Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!
— Сибилла Лебедушка! Краса театра, гордость сцены! Выйди на балкон!
Толпа притихла, предвкушая что-то восхитительно интересное. Что-то такое, о чем будет судачить весь город — а они увидят своими глазами.
— Волшебница! — незримым дождем падало с небес. — Сибилла, белая лебедь! Выйди на балкон, яви высокую милость!
Сибилла Крэй услышала призыв — да и кто бы не услышал?
Она вылетела на балкон — и, моментально поняв, что происходит, эффектным жестом простерла красивые белые руки к кораблю. В стареньком платье, с наброшенной на плечи шалью, Сибилла была в этот миг прекрасна, как одна из Младших богинь.
Паяц тут же умелся с балкона: он никогда не портил сцены товарищам по труппе.
С корабля полетела длинная веревочная лестница. По ней ловко принялся спускаться молодой человек в черном с серебром камзоле. Небоход был без шляпы, ветер трепал его черные волосы.
Рядом с небоходом на тонкой веревочке спускался большой сверток, к которому был привязан букет цветов.
Зеваки одобрительно загалдели, наслаждаясь бесплатным представлением. Толпа заметно выросла. Из окон соседних домов гроздьями торчали головы. Жильцы перекликались, пытаясь узнать друг у друга, что происходит.
Джош Борха шумно вздохнул.
— Ах, проказница! — растроганно произнес он. — Да об этом слух уйдет в Спандию и Джермию! Мы бы с тобой, Генн, до такого не додумались. Да и шхуну нанять — дорогое удовольствие. Как же она все это обстряпала, а? Вот что значит матерая театральная змея!
Племянник, никогда не споривший с хозяином театра, поспешил восхититься:
— Опыт есть опыт, дядя. Нашим свистушкам у нее еще учиться.
— Продлишь ей контракт, — распорядился Джош.
В коридоре пискнула Златокудрая Розабелла. Мужчины не обратили на нее внимания.
Капитан поравнялся с балконом, с небрежной грацией циркача спрыгнул на перила, а оттуда — на балкон. Он завел конец веревочной лестницы за перила и опустился перед актрисой на одно колено. Та царственным жестом протянула ему руку для поцелуя.
Толпа восхищенно завопила.
— Контракт подпишешь сегодня, — деловито уточнил хозяин. — За шесть дней весть об этом балагане дойдет до «Неслыханных зрелищ». Не увели бы у нас золотую змейку… Если начнет трепыхаться, разрешаю увеличить жалованье. Не перестарайся… так, прибавь немножко…
На балконе молодой небоход поднялся на ноги, по-кошачьи точным движением поймал спущенный на веревке сверток с привязанным букетом, оборвал веревку и с изящным поклоном положил подарок перед красавицей. Та милостиво кивнула, принимая подношение.
— Из этого небесного галчонка вышел бы неплохой актер, — усмехнулся Борха-старший.
А племянник оценивающе глянул на расшумевшуюся толпу, прикинул, как каждый из этих людей понесет по городу новость, и хмыкнул:
— Сегодня Порт-о-Ранго будет аплодировать не прекрасной дочери вождя, а ее сопернице-шаманке.
Небоход на балконе уже взялся за веревочную лестницу… и вдруг выпустил ее, обернулся к Сибилле, заключил красавицу актрису в объятия и крепко поцеловал.
Рев толпы достиг высшего накала. Люди размахивали руками, орали что-то одобрительное; многие, не сдержавшись, целовали стоящих рядом женщин, а те не визжали и не вырывались. Всех накрыли своим крылом чары яркой романтической сцены.
Джош Борха покрутил головой, глянул на толстяка в окне напротив, который стиснул в объятиях свою грудастую супругу, и твердо заявил:
— В «Любимце богов» королеву будет играть Сибилла. Как кивнула-то… всем змеям змея!
За дверью послышался жалобный вскрик и звук падения. Джош Борха глянул за порог и буднично сказал:
— Обморок тебе надо отработать. Плохо теряешь сознание, невыразительно.
А небоход уже поднимался по лестнице на борт, ловкий, легкий, красивый, и все женщины, даже старухи, тихо и жадно стонали, провожая его взглядами.
Чуть кренясь на правое крыло, шхуна неспешно заскользила в воздушном потоке на юг, оставляя позади вольный город Порт-о-Ранго. Впереди и внизу лежал горизонт, иззубленный Хэдданскими горами.
Ожерелье-III. Паутина
1
В дворцах и самые шпалеры
Подчас владеют даром речи.
Ты знаешь, почему на них
Изображаются фигуры?
Чтобы напомнить: кто-то хмурый,
Быть может, за ковром притих.
Лопе де ВегаХоллис Айланн, офицер дворцовой гвардии его величества Аргента Второго, нервно поглядывал то вдоль пустой и мрачной Гобеленовой галереи, то на огромную вышивку в двух шагах от себя. Красивое лицо с рыжеватыми усиками было бледно, а на лбу, под форменным гвардейским беретом, выступили крупные капли пота.
Гобелен, на который эрл Холлис бросал полные страха и отвращения взгляды, отнюдь не заслуживал таких чувств. Пышнотелая дева с бронзовой кожей, наряженная лишь в передник из перьев заморских птиц, жеманно протягивала в сторону раздраженного Айланна букет цветов. Гобелен назывался «Покорение Альбином Таумеклана», и покоренная дева всем своим видом показывала, что ничего не имеет против завоевателей — и, надо полагать, особенно против красавчика-гвардейца.
Но голос, идущий от гобелена, был не страстным, не томным, не покорным… и, что самое неприятное, голос этот был мужским.
— Сколько дней ее высочество пребудет в Андерхилле?
— Либо три, либо четыре.
— Разве время принцессы не расписано по часам? Почему «либо три, либо четыре»? — строго поинтересовалась таумекланка.
Айланн заколебался.
То, что он делал до сих пор, было… ну, некрасиво. Выдавать тайны, доверенные ему царственнородной любовницей… да еще ради денег… а человек, который беседует с ним сквозь гобелен, вряд ли желает добра ее высочеству…
Нехорошо, ах, как нехорошо…
Но поймать на этом благородного гвардейского офицера вряд ли сумеют. Конечно, о поездке принцессы известно узкому кругу придворных, но в этот круг кто только не входит! И высокопоставленные лица, организовавшие сговор принцессы Эннии с принцем Джиакомо, и командир охраны, и лейб-медик, сопровождающий принцессу в поездке, и статс-дама, и парочка фрейлин. А фрейлины могли проболтаться своим дружкам, так что служба графа Данкерна будет иметь богатый выбор подозреваемых.
А вот то, что принцесса шепнула любовнику ночью, знают только он, она и подушка…
Человек за гобеленом правильно истолковал сомнения молодого офицера.
— Вы, конечно, можете отказаться сотрудничать с нами, — произнес он сухо. — Но тогда мы не гарантируем конфиденциальности. Графу Данкерну будет весьма любопытно узнать о вашей былой разговорчивости.