Фантастика 2023-153. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Романов Илья Николаевич

– Про какую тайну говорил Зверь?

– Ну, он сдох и больше не может ее разболтать, верно? – пожал плечами отец, но Генри отлично видел: ему не по себе. – Забудь об этом, Генри.

Взгляд отца не приказывал, а просил, и это было настолько не похоже на него, что Генри опустил голову. Радость от победы над чудовищем таяла, как он ни пытался ее удержать.

Он издалека посмотрел на тело Лотты в окружении трупиков птиц, но так и не смог заставить себя подойти. Этот безжизненный предмет, который раньше был Лоттой, вызывал у него только ужас. Он видел сотни мертвых животных, но оказалось, что мертвый человек – это совершенно другое.

– Эдвард! – крикнул Генри.

Тот не отозвался. Генри звал снова и снова и злился все больше, потому что его пугало это молчание. Лотта мертва, надежда узнать о матери потеряна, – какое Эдвард имеет право добавлять плохих новостей?

А потом ему пришла в голову странная мысль: возможно, в игре под названием прятки, о которой говорил Эдвард, не положено выходить, когда тебя зовут. Искать принца среди залежей барахла было глупейшим занятием, но это хотя бы отвлекало, и Генри пошел вдоль краев пещеры, заглядывая в каждый угол.

Прятаться Эдвард действительно умел – на то, чтобы его обнаружить, ушло минут двадцать. Увидев опрокинутый плетеный короб метровой высоты, набитый свернутыми тканями, Генри с силой толкнул его ногой. Короб не откатился, хотя ткань вряд ли была настолько тяжелой, и Генри со вздохом вытащил несколько верхних отрезов.

– Я даже не понимаю, как ты туда поместился, – сказал он.

Эдвард вылез наружу, широко улыбаясь, но тут же нахмурился и отполз.

– Ты весь в краске, – мрачно заявил он, ткнув в залитую кровью рубашку Генри. – Мама будет сердиться. Вещи надо беречь, ты что, забыл?

Генри крепко взял его за локоть и потащил к отцу, который при виде них с видимой неохотой оторвался от изучения каких-то кубков.

– Папа, что с ним? Зверь швырнул в него какую-то стеклянную штуку, и с тех пор он ведет себя так, будто ему отшибло мозги. Считает, что я его мертвый брат, и все время пытается играть.

– Осколки найти сможешь? – спросил отец, опасливо поглядывая на Эдварда. Эта широкая улыбка, кажется, пугала даже его.

Генри отыскал нужное место, собрал несколько кусков стекла, – и понял, что произошло, еще до того, как ссыпал их в руки отцу. Точно такие же осколки, похожие на лепестки, они вчера нашли на теле спящей Лотты – только те были голубые, а эти желтые. «Голубой цветок сна, красный цветок памяти, желтый цветок забвения», – сказал тогда Эдвард.

– Я пару раз, еще в юности, видел, как действует цветок забвения, – проговорил отец, разглядывая осколки. – Их использовали для лечения, если человек пережил что-то настолько страшное, что не мог с этим справиться. Но прежде чем разбить цветок о человека, лекарь должен был четко сказать, что хочет стереть. Последний день, три дня, неделю. Я помню, что больше месяца никто не стирал, слишком опасно – можно повредить человеку разум.

– Но Зверь ничего не сказал, когда бросил цветок, – пробормотал Генри. До него дошло. – Эдвард просто забыл все, так? Но он же помнит, как играть, как прятаться, и свою мать, и…

– Воспоминания раннего детства – основа внутреннего мира, их невозможно стереть. Он помнит только людей и события, которые видел лет до шести, потому и считает, что ты его брат. Хоть спасибо, что меня мамой не называет.

– И как все это исправить?

Отец покачал головой и выбросил осколки.

– Это не исправить, Генри. Такой цветок даже тогда был редчайшим предметом. Если уж его применяли, то не для того, чтобы потом передумать.

Генри оглянулся на Эдварда, но тот испуганным не выглядел, только морщил лоб, будто пытался понять, о чем речь, и не мог.

– Мы вернем его королю, – пробормотал Генри. – Тот придумает, что делать.

У отца вырвался такой недоверчивый, презрительный смешок, что сразу стало ясно, какого он мнения о короле.

– Ты еще не понимаешь, что за человек король Лоренс, – мягко проговорил отец. – Он не злой, вовсе нет, просто трудности ставят его в тупик. Он способен на короткие припадки храбрости, вроде того, когда он вывел людей за стену, но если нужно долго и последовательно бороться с проблемой, толку от него мало.

– Просто ты злишься, что тебе не удалось отнять у него трон, – возразил Генри.

– Не глупи. Мы с тобой давненько друг друга знаем – злость хоть когда-то мешала мне здраво оценивать положение? Мы с Джоанной триста лет следили за всем, что происходит во дворце, а уж последние лет пятнадцать – особенно. Жаль, конечно, что пришлось избавиться от младшего принца, но король с самого начала был для нас идеальной мишенью. Мы всегда знали, что если нанести ему удар, он от него не оправится.

– Да при чем здесь это? – взвился Генри. – Эдвард его сын, король ему поможет.

Отец утомленно потер лицо.

– Никакого родительского таланта у Лоренса и в хорошие времена не было, как, впрочем, и у сбежавшей королевы. Иногда мне кажется, что таким юным созданиям вообще не стоит заводить детей. Эдварда так подкосила смерть брата, потому что большую часть времени они были предоставлены сами себе, а в следующие десять лет король относился к нему как к худшему врагу, – и это, позволь заметить, никакими моими злодейскими планами не объяснить. Какого ума надо быть, чтобы всерьез возненавидеть ребенка за то, что он на пять минут потерял из виду надоедливого младшего брата?

– Ближе к делу, – уронил Генри.

Он чувствовал: отец клонит к чему-то, что ему не понравится.

– Как думаешь, что наш драгоценный Лоренс сделает, когда ты приведешь к нему наследника престола, считающего, что самое веселое развлечение – это игра в кубики? Поверь, он бы предпочел, чтобы Эдвард пал в битве – героическая смерть лучше позора. Убить его у Лоренса не хватит духу, так что он запрет его и будет до конца жизни держать под замком.

– Как ты запер Сиварда. Ты ведь такой хороший отец, – не выдержал Генри.

Будь Сивард безобидным дурачком, я бы никогда с ним так не поступил. Но он сам знал, что опасен. У него был твой дар, но не было ни крупицы твоей силы воли и бараньего упрямства. Если бы он жил среди людей, он вошел бы в силу еще до десятого дня рождения! – Отец с каждым словом говорил все громче. Видимо, Генри задел его за живое. – К Сиварду, кстати, все время приходили мы с Ингваром, а еще у него была отличная няня. А Эдварду на компанию рассчитывать не придется, так что я предлагаю тебе поступить милосердно.

– Как? – спросил Генри, хотя и сам уже все понял.

– Убить его так, чтобы ничего не успел понять, и сказать королю, что он погиб в битве с чудовищем, как герой.

Генри молчал, сжимая и разжимая кулаки. Хуже всего было то, что он знал: отец прав. Ему стало тошно, когда он представил, как Эдвард будет кричать и звать родителей, когда его запрут под присмотром какого-нибудь перепуганного слуги. Эдвард мечтал впечатлить отца, а теперь будет вызывать у него только страх, презрение и стыд, а матери и брата, которые, наверное, любили бы его даже таким, уже давно нет. Генри медленно отстегнул от пояса меч и протянул отцу.

– Я его отвлеку, – глухо сказал Генри.

У него все внутри болело от тоски, но он заставил себя сесть напротив Эдварда. Тому непонятный разговор уже давно наскучил – сидя на полу, он перекладывал с места на место драгоценные камни, чуть приоткрыв рот.

– Что… что ты делаешь? – спросил Генри.

Эдвард был, кажется, слишком занят, чтобы ответить, но тут Генри и сам заметил, что камни не просто валяются на полу. Они выложены в линию от темного к светлому, с аккуратными переходами в каждый следующий оттенок: фиолетовый, синий, прозрачно-голубой, и так вплоть до красного, который превращался в разбавлено-розовый и потом – в прозрачный.

– Не знаю, какой темнее, – этот зеленый или этот синий? – Эдвард показал ему два искристых камня. – Хочешь, скажу, как называется этот? Изумруд. Дедушка говорил, его зовут камнем надежды, а еще он лечит боль в суставах.