Алексей Волков - Гусар бессмертия
От былой ностальгии не осталось следа. Даже рана перестала болеть, словно погода решила обойтись без дождя, а, напротив, даровать людям теплое солнышко. Для многих – едва ли не в последний раз.
Война тяжела не столько сражениями, сколько бесконечными перемещениями. Днем и ночью, в любую погоду войска по необходимости совершают марши, перестраиваются, то собираются вместе, то рассредоточиваются в зависимости от непрерывно меняющейся обстановки. А тут еще отсутствие вестей, заменяемых слухами, тревоги, переживания…
Первая и Вторая армии отступали от границы в глубь России. Наполеон без малейшего сопротивления захватил Вильно, Ковно и целый ряд других городов. Теперь сообщение со столицей стало затруднено. Курьеры были вынуждены огибать захваченную врагом территорию, новости на юг приходили с опозданием, да и кто будет объяснять простым солдатам и офицерам все планы командования?
В войсках негодовали, возмущались, недоумевали. После войны многое становится понятнее, но в походах всякий видит лишь небольшой фрагмент целого, остальное – что слышит, что домысливает, верной же картины нет ни у кого.
Обсервационная армия нависала над правым флангом уходящих в глубь страны наполеоновских полчищ, и французскому императору приходилось выделять силы, чтобы блокировать ее. Помимо оставленных на месте войск, непосредственно прикрывающих Великую армию, с фронта на Волынь были направлены два корпуса: саксонский под командованием генерала французской службы Ренье и австрийский Шварценберга. Сорок три батальона и шестьдесят эскадронов при ста десяти орудиях являлись немалой силой. Кроме того, у них были все преимущества наступающей стороны. Обороняющиеся вынуждены растягивать свои линии, поджидать врага отовсюду, в то время как последний может сосредоточить в наиболее удобном для себя месте превосходящие силы, обеспечив тем самым перевес в грядущем сражении.
Для парирования возможных ударов Тормасов оставил в резерве весь корпус генерал-лейтенанта Остен-Сакена – восемнадцать батальонов, сам же маневрировал с остальными войсками в готовности принять решающую схватку.
Посреди этого пришла хорошая новость. Мир с Турцией был подписан и утвержден, и теперь на помощь Третьей армии шла Дунайская. Правда, путь ей предстоял неблизкий, раньше осени не стоило и надеяться на ее подход, а до этого надлежало держаться с помощью любых имеющихся средств.
Офицеров несколько смущал командующий Молдавской армией. Не то чтобы они имели что-то против Чичагова, но адмирал во главе сухопутных войск…
После сдачи адмиралом Сенявиным вверенных ему эскадр Англии доверие армейцев к флоту упало до нуля. Можно ли было в той путаной обстановке поступить иначе или нет, никто особо не задумывался. Важен был сам факт, и потому Чичагову загодя не верили, в то же время понимая, что до его прибытия еще надо дожить.
И что бы ни ждало, жизнь или смерть, вся армия хотела одного.
Хорошего боя.
Тормасов не ждал сосредоточения противника. Первыми границу в нескольких местах пересекли саксонцы – и Тормасов коротким ударом отбросил их от Брест-Литовска. Это было тринадцатого июля, а пятнадцатого авангард русской армии подошел к Кобрину.
Высшее умение полководца – оказаться сильнее противника. Город перед тем был занят пятитысячным отрядом саксонцев под командованием генерала Кленгеля.
У графа Ламберта имелась лишь кавалерия. Родной Александрийский полк, драгунские Стародубовский и Тверской да казаки. Выманить противника в поле не удалось, а в городе все преимущества были у саксонской пехоты. Кленгель рассыпал перед городом егерей, установил орудия и довольно легко отразил первые, прощупывающие оборону атаки.
Зато граф мог не дать врагу уйти, и Ламберт действовал спокойно и основательно, словно дело происходило на маневрах.
– Князь! Возьмите два эскадрона и перекройте дорогу на Пружаны! – коротко распорядился генерал.
– Слушаюсь! – Мадатов радостно вскинул руку к киверу.
Подполковник рвался в бой, словно он сулил несравненное счастье. Да и как иначе, когда враг стоит на твоей земле?
Дорога лежала по другую сторону Мухавца, неширокой и неглубокой реки. Гусары проскочили ее вброд, с ходу, не обращая внимания на ерундовое препятствие.
– В атаку!
Орлов мимоходом привычно отметил, как наклонились пики передней шеренги, а задняя вскинула руки с обнаженными клинками.
Два выставленных в заслон саксонских эскадрона были молниеносно порублены и смяты и в беспорядке помчались к недалекому городу.
Александрийцам ворваться в Кобрин на плечах противника не удалось. Ряды расстроились при атаке, к тому же дальше сильно мешали различные канавы, а тут еще путь преградили умело укрывающиеся за всевозможными препятствиями егеря…
– Валериан Григорьевич! Что делать будем? – Орлов подскакал к командиру, пристально всматривающемуся в сторону противника.
– Какой приказ был? Не выпустить. Значит, будем не выпускать! – темпераментно отозвался князь.
Однако на лице его была досада. Он был уверен, что, попробуй Кленгель двинуться здесь даже со всеми силами, сумеет задержать его на какое-то время. Вряд ли слишком большое, но даже небольшой выигрыш во времени позволит перебросить сюда хоть какие-то подкрепления. Но было обидно стоять в виду города – и не иметь возможности ворваться в него.
– Сюда бы хоть роту пехоты, – не выдержал Орлов.
Они с подполковником стояли ближе всего к противнику. Фланкеры помаячили немного перед самым носом саксонских егерей и были возвращены назад. Эскадроны стояли развернутым строем, демонстрируя готовность атаковать. Если бы последнее было реально на пересеченной местности!..
Откуда-то далеко слышались нечастые ружейные выстрелы и еще реже – пушечный гром.
– Не томи душу, а?
Оба офицера знали: никакой пехоты в распоряжении Ламберта в данный момент нет. Должна подойти, но вот когда это будет…
Кленгель тоже должен был понимать, что нынешняя ситуация не вечна. У него был простейший выбор: или обороняться до конца в расчете на подкрепление из Пружан, или попытаться самому вырваться из города, пока не подошла помощь к его врагам.
Цепь вражеских егерей осторожно тронулась с места.
– Фланкеры вперед! – махнул рукой Мадатов, и его голос был немедленно продублирован батальонным трубачом.
От эскадрона Орлова выскочил взвод Лопухина. Еще один взвод двинулся от другого эскадрона.
Три десятка стреляющих дробью мушкетонов – невелика сила, однако егеря сразу стали пятиться назад на прежние позиции.
Особо радоваться было нечему. Двух эскадронов все равно было маловато. Пока речь идет о пробе сил – еще куда ни шло, но если Кленгель решится на что-то большее, то придется до самоубийственности трудно.
