Владимир Лещенко - Тьма внешняя
Его дар действовал не на всех, а на тех, кто был подвержен внушению, воздействовал по разному. Однако, у четырех из пяти человек он мог начисто стереть из память какое-нибудь событие(например, заставить отдать деньги, а потом забыть о них, словно их и не было никогда), склонить к угодному ему решению, пробудить в женщине любовную страсть… С одними это было просто, других приходилось исподволь наводить на нужную мысль, а потом осторожно закреплять ее. Случалось, правда, что попытки применить это умение приводили к большим неприятностям. Стоило незаметно перенапрячься – и расплата, в виде сводящих с ума головных болей, против которых были бессильны любые лекарства, не заставляла себя ждать.
Кроме того опасность подстерегала и с другой стороны. Родственники обольщенной им купеческой вдовы (весьма небедной да, к тому же, красивой и молодой), золотом которой он рассчитывал завладеть с помощью женитьбы, обвинили его в колдовстве. Ему пришлось бежать из того паршивого тосканского городишки, спасаясь от внимания инквизиторов.
…Разумеется, он ничего об этом не рассказывал даже немногим собратьям по темному искусству. И уж тем более двум ничего не смыслящим болванам, сопровождавшим его сейчас, единственное предназначение которых – умереть, когда это потребуется, чтобы уцелел он. Интересно: кому из них Людовик Сентский поручил в случае чего всадить ему нож под лопатку? Скорее уж тому бородатому высокому крепышу с цепким взглядом. Второй – как его там – Оливье, выглядит дурак дураком. Правда, все может быть как раз наоборот, и он только прикидывается простачком. В любом случае это не удастся – Артюр догадается о его намерениях заранее.
Колдун усмехнулся вспомнив, каким недоумевающе глупым стало лицо гнавшегося за ним мужлана, уже предвкушавшего, как вонзит сталь в спину удирающего труса, когда бежавший впереди Артюр вдруг растворился в воздухе. И каким ужасом наполнились его глаза, когда бесследно сгинувший враг вдруг возник в двух шагах от него, а неведомая сила вмиг парализовала все члены.
…В итоге, после всех странствий, судьба забросила Артюра в Авиньон, где он и решил на некоторое время обосноваться.
Он понимал, разумеется, что попытка зарабатывать деньги с помощью колдовства будет (во всяком случае на первых порах) стоить ему смерти на костре. Чтобы добыть хлеб насущный, ему пришлось вспомнить отцовское ремесло. Довольно быстро его снадобья приобрели известность, и к нему стали обращаться лучшие лекари Авиньона.
А по ночам в заднюю дверь его дома украдкой проскальзывали другие посетители. Те, кому требовались иные, запретные травы и декокты. За них он, без разговоров, требовал столько, сколько его отец не всегда зарабатывал за год, и в немалой степени поэтому его средства считались особенно действенными.
Очень скоро большую часть его ночных посетителей составили женщины. Куртизанки, а то и жены знати и богачей, некстати забеременевшие в отсутствие супруга. Те, кто был недоволен холодностью и равнодушием мужчины или, наоборот, не знал, куда деваться от вызывающих отвращение ласк. Те, кто во что бы то ни стало хотели стать женой какого-нибудь гордеца и готовы был прибегнуть хоть к помощи Князя Тьмы, и те, кто хотел отвадить мужа от ненавистной соперницы.
Многие из них оказывались в его постели – кто-то повинуясь его магнетической силе, но большинство почти без всяких стараний с его стороны. Им, наверное, было любопытно узнать: какова любовь колдуна. Довольно скоро он приобрел заслуженную славу, сумев при этом не привлечь к себе внимание властей светских и церковных. И не столь уж удивительно, что вскоре, по рекомендации одной из клиенток, его взял к себе на службу не кто-нибудь, а именитый князь церкви – почти всемогущий кардинал Джованни Орсини. Стареющему священнослужителю нужен был человек, хорошо разбирающийся в средствах, укрепляющих мужскую силу.
Однако, очень скоро – когда его патрон понял, что ему можно доверять, Мальери стали давать и другие, куда более щекотливые и опасные поручения. К тому времени Артюр, как он думал сам, напрочь лишился всяких иллюзий относительно человеческого рода вообще и властителей, будь они светские или духовные, в особенности. Но и он был поражен, когда вплотную соприкоснулся с церковным миром. Все, что он знал до того о нравах клира, было мелочью в сравнении с изнанкой видимых глазу пороков. Подручные кардинала скупали в бедных кварталах еще не созревших девочек, а когда хозяину они надоедали, их выкидывали прочь за порог. Орсини приобретал и дочерей у бедных итальянских дворян – их привозили ему со всего полуострова. Он не пропускал в своих поездках ни одного женского монастыря, отдавая предпочтение совсем юным послушницам. При этом, он еще развлекался и с мальчиками, для чего подбирал себе немалый штат миловидных пажей.
К Орсини нередко приезжал его брат – тоже кардинал, приезжали другие члены его клана и сообщники из числа клира. Тогда за закрытыми дверьми устраивались оргии, на которые не допускали даже его, но о происходившем там маг без труда мог догадаться. Когда кардинал говорил о своих врагах – таких же высших иерархах церкви, как и он, в его голосе и в выражении лица явственно сквозила такая ненависть, что Артюр даже всерьез задумывался – действительно ли служит Христу его хозяин или, быть может, кому-то другому? С течением времени сомнения только укреплялись.
Однажды, сидя в кабинете кардинала, он зашифровывал послание одному из его клевретов (среди многочисленных умений, которыми к тому времени Артюр овладел, было и искусство тайнописи) и случайно наткнулся на секретный шкафчик, который хозяин, видимо, забыл запереть. Внутри он обнаружил кипу доносов, присланных его патрону за последние годы. Письма были буквально со всей Европы – от Ирландии до стоящей на границе сарматских лесов Мазовии, хотя больше всего было посланий из Франции и итальянских государств. Бегло просмотрев их, чернокнижник был глубоко изумлен.
В основном это были доносы священников на своих прихожан, повествующие о грехах, открытых им на исповеди. В лежащих перед ним бумагах и пергаментных свитках подробно, даже со вкусом, описывались грехи богатых купцов, ростовщиков и бургомистров, грехи дворян и принцев крови. Признания в убийствах родных, в сожительстве с сестрами и дочерьми, в заговорах и государственной измене, в чернокнижье и содомии.
Тут были и доносы священнослужителей друг на друга, все с теми же обвинениями, звучавшими, надо сказать, весьма правдоподобно. Правда, в дополнение те обвиняли ближних еще и в ереси. Хватало посланий и от мирян: слуги доносили на господ, вассалы на сюзеренов, мужья на жен, жены на мужей и дети на отцов.
