарники. По достоинству оценить это обстоятельство может только тот, кто побывал в тайге и вкусил хотя бы часть ее прелестей.
– Ну! Что я говорил! Вот они. И место у них тут самое что ни на есть верное. Эвон золото лопатами гребут.
– Тебе откуда знать, умник? До них шагов четыреста, не меньше.
– Бинокль-то у тебя на что, Андреич? Сам глянь. А мне и видеть не надо. Я и так знаю, – убежденно заключил Ефим.
– Знает он, – вздохнул Кузьма Андреевич, извлекая из футляра трофейный бинокль.
Тот ему достался при одном из очередных захватов немецких позиций. Некоторые окопы переходили из рук в руки раз по двадцать за год. Поднимутся в атаку, налетят, как коршуны, и прыснет германец в разные стороны. Опамятуется, встряхнется и выбьет нахалов обратно, а то и сам на плечах отступающих ворвется уже в русские траншеи. И тогда уж славянам приходит время в бороде чесать. Поднатужатся, поплюют на руки – и с матерком возвращать утраченное.
Вот так, глядишь, побегали, постреляли, похоронки полетели по родным селам, раненые покатили в лазареты да новые инвалиды по станциям и базарам. А часть где стояла, там и стоит. Только народу поубавилось: когда удачно выйдет, так малость, а как не заладится, так и половина.
И немалая часть тех погибших приходилась на разные сюрпризы, на которые обе стороны были большими мастаками. Поэтому брать что-либо из оставленного в блиндажах или окопах нежелательно. Вот так потянешься к чему, а под ним фугас. Хорошо как на небеса отправит, а то ведь может, к примеру, оставить без рук. Ну и куда ты потом такой увечный?
Но Кузьма, когда заглянул в офицерский блиндаж и увидел футляр с биноклем, не удержался. Уж очень хотелось владеть такой вещицей. И тем паче германской выделки. Могут же, сволочи, достойные вещи делать. Перекрестился и аккуратно взял в руки. Повезло. Футляр оказался не пустым, и внутри была вовсе не взрывчатка…
Панорама рывком приблизилась, и Кузьма Андреевич без труда различил Петра. Тот сидел на берегу речки и промывал лотком шлих. Молодец. Науку уяснил хорошо. Никакой суеты и лишних движений, работает ловко и уверенно. Ага. Как раз закончил, собирает хабар.
Хм. Не рассмотреть, но заметно, что результат есть. Вон выбирает пальцами самородки, а больше так выбирать и нечего. Тем более что складывает в отдельный, далеко не пустой мешочек. И не один самородок-то. Ага. Вот опять принялся мыть, доводя шлих до нужной чистоты. Получается, россыпь тут богата самородками.
В стороне Митя подмывает обрывистый берег брандспойтом. Только что обрушил солидный валун, после чего начал его разгрызать тугой струей воды. Вымываемая порода стекает по столу в какой-то короб, рядом с которым уже собралась огромная куча гальки. Все верно, здесь подход нужен другой. На вольном прииске куда как проще.
Прав был все же шельма Ефим. Раз им, кроме науки, ничего не было нужно, следовательно, узнали верное место. Ну, прав-то он, допустим, прав. Да только что с его правоты? Глупо менять свой участок на здешний.
– Ну что, Андреич? – нетерпеливо потряс его за рукав Ефим.
– Ну что, что. Моют. И золотишко, похоже, есть. Не думаю, чтобы после моей науки он купился на «золото дураков»[17]. Да только нам-то что с того?
– Как это, что? – тут же взвился Ефим, которого пришлось даже одергивать, чтобы он не вскочил на ноги. – Мы им науку преподали? Преподали. Так что пусть и они своим фартом поделятся. А уж мы-то могила. Никого более сюда не допустим.
