Скотт Бэккер - Падение Святого города
Стальные клинки. Звон щитов. Затем — рев и сияние.
Почти все нансурцы остановились и развернулись: Некоторые подпрыгивали, чтобы рассмотреть топоры, разящие их слева. Немногие умники оценивающе разглядывали окна и двери окрестных домов.
Потом пропел второй рог, и Найюр ринулся вперед со скюльнендским боевым кличем. Его бойцы врезались в спину ошара-
шенным пехотинцам Нансура. Найюр ударил в челюсть первого обернувшегося к нему солдата, а второго схватил под мышку, пока тот пытался высвободить копье. За секунды были перебиты несколько сотен. Затем конрийцы с южной стороны внезапно очутились лицом к лицу с туньерами, двигавшимися на север.
Раздались хриплые радостные крики, но Найюр мигом прекратил их неистовым воплем:
— Прочь с улицы! Прочь с улицы!
Неестественный шум возобновился.
Дальнейшая битва не походила ни на одно прежнее сражение. Черноту ночи пронзали вспышки колдовского света. Кого-то убили, кто-то сам убивал. Люди гонялись друг за другом в лабиринте развалин, дрались на открытых улицах врукопашную, выбивали друг другу зубы, кровь брызгала им на лица. В темноте жизнь Найюра повисала на волоске, спасали только сила и ярость. Но на свету — лунном или от пожара — нансурцы отступали и оборачивали против него тупые концы копий.
Конфас хотел взять его живым.
У Найюра не хватило бы места на руках для свазондов, заслуженных той ночью.
Когда он в последний раз видел Скайварру, тот вместе с бандой своих косматых пиратов порубил отряд пехотинцев и готовился встретить атаку кидрухилей. Санумнис умер у него на руках, захлебнувшись кровью. Тройатти, как и множество хемскильваров, погиб под ливнем колдовской нафты, не задевшей Найюра. Что случилось с Тирнемом и Саурнемми, скюльвенд так и не узнал.
В конце концов Найюра и горстку его людей — троих конрий-цев в шлемах с боевыми масками, похожих на удивительные машины, и шестерых туньеров, у одного из которых на белокурых косах болтались высушенные головы шранков,— загнали на широкую лестницу под руинами фанимского храма. Враги рубили и кололи воинов, пока в живых не остались лишь двое: Найюр и безвестный туньер. Они стояли плечом к плечу, тяжело дыша. На ступенях у их ног грудой лежали мертвецы. Раненые ползли и пытались подняться, как пьяные. Все вокруг тонуло в крови. В темноте раздавались приказы офицеров, внизу на фоне горящих до-
мов выстраивались боевые ряды. Солдаты снова бросились в атаку. Норсираец расхохотался, взревел и занес свою огромную боевую секиру. Копье вонзилось ему в шею, и он упал вперед, грудью на мечи.
Найюр возбужденно взвыл. Нансурцы наступали на него с перекошенными от ужаса и решимости лицами, выставив тупые концы копий. Найюр прыгнул в самую гущу врагов, воздев покрытые шрамами руки.
— Я демон! — рычал он.— Демон!
Его пытались схватить, а он ломал им руки, разбивал лица, сворачивал шеи, калечил спины. Кровь брызгала в небо, когда он вырывал еще бьющиеся сердца. Мир распадался, как гнилая шкура, а Найюр был как железо. Только он.
Он был одним из Народа.
Нансурцы вдруг дрогнули, отступили и укрылись за щитами тех, кто стоял сзади. Они с ужасом смотрели на его окровавленный силуэт. Казалось, вся земля охвачена огнем.
— Тысячу лет! — прорычал он.— Тысячу лет я насиловал ваших жен! Душил ваших детей! Убивал ваших отцов! — Он взмахнул сломанным мечом. Кровь струей текла с его локтя.— Тысячу лет я охотился на вас!
Он отшвырнул меч, схватил копье и метнул его в солдата, стоявшего напротив. Копье пробило щит, кирасу и прошило тело насквозь.
Найюр расхохотался. Ревущее пламя подхватило этот смех, наполнив его смертоносным колдовством. Крики, вопли. Кое-кто уже бросил оружие.
— Взять его! — послышался крик.— Вы нансурцы! Нансурцы! Знакомый голос.
Он мгновенно вернул им осознание общей силы, совместно пролитой крови.
Найюр опустил голову, оскалился...
На сей раз они бросились все разом, опрокинув скюльвенда, как волна. Он отбивался и вырывался, но его свалили на землю. Все поплыло. Враги, как воющие обезьяны, плясали вокруг него и били его, плясали и били.
А потом они пропустили к Найюру своего непобедимого экзальт-генерала. Над его прекрасным избитым лицом к небу поднимался дым, заслоняя звезды. Глаза Конфаса были прежними, только нервными. Очень нервными.
— Точно такой же,— презрительно выплюнул он разбитыми губами.— Точно такой же, как Ксуннурит.
И когда тьма опустилась на Найюра, скюльвенд наконец понял: дунианин послал его сюда не для того, чтобы он убил Конфаса.
А для того, чтобы он сам стал жертвой Икурея.
Глава 8
КСЕРАШ
Надежда — лишь предвестник сожаления. Это первый урок истории.
Касид. Кенейские анналыВспоминать Армагеддон — значит переживать его. Именно это делает саги, при всей их буйной красоте, такими чудовищными. Несмотря на свои торжественные заявления, авторы их не трепещут и почти не скорбят. Они ликуют.
Друз Ахкеймион. Компендиум Первой Священной войныРанняя весна, 4112 год Бивня, Ксераш
По приказу Воина-Пророка в Героту начали просачиваться отдельные соединения Священного воинства. Лорд Сотер и его кишьяти по Геротскому тракту первыми подошли к черным стенам города. Властный айнонский пфальц-граф подъехал прямо к вратам, которые Люди Бивня называли Двумя Кулаками, и потребовал переговоров с правителем-сапатишахом. Ксерашцы ответили, что только страх перед жестокостями заставил их запереть ворота. Нa это лорд Сотер рассмеялся, закончил беседу и отъехал на возделанные поля вокруг города. Он разбил первый осадный лагерь посередине вытоптанного поля сахарного тростника.
Воин-Пророк приехал утром следующего дня вместе с Пройасом и Готианом. Вечером жители Героты прислали послов, чтобы посмотреть на лжепророка, сразившего их падираджу, и дого-
вориться с ним. Однако для торга у них не хватало духу. Похоже, сапатишах Ксераша Утгаранги и все оставшиеся в живых кианцы покинули город несколько дней назад. Вскоре посольство вернулось к Двум Кулакам, уверившись, что другого выбора, кроме как сдаться без предварительных условий, у них нет.
После долгого форсированного марша ночью прибыл Готьелк с основными силами тидонцев.
Утром геротские послы уже висели на стене над огромными вратами. Их выпущенные кишки болтались до самой земли. По словам перебежчиков, сумевших покинуть город, ночью случился бунт. Его возглавили жрецы, верные прежним кианским господам.
