Скотт Бэккер - Падение Святого города
Эсменет по-прежнему относилась к чтению как к «занятиям», хотя все уже давалось ей легко, без усилий. Теперь она не просто радовалась возможности почитать, но порой смотрела на свое скромное собрание свитков и манускриптов так же, как на шкатулку с косметикой. Но если косметика помогала унять тревоги ее былого «я», то чтение действовало иначе: что-то менялось, а не успокаивалось. Написанные чернилами значки превращались в ступеньки лестницы, в бесконечно длинную веревку, что позволяло ей подниматься все выше и видеть все больше.
— Ты усвоила урок,— сказал ей Келлхус в один из редких моментов, когда они завтракали вместе.
— Какой урок?
— Поняла, что уроки никогда не кончаются.— Он рассмеялся, пробуя горячий чай.— Что невежество бесконечно.
— Как же тогда,— спросила Эсменет, одновременно польщенная и встревоженная,— кто-то может быть в чем-то уверен?
Келлхус улыбнулся с хитринкой, которая так ей нравилась.
— Они думают, что знают меня,— ответил он.
Эсменет бросила в него подушку, и это было чудесно — бросить подушку в пророка.
Она опустилась на колени перед ларчиком слоновой кости, где хранилась ее библиотека. Как всегда, с наслаждением втянула запах промасленных переплетов. Их было немного — фаним Карас-канда не интересовали.книги идолопоклонников, они держали у себя лишь переводы на шейский. Поскольку ни одна из рабынь не умела читать, Эсменет пришлось самой перебирать и упаковывать манускрипты, снятые с полок в бывшей комнате Ахкеймиона. Тогда она с неохотой взяла «Саги» и сейчас, увидев их под томом Протатиса, ощутила то же самое чувство. Эсменет нахмурилась и решила почитать их в постели, изумляясь тому, что Армагеддон так легок. Она устроилась на любимой круглой подушке. Пробежала пальцами по свитку, перед тем как его развернуть, и скользнула взглядом по татуировке на своем левом запястье.
Это действовало как колдовство, тотем — что-то вроде списка ее предков. Та женщина, сумнийская блудница, сидевшая на подоконнике, выставив напоказ голые бедра, казалась Эсменет совсем другим человеком. Их объединяла общая кровь и более ничего. Ее нищета, ее запах, ее падение, ее простоватость — все свидетельствовало против нее.
Сегодняшнее положение и власть заставили бы прежнюю Эсменет зарыдать от восторга. В новой иерархии наскенти и Судей, которую Келлхус привил на древо старых шрайских и культовых иерархий, она, Госпожа и Супруга, занимала второе место. Гай-ямакри подчинялся ей. Готиан подчинялся ей. Верджау... Даже властители, люди вроде Пройаса или Элеазара, должны ей кланяться. Ради нее изменили джнан! И это, как обещал Келлхус, только начало.
Была еще и сила ее веры. Прежняя Эсменет, циничная шлюха, едва ли смогла бы это понять. Ее мир был темен и изменчив, люди в нем получали власть и влияние по необъяснимой прихо-
ти судьбы. Былая Эсменет и мечтать не могла о благоговении, окружавшем ее теперь. По правде сказать, иногда ее старые инстинкты просыпались: наедине с собой она становилась подозрительной и испытывала сомнения. Ведь она переспала со слишком многими жрецами.
Прежняя Эсменет никогда не согласилась бы, что понимание означает доверие.
А тут еще и беременность. Она считала, что вынашивает не просто сына, а саму судьбу... Как бы она смеялась над этим раньше!
Но более всего, без сомнений, прежнюю Эсменет поразило бы знание. В этом отношении она была человеком особенным. Очень немногие люди так переживали свое невежество. Из тщеславия они признавали лишь то, что знали прежде. И поскольку значимость прямо зависела от осведомленности, они предпочитали думать, будто постигли все возможные истины. Их забывчивость становилась очевидной.
Эсменет всегда понимала, что ее мир, несмотря на его широту, - лишь подделка. Именно потому она использовала окружаюцих ее людей как проходы и окна в разные концы мира. Именно потому Ахкеймион стал для нее дверью в прошлое. А Келлхус...
Он переписал мир до основания. Мир, где все были рабами повторения, двойной тьмы привычек и стремлений. Мир, где убеждения склонялись на сторону сильных, а не правых. Прежнюю Эсменет это бы удивило и рассердило. Но теперь она пришла к вере.
Мир и правда полон чудес, но лишь для тех, кто осмеливается отбросить былые надежды.
Эсменет глубоко вздохнула и развязала кожаный шнурок на первом свитке.
Как и «Третья аналитика рода человеческого», «Саги» были известны даже неграмотным простолюдинам вроде самой Эсме-
нет. Странно было вспоминать свои впечатления от подобных вещи до встречи с Ахкеймионом или Келлхусом. Она знала, что Древний Север — нечто очень важное; сами эти два слова как буд-то имели вес, от них мурашки шли по коже. Они ложились свинцовым грузом, как знамение потери, гордости и неумолимого суда веков. Эсменет знала о He-боге, Армагеддоне, Испытании,
но относилась к ним как к абстрактным понятиям. Однако Древний Север представлял собой реальное место, она могла указать на карте. Название его действовало так же, как слова «скюльвенд» или «Бивень»: вызывало ощущение надвигающегося рока. В «Сагах» были собраны слухи, относящиеся к нему. Книги, честно говоря, порой внушают страх — так городские жители опасаются змей. Лучше их избегать.
Когда Ахкеймион упоминал о «Сагах», он делал это лишь затем, чтобы преуменьшить их значение или вообще отмахнуться. Для адепта Завета, говорил он, они подобны жемчугу на шее трупа. Об Армагеддоне и He-боге он рассказывал как о ссоре между родственниками — словно сам все видел, да еще в таких выражениях, что у нее волосы дыбом вставали. В итоге мрачный и суровый Древний Север становился чем-то совсем запутанным и неописуемым, фоном для бесконечного перечисления угасших надежд. По сравнению с этим «Саги» казались глупыми, даже недопустимыми. В тех редких случаях, когда о них упоминал кто-то другой, Эсменет усмехалась про себя. Что они все могут об этом знать? Даже те, кто умеет читать...
Но чем больше она узнавала об Армагеддоне, тем яснее ей становилось, что о самих «Сагах» она ничего толком не знает. Когда Эсменет беспечно развернула первую часть свитка, она ощутила свое невежество со странной силой утраченной иллюзии. Несмотря на заглавие, она обнаружила, что «Саги» состоят из отдельных работ, написанных разными авторами. Известны имена только двоих из них — Хеджвртау и Нау-Ганора. Имеется всего девять саг, начиная с «Кельмариады». Одни представляли собой эпические поэмы, другие были прозаическими хрониками. Эсменет упрекнула себя: опять ожидает простого там, где оказывается сложное. Как всегда.
Она понятия не имела, откуда Келлхус взял этот свиток. Древний манускрипт был не просто написан, а в той же степени нарисован — явно трофей из библиотеки какого-то мертвого книжника. Пергамент выделан из шкуры нерожденного теленка, мягкий и гладкий. И стиль письма, и почерк, и тон предисловия переводчика казались предназначенными для вкусов иного читателя. Эсменет сразу оценила то, что история, изложенная в свитке, была и в самом деле исторической. Почему-то она никогда не думала, что писание может быть частью того, о чем оно повествует. Книги всегда оставались вне собственного сюжета.
