Фантастика 2023-153. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Романов Илья Николаевич

Эдвард испуганно отодвинулся, Генри завертел головой, думая, чем его успокоить, – и тут увидел, что из внутреннего кармана расстегнутой куртки Эдварда торчит голова тряпичного медведя. Он вытащил его и сунул Эдварду в руки.

– Узнаешь? – спросил Генри, и лицо у Эдварда тут же просветлело.

– Господин Теодор, – прошептал он таким нежным голосом, что Генри тяжело вздохнул.

Мой отец прав, ничего хорошего тебя во дворце не ждет. Поэтому вот что мы сделаем, – с уверенностью, которой вообще не чувствовал, сказал Генри. – Доберемся до какой-нибудь деревни, и я отправлю твоему отцу сообщение, что мы победили чудовище и отправились… ну, скажем, в путешествие по королевству. Я, правда, не умею посылать сообщения, но, думаю, это не сложнее, чем убить лютую тварь. Мы спрячемся где-нибудь, и я попытаюсь уговорить кого-то из волшебных существ тебе помочь, а заодно выясню насчет предела. Во дворец, я слышал, существам хода нет. Я тебя не брошу, просто слушайся меня. Все ясно?

Эдвард наморщил лоб.

– Это какая-то игра?

– Да. Очень веселая игра. Ну, пошли. Видеть больше не могу эту пещеру.

Генри поднялся, но далеко уйти не успел, потому что Эдвард с радостным воплем поднял какой-то золотой ящик.

– Смотри, музыкальная шкатулка, тут ноты на крышке нарисованы! Надо только понять, как открывается. – Эдвард деловито покрутил шкатулку, нажимая то туда, то сюда. Генри хотел было вырвать эту ерунду у него из рук, но потом вспомнил, что торопиться им некуда, и стал терпеливо ждать. – А! Я понял-понял-понял! Ноты все перепутаны, а надо их в правильном порядке нажать, помнишь, мама нас учила?

Как ни странно, он оказался прав: крышка со щелчком открылась, внутри что-то начало крутиться, и раздалась слабая, будто вздрагивающая музыка. Эдвард блаженно зажмурился, но мелодия тут же прервалась, он заглянул в шкатулку и сердито сказал:

– Тут какая-то штука в шестеренки попала.

Он вышвырнул мешавший ему предмет, Генри инстинктивно поймал его на лету – и сел на землю. Это был прозрачно-красный стеклянный цветок.

Какое-то время Генри просто глядел на него под звуки бодрой мелодии, лившейся из шкатулки, а потом все же заставил себя развернуть полуистлевший кусок бумаги, которым была обернута ножка цветка. Это была записка – такая выцветшая, что Генри с трудом разобрал слова.

«Мама, я добыл цветок памяти! Теперь ты вспомнишь все, что болезнь заставила тебя забыть. Отправляю цветок, спрятав в твою шкатулку, чтобы по дороге такую ценность не разбили и не украли. Память почти оставила тебя, но я знаю точно: ты все равно вспомнишь, в каком порядке нажать ноты на шкатулке, которую сама сделала. Я не знаю, когда смогу вернуться домой, но я счастлив от мысли, что ты вспомнишь меня и будешь ждать. Твой Нильс».

Если записка пролежала нетронутой столько сотен лет, значит, посылка так и не была доставлена. Видимо, лютая тварь напала на место, откуда Нильс собирался отправить шкатулку, убив и его, и всех вокруг. Но музыка Зверя не интересовала, так что открыть шкатулку он не потрудился и просто бросил ее к другой добыче.

Значит, Барс все-таки слышал его, – недаром шкатулка с цветком оказалась прямо у Эдварда под ногами. Генри погладил красные лепестки. Единственная награда, которой он хотел, сама пришла к нему, и, несмотря на все, что произошло, в этот момент он понял, что такое счастье. Он собирался уже разбить цветок о свою грудь – и замер.

Эдвард возился у его ног и тряс замолчавшую шкатулку. А что, если… Генри не был уверен, что получится, но не мог больше выкинуть эту мысль из головы. Он сел напротив Эдварда и сжал его плечо, чтобы не вертелся.

Главное – не передумать.

– Если не выйдет, мы хотя бы попытались, так? – пробормотал Генри и разбил цветок о его грудь.

Несколько осколков упало вниз, остальные тут же впитались в ткань куртки, легко, будто превратились в воду. Генри закусил костяшки пальцев. У него было чувство, что он совершил самый глупый поступок в своей жизни. Никто ведь не говорил, что цветок памяти отменяет действие цветка забвения, никто вообще, скорее всего, не расходовал их на одного человека. Каким надо быть идиотом, чтобы лишиться всего, о чем мечтал, ради слабой надежды на то, что…

Эдвард посмотрел на шкатулку. Потом на Генри, по-прежнему сжимавшего его плечо.

– Руки свои от меня убери! – прошипел Эдвард и всем телом дернулся назад, выронив шкатулку. – Что здесь вообще происходит?

Генри издал короткий, отрывистый звук, сам не понимая, смех это или стон облегчения. В груди у него вспыхнуло яркое, великолепное ощущение триумфа. От убийства Зверя он такого не чувствовал. В том, чтобы уничтожить живое существо, способное говорить и мыслить, нет ничего приятного, это охота, вынужденная мера, а сейчас это было как будто убийство наоборот. На лице Эдварда медленно проступало потрясение – он, кажется, вспомнил, как провел последний час, и Генри засмеялся в голос, уронив руки между колен. Эдвард всегда легко краснел, и от злости, и от стыда, но сейчас он мгновенно и полностью залился таким багровым цветом, какого Генри вообще никогда не видел на человеческом лице.

– Позорище, – простонал Эдвард, обхватив свой стриженый череп, а потом резко выпрямился, будто что-то вспомнил. – Где твой отец? Я слышал, как ты на него кричал, но, боюсь, был слишком занят… чем-то тут. – И, подобрав господина Теодора, мрачно сунул его в карман.

Генри не хотелось об этом говорить, но если он чему и научился за последнее время, так это тому, что от секретов становится только хуже.

– Помнишь свой сон про Барса? – скрепя сердце начал он и рассказал обо всем, что произошло.

Эдвард молча выслушал, глядя на Генри непонятным, беспокойным взглядом. Генри ждал гнева, возмущения, ужаса, – хоть чего-то из того, что можно ожидать, когда рассказываешь, как упустил своего отца-преступника вместе с предметом, который сулит пока непонятные, но определенно большие неприятности. Эдвард только прокашлялся и сказал такое, что Генри понял: кажется, все эти приключения не прошли даром для его способности соображать.

– Думаю, ты сделал, что мог, – проговорил Эдвард, обхватив разодранный локоть. Рукав у него уже давно потемнел от крови, но, видимо, последнее время Эдвард был настолько не в себе, что даже про боль забыл.

Сказать больше было нечего, и Генри пошел туда, где лежала Лотта. Все это время он старался обходить ее тело как можно дальше, но больше тянуть было нельзя. Эдвард говорил, что мертвых людей зарывают в землю в специальном месте, а значит, Лотту нужно отсюда забрать. Переступая через птичьи тельца, он подошел к Лотте и вгляделся в ее лицо.

– Я смогу. Она не настоящая, – тихо проговорил он, чтобы Эдвард не услышал и не посмеялся над тем, что он боится мертвой девушки, никак не способной сделать ему что-нибудь плохое. – Настоящая – это та, которую я помню. Мама сказала, память – тоже волшебство.

Генри заставил себя поднять тело на руки и, стараясь на него не смотреть, пошел к выходу из пещеры.

– Он завален, если ты не заметил, – устало сказал Эдвард. – Мы тут замурованы. Такие камни не убрать.

– Нам и не придется.

Генри аккуратно опустил Лотту на землю и снял перчатку. Ощущение победы все еще наполняло его до краев, и он чувствовал: сейчас огонь его не захватит, даже если он решит уничтожить всю гору целиком. Генри приложил руку к камням, чувствуя, как вокруг расползается тепло. Пепел проглатывал валуны один за другим. Когда выход был свободен, Генри спокойно надел перчатку, поднял Лотту и зашагал вперед.

– А сокровища? – растерянно спросил Эдвард.

– Думаю, они принадлежат Зверю, – ответил Генри, не оглядываясь. – Чем больше заберем, тем больше он награбит в следующий раз, чтобы восполнить потерю. То, что было нужно, мы уже взяли.

Эдвард молча пошел за ним, и Генри так и не понял, – то ли он согласился, то ли просто боялся спорить с тем, кто только что уничтожил гору камней.

Путь наверх показался Генри совсем коротким – наверное, потому что темный ход больше не пугал его. Генри чувствовал себя так, будто вообще разучился бояться. А вот удивляться, кажется, нет, – когда он вышел наружу через проем с обезьянами, оказалось, что солнце уже начало клониться к вечеру, и Генри представить не мог, как они ухитрились провести в пещере так много времени.