Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!» (отрывок)
— Да я не про это. — Он отмахнулся. — Ну, ты же знаешь, у моего деда… — Он сбился, перевел дыхание и твердо продолжил: — У него в Дербене пасека.
— Ну, знаю. — Я вспомнил очень вкусный мед, который часто притаскивал Игорь, и тут же стал посматривать на ульи с эгоистичным интересом. — И что?
— А то, что он про это дело — ну, про пчеловодство — целую библиотеку собрал. Ну и я читал, конечно… Ну, это. В наших местах все — и мордва, и русские — ульи делали из обрубков колод. А тут смотри?
Я пригляделся и понял, что ульи сплетены из соломенных жгутов — а я сразу и не сообразил.
— Понял теперь? — двинул бровями Игорь.
— По-онял… — протянул я. — Ульи плели скандинавы, германцы… прибалты, кажется…
— Да не кажется, а точно, — кивнул Мордвинцев. — Тут где-то родня Арниса.
— Ну, не факт, может, и немцы, — возразил я. — А если прибалты — так это еще и лучше, они тоже из Союза.
— Может, и так, — кивнул Игорь. — Ладно, я просто тебе хотел это показать…
…Баня в самом деле работала, и Сморч оказался пророком. Правда, дров оказалось немало запасено в предбаннике, но воду пришлось таскать котелками (!!!) и двумя рассохшимися бадейками, найденными там же. Меня это дело миновало, раненых — тоже (Олег Крыгин порывался помочь, а Саня, наоборот, сделал вид, что уснул, измученный страшными болями), поэтому я, помотавшись без дела, сел затачивать все подряд клинки осколком найденного еще у Волги песчаника.
Вжикая камнем по кромкам и стараясь уберечь пальцы, я думал о всяком-разном, благо, работа не мешала. Мысли отнюдь не все были радостные — всплыл образ могилы. Нет, все-таки страшно, если честно, думать, что рано или поздно, но неизбежно твоя жизнь закончится гибелью. Не просто смертью, а именно гибелью — и неизбежно.
Мерзкая мысль, можете мне поверить. Но я отпихнулся от нее и всерьез задумался, что зимовать можно и здесь, а не волочься на Карпаты, тем более что я про них просто так сказал.
Подошла Танюшка — в ковбойке с подвернутыми рукавами, подкатанных джинсах и босиком. Встала рядом, прислонившись плечом к дверному косяку, — молча, но это было уютное молчание, теплое, как наступавший летний вечер. Арнис, разведя неподалеку небольшой костерок, «отпускал» иголку, собираясь ее превратить в хирургическую по заказу Ольги. За домом булькали водой, смеялись и неразборчиво переговаривались. Андрюшка Соколов с Ленкой Черниковой по-хозяйски возились с ремнями на ставнях.
— А вообще-то здорово, что мы все вместе, — тихо сказал я.
— Здорово, — согласилась Танюшка. Я посмотрел на нее снизу вверх — волосы упали мне на глаза. — А как ты оброс — я у тебя таких еще и не видала!
Это было правдой. У меня уже к началу каникул оказались длинные волосы, а прошло-то два с половиной месяца. Они отросли до кончика носа и до плеч. Ухаживать за волосами я не умел, да и проблематично тут это было. Поэтому я просто пожал плечами.
— А давай я тебе их подкорочу, — предложила Танюшка и чиркнула сзади по шее, — вот до сих пор. Я постараюсь поровнее.
От этого мимолетного прикосновения у меня захватило дух. Я смог только молча кивнуть. Татьяна сбегала в дом и, притащив ножницы, спихнула меня на нижнюю ступеньку, а сама устроилась выше и перехватила пальцами мои волосы сзади.
Я закрыл глаза и поплыл, мечтая только об одном — чтобы никто не полез с какими-нибудь неотложными проблемами или просьбой показать, как фехтовать. Только не сейчас… Пусть она там как хочет меня кромсает, только бы подольше вот так перебирала пряди волос, мимолетно касаясь шеи, висков, щек, лба и сосредоточенно сопя. Я даже не замечал, что ножницы тупые и дергают.
— Вот так лучше, — сказала наконец Танюшка.
— Чего?.. — сонно спросил я и, помедлив, откинул голову ей на колени. На миг почувствовал, как напряглись ноги девчонки… но тут же расслабились, и я, запрокинув лицо, увидел, что и она привалилась спиной к косяку, задумчиво глядя в лес своими зелеными глазами. А руку… руку, помедлив, положила мне на плечо.
«Только бы никого не принесло!!!» — взмолился я.
Принесло, конечно же, — вернулся Альхимович, и я оттолкнулся затылком от Танюшкиных колен. Посмотрел на нее — ощущение было такое, что… ничего и не было. Взгляд Татьяны стал деловитым, она перешагнула через меня и отправилась куда-то, по пути громко вопрошая, нашли или нет орляк. Я подумал, что это и в самом деле вопрос — мыла-то у нас не было, а без мыла, как говорил один знакомый нам дед, «не мытье, а одно паскудство». Только, если честно, мне сейчас было плевать на все. А тут вдобавок мне попался на глаза Сережка — он скромненько целовался у малинника с Ленкой, пользуясь тем, что большинство людей у бани. Причем целовались они самым настоящим образом «взасос». Я мысленно взвыл, запустил очередным клинком — как раз Сергеевой дагой — в стену и убежал в дом, едва не сбив с ног Бэна, который нагло завопил вслед: «Ну ты че — дурак?!» — и не получил по шее.
* * *Девчонки оккупировали баню первыми, демонстративно заложив дверь поленом изнутри, после чего из окна интенсивно повалили пар и дым, словно там раскочегаривали котел паровоза. Мы, поглядывая на приземистое помещение и похмыкивая, занялись делами по хозяйству, тем более что как раз тут Север с Кристиной притащили оленя и трех глухарей, весом почти равных оленю.
— Слушай, — обратился ко мне Вадим, — а что, если на зимовку определиться тут? Мне кажется, место неплохое…
— Знаешь, я уже об этом думал, — признался я. — Завтра попробуем определиться с соседями, а там посмотрим.
Вадим кивнул. Мы разожгли костер снаружи, а то спать будет невозможно, — и занялись приготовлением оленины и птичек. Это мы умели не хуже девчонок, тем более что Кристина принесла и можжевеловых ягод, с которыми мясо приобретает совершенно изысканный вкус.
В медленно тающем вечернем свете наш лагерь приобрел вид разбойничьей стоянки из какого-нибудь фильма о временах Ивана Грозного или Алексея Тишайшего. Сходство усугублялось тем, что многие бездумно затачивали клинки. Кое-кто лежал, живописно раскинувшись или подперев рукой голову, у огня. Очевидно, сходство заметил не только я, потому что Игорь Северцев вдруг полушутливо завел монотонным голосом, потряхивая головой:
Ой ты взойди-взойди, солнце красное!
Обогрей ты нас, людей бедных,
Людей бедных — людей беглых…
Ой, да мы не воры, да й не разбойнички… —
Север на секунду запнулся и допел:
