Дэн Ченслор - Разрушенное святилище
Аквилонка поведала ему многое из того, что вряд ли открыла бы другому человеку, — а порой даже говорила о том, в чем не призналась бы наедине с собой.
Конану нравились ее рассказы, полные огня и приключений, однако на сей раз его интересовала гораздо более прозаическая тема — устройство Колизея.
Сидя в королевской ложе, среди криков толпы и негромких речей Трибуна, киммериец не мог как следует сосредоточиться. Теперь ему следовало запустить руку в кладовую памяти и вытащить оттуда свиток, который раньше казался совершенно бесполезным.
— Корделия! — рев сотни тысячи людей слился в одно слово.
Конан стремительно зашагал вниз.
Солдаты недоуменно переглянулись.
Да, поведение киммерийца выглядело не совсем обычно. Впрочем, если бы они смогли прочесть его мысли, — их удивлению вообще не было бы предела.
Северянин знал, что у него осталось совсем мало времени.
Проклятый шум толпы! Он убаюкивал, лишал возможности думать, и мысль, которая должна была прийти ему в голову давным-давно, постучалась в его разум слишком поздно. Теперь следовало спешить.
Но куда?
Надо вспомнить слова Корделии.
Итак, амфитеатр!
Каменное чудовище, поднимающееся к небу на шестьдесят метров. Четыре яруса, если не считать королевской ложи. Нижний предназначен для аристократов — туда ведет особая галерея, которая начинается прямо у главных ворот. Королям Валлардии нравилось, что вельможи смотрят на них снизу вверх, с самого подножия Колизея…
Конан словно вновь оказался в Хорашшском лесу, под сводами черных проклятых дубов. Негромко потрескивал костер, сам он устроился в корнях высокого дерева, которые могли служить неплохим креслом, полуобнаженная девушка лежала на бархатной шкуре мантикоры.
— Королевская ложа находится прямо перед воротами, из которых гладиатор выходит на арену, — говорила Корделия. — Первый салют мечом — в честь правителя.
— Здесь ведь есть и другой смысл? — лениво заметил Конан.
Он рассматривал кусочек жареного мяса и спрашивал себя, почему вновь не получилось, как учил его кушит Хаффа. Может, не стоило класть кориандр?
— Какой? — удивилась девушка.
— Ты говорила, что выходов на Арену два. Значит, королевская ложа находится прямо над вратами, из которых появляются монстры. Лишний способ напомнить людям, что правителя надо бояться.
Корделия задумалась.
— Мне это никогда в голову не приходило, — сказала она. — Знаешь, Копан, когда я тебе что-то рассказываю, то узнаю гораздо больше, чем ты.
Все-таки кориандр был лишним…
— Вельможи сидят в первом ряду, так им лучше видно. Но и опасно — случается, что какой-нибудь осужденный решит уйти на Серые равнины не один… Зрителей от Арены отделяет невысокий барьер, но он не сможет остановить гладиатора или взбесившуюся мантикору.
— А король, разумеется, не станет так рисковать?
— Король Валлардии вообще никак рисковать не станет. Конечно, ему почти ничего не видно с его насеста. Но в ложе установлены магические зеркала, и с их помощью можно разглядеть все даже лучше, чем из первых рядов.
— Ты говоришь так, будто сама в них смотрела.
— Так и было. Король Димитрис часто приглашал меня в свою ложу… Правда, его жена не пришла от этого в восторг. Наверное, поэтому он упрятал ее в подземелье.
Опала, постигшая царицу, стала первым камешком, который обрушил за собой лавину и привел к падению монархии. Однако Конан сейчас стремился вспомнить нечто другое. Настолько важное, что могло изменить все…
— Главные сановники сидят прямо напротив короля, — продолжала девушка. — Да, наверное, ты прав. Всякий раз, когда они видят, как из сапфировых врат выходит дракон или вылетает гарпия, — при этом у них перед глазами правитель.
— Есть много способов закрепить в людях страх, — подтвердил Конан.
Ложа для вельмож — вот куда надо спешить.
Колизей был поистине огромен, однако войти сюда или покинуть здание можно было очень просто, благодаря сложной системе лестниц.
Три нижних яруса окружали аркады — длинные анфилады арок, и в каждой их было сто, по числу младших богов и демонов, которым поклонялись в Валлардии. Из каждого прохода спускался водоворот ступеней, и лики тварей, вершивших судьбы страны с небес, безразлично взирали на идущих мимо людей.
Конан достиг небольшого портика на двух колоннах — отсюда он мог выйти в город, или попасть на любой из ярусов Колизея. В первый момент киммериец направился к парадной галерее, ведшей на первый ярус. Однако сразу же передумал и зашагал ко второму.
Здесь располагались всадники — зажиточные горожане и землевладельцы, в жилах которых не текла голубая кровь. Свое название они получили потому, что их долгом, или почетной привилегией, было сражаться на войне верхом, в полках валлардийской кавалерии, — тогда как люди попроще составляли пехоту.
— Корделия Аквилонская! — донесся голос с Арены.
Значит, девушка совершает триумфальный круг по Колизею. Наверняка обидится, что Конан не кинул ей парочку венков с королевской ложи. Надо было попросить Терранда сделать это за него…
Конан оказался на втором ярусе трибун. Арки здесь были украшены высокими колоннами выполненными в коринфском стиле. Киммериец шел по внешнему коридору, но все же мог бросить взгляд на Арену, поверх голов зрителей.
Девушка ехала на триумфальной колеснице, и со всех сторон на нее лился дождь цветов.
«Интересно, Риуса они тоже приветствовали бы букетами?»— подумал Конан.
— Остановись.
Голос был негромким. Не такой, как бывает у солдата, поставленного на караул — глупого, забитого сержантом дуболома, который провел предыдущий день, вычищая нужники, а завтра умрет под ножом в пограничной стычке.
Такой воин наслаждается властью, как приговоренный к смерти смакует свой последний обед. Он знает, что ничтожество, а все вокруг заботливо не позволяют ему забыть об этом. И теперь, обретя крохотную власть над маленькими людьми, он превращается в злобного, не знающего удержу Цербера, и голос его звучит так грозно, словно предвещает Конец света и Сумерки богов.
Человек, который обратился к Конану, был совсем из другой породы. Высокий, гибкий, он напоминал каплю ртути, которая способна просочиться везде, и убить всякого на своем пути. Он носил темно-красную форму служителя Арены, — считалось, что этот цвет выбран в честь Радгуль-Йоро, однако на самом деле так проще скрыть следы крови, которая нередко пачкала одежду.
Просторный хитон выглядел на человеке так естественно, словно тот в нем родился или, по крайней мере, провел несколько десятков зим, каждый день надевая это облачение. Простые сандалии на ногах были стоптаны и нуждались в починке.
