Алексей Волков - Гусар бессмертия
– Я, наверное, немного посплю. – Организм требовал своего, и Орлов решил пойти навстречу его желаниям.
Нотации госпожи Ламберт сделали невозможным намечающийся на вечер визит. Так почему тогда не использовать выходной день по его прямому назначению?
– И я, – вздохнул Лопухин.
Все же в палатках было еще холодновато, но никто в лагере не роптал. Понимали – на случай грозных событий гораздо лучше держать части в кулаке, чем собирать их по тревоге.
Говорили, что гвардия вышла в поход и уже обосновалась в окрестностях Вильны. Говорили, что туда же направляется Император. И даже на грядущий смотр, правда, не перед Императором, а перед командующим армией смотрели как на часть подготовки. Потом-то будет поздно.
У Орлова имелся свой повод для огорчения. Через неделю в бессрочный отпуск увольнялся Кузнецов. Старый унтер выслужил весь положенный срок, соответствующие люди уже выправили и подписали необходимые бумаги, и нынешний смотр был последним событием в долгой военной жизни гусара.
Расставаться с Кузнецовым было жаль. Хороший унтер – это опора армии. Но что поделать? От себя Орлов уже приготовил прощальный подарок соратнику – целых сто рублей ассигнациями. Пригодятся на обзаведение, чем бы ни решил заняться нынешний вольный человек. Пусть поминает свой полк только добром. Его тоже будут помнить оставшиеся.
Поспать Орлову не удалось. Он только стянул ботики и прилег, как снаружи раздался голос верного Аполинария:
– Ляксандр Ляксандрович! Тут к вам.
Ротмистр торопливо обулся, недоумевая, кому мог понадобиться, и громко оповестил:
– Да.
В палатку шагнул молоденький офицер в артиллерийском мундире с крестом за Базарджик, при эполетах без каких-либо шифровок. Горжета на шее офицера не было, что не позволяло определить чин, однако вряд ли он был велик.
– Чем могу служить? – спросил Орлов, пытаясь вспомнить, встречались ли они когда с гостем или нет.
Что-то в чертах визитера казалось знакомым, но настолько смутно, будто встреча та состоялась много лет назад или же была совсем уж мимолетной.
– Простите, вы будете Александром Александровичем Орловым? – осведомился артиллерист.
– Да.
– Тогда я – сосед ваш по имению, подпоручик Павел Бегичев.
– Павлуша?!
Имя сразу расставило все по местам, и Александр с удовольствием обнял гостя.
– Вот чего не ожидал! Когда мы последний раз виделись? Лет семь назад?
Он знал, что сосед еще года два назад закончил Корпус и был выпущен в артиллерию, но это были разрозненные знания, полученные из редко приходящих писем.
– Пожалуй. – Семь лет назад Павел был мальчишкой, и немудрено, что сейчас едва не остался неузнанным.
– Какими судьбами? – Встреча оказалась неожиданно приятной.
– Нарочно сделал небольшой крюк. Узнал, что здесь стоит ваш полк, и решил заглянуть, – признался Бегичев.
– Молодец! – хлопнул его по плечу ротмистр. – Да ты присаживайся. Сейчас я распоряжусь насчет вина. Сам-то ты как?
– Переведен в конную артиллерию, – не без хвастовства сообщил Павел. – В седьмую роту. Она в Первой армии.
– В первую? Барон наш во Второй. Недавно письмо от него пришло. Пишет, что произведен на Пасху в штаб-ротмистры. Пишет, им кирасы выдали.
В начале Наполеоновских войн русские кирасиры почему-то не имели защитных лат, давших им свое наименование, и кирасирами назывались условно. Хотя участвовали во всех боях с французами, начиная с недоброй памяти Аустерлица. Получение ими кирас могло означать лишь одно: ожидается нечто воистину грандиозное.
– Младший мой братец недавно вышел в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка, – продолжал перечислять известные ему новости Орлов. – Аполошка, где ты?
– Здесь. – Внутрь просунулось крупное лицо денщика.
– Вина тащи. Это же сын Бегичевых.
– Да ну! – Любое напоминание о родных местах заставляет вздрогнуть сердце военного, неважно, генерал ты или нестроевой чин. Там прошли детские годы, юность… Счастливые времена…
Конечно, от Ульяны Михайловны могло бы попасть, только часто ли случаются встречи? Вроде воевали против турок неподалеку друг от друга, а увидеться не смогли. И теперь неясно, сведет ли когда прихотливая военная судьба или кому-то из бывших соседей суждено отправиться совсем в иные края, где нет ни радостей, ни воздыхания?
– Я ненадолго, – предупредил Павел, пока Аполинарий заботливо открывал бутылки и бегал за простейшей закуской. – Приходится спешить, а тут еще свернул с почтового тракта…
– Ничего. Мы быстро. Я вообще нахожусь под церковным покаянием, – признался Александр.
– За что это тебя?
Они как-то незаметно перешли на «ты». Ближайшие соседи – почти те же родственники.
– Ерунда. Дуэль. Вот только за секунданта обидно. Его производством обошли. Почти два года ходит в корнетах. Одна надежда – война быстро исправляет подобные несправедливости.
Лопухин в самом деле был обойден. Начальственная рука небрежно вычеркнула его из списков. Хотя обиженным князь себя не чувствовал, но Орлов испытывал перед приятелем неловкость. Буксгевден уже поручик, да и другие…
– Из дома что-нибудь пишут?
– Редко, – вздохнул Бегичев. – Последний раз еще перед Пасхой. Но вроде бы все в порядке.
– А про моего отца? Штадены мне сообщили: плоховат он становится, болеет. А я даже в отпуск не смог вырваться.
– Мне тоже писали, будто он нездоров, – признался Павел. – Но старается держаться, тобой очень гордится, надеется, что будешь если не генералом, то хоть полковником.
Помянули еще нескольких знакомых, выпили по паре стаканов вина, и Бегичев откланялся. Он действительно очень спешил к новому месту службы.
Орлов остался сидеть в одиночестве. Встреча разбередила душу, заставила вспомнить о родных местах. Да еще разболелась голень левой ноги, предвещая скорую перемену погоды.
Очевидно, к дождю…
Оставаться в палатке не хотелось. Ротмистр взял трубку и выбрался наружу. Там, чуть в отдалении, стоял Кузнецов. Вид у старого унтера был несколько сконфуженный, будто он чего-то натворил или чего-то недоглядел.
При виде вышедшего офицера Кузнецов подобрался, шагнул навстречу.
– Ваше благородие, разрешите спросить?
– Спрашивай, Васильевич.
– Правда, что у нас будет война с французами?
– Наверное – да, – кивнул Орлов.
– Тогда дозвольте остаться, Александр Александрович.
– Зачем? – удивился ротмистр. – Ты свое уже отслужил.
– Так-то так. Но, баю, речь о судьбе нашей земли пойдет, – твердо ответил унтер. – Не хочу в энтом деле на печи отлеживаться. Столько вместях воевали…
– Старый ты конь! – Орлов порывисто обнял соратника. – Конечно, повоюем!
