Ученик лоцмана (СИ) - Батыршин Борис Борисович
На этом мы и расстались; Валуэр, у которого были какие-то свои срочные дела, высадил меня на одной из центральных улиц, осведомившись, сумею ли я самостоятельно найти дорогу домой. Получив подтверждение, он показал мне дом, на котором висела вывеска, изображающая портновские ножницы — «этот портной давно обшивает Лоцманов, я сам не раз пользовался его услугами — и мы расстались, договорившись встретиться за ужином, в 'Белом Дельфине».
IV
Хорошая всё-таки штука — послеобеденный сон. Управившись у портного довольно быстро (с меня сняли мерки и с помощью всё того же универсального языка жестов предложили прийти послезавтра на примерку), я собрался было пообедать в одной из кафешек на улице Полнолуния, когда почувствовал, что остро нуждаюсь в том, чтобы переварить полученную в Гильдии информацию — причём желательно, в спокойной обстановке. Что ж, сказано-сделано; минут через тридцать я уже стучался в дверь матушки Спуль, а ещё спустя четверть восседал в столовой, а хозяйка подавала вкуснейшее баранье рагу с овощами, луковый суп и крошечные хрустящие булочки с чесноком, ещё горячие, с противня — восторг, да и только!
Попытка предаться после такого пиршества размышлениям позорно провалилась — я не заметил, как заснул, а проснувшись, обнаружил, что до назначенной встречи в «Белом дельфине» остаётся ещё не меньше трёх часов. Торопиться, стало быть, некуда; я попросил принести мне кофе, а сам развалился в кресле перед холодным (лето же, середина дня!) камином и принялся перебирать в памяти события этого утра.
Перво-наперво — причисление к кандидатам на вступление в Гильдию Лоцманов. Это, как ни крути, полезно; статус, положение в обществе — вместе с «вицмундиром», (который ещё только предстоит примерить) ониопределяют отношение окружающих к моей скромной персоне. Впрочем, Зурбаган — город небольшой, по российским, во всяком случае, меркам; если не считать приезжих и «транзитников», останавливающихся здесь между прохождениями Фарватеров, от силы тридцать тысяч жителей, не дотягивает даже до хорошего райцентра. Новый статус причисляет меня теперь к числу постоянных обитателей города, пусть и «стаж» мой в сумме едва-едва дотягивает до двух суток. И не удивлюсь, если скоро меня начнут узнавать на улицах — как узнают других старожилов. Между прочим, определённые признаки этого уже имеются — выйдя из «ателье» я направился в сторону «Смородинового переулка, где располагается мой новый дом — и на углу улицы Полнолуния ощутил спиной чей-то пристальный взгляд. Я, в полном соответствии с читанными и пересмотренными детективными и шпионскими историями оборачиваться не стал: остановился и присел на корточки, чтобы затянуть якобы развязавшийся шнурок. Осторожный взгляд назад с головой выдал мне 'наблюдателя». Им оказался один из курсантов Морского Лицея — горстка этих парней в униформе, с золотыми якорьками на рукавах и пристёгнутыми к поясам кортиками, больше похожими на полноценные абордажные тесаки. Мне даже показалось, что я его узнал — ну да, определённо один из тех, кого мы с Валуэром рассматривали в тот, самый первый мой вечер в «Белом дельфине».
Всё это разом всколыхнуло во мне подозрения — Дзирта ведь тоже состояла в Морском Лицее, и вполне могло оказаться так, что та компания не просто потягивала тогда пиво в заведении тётушки Гвинкль, а прикрывала «коллегу», заранее запланировавшую визит ко мне — на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств, скажем, возвращения мастера Валу. Да и взгляд «старого знакомца» очень мне не понравился — пристальный, сверлящий, с прищуром. Недобрый взгляд, нехороший…
«Лицеист» (или правильнее будет называть их «гардемарины»?) видимо, почувствовал внимание к своей персоне и торопливо отвернулся. Минуту спустя их компания скрылась в дверях кафешки, оставив меня наедине с внезапно возникшими страхами. Или это у меня паранойя разыгралась? Так ведь, вроде, раньше особо не замечал за собой подобного…
В общем, тогда я предпочёл выбросить происшествие из головы — мало ли, что не примерещиться воображению, и без того подхлёстнутому творящимися вокруг меня необычайными событиями? И вот теперь странный эпизод снова всплыл в памяти — шутки шутками, а вдруг, как говаривал Винни-Пух, «Это ж-ж-ж» неспроста'… Надо будет обязательно рассказать о своих подозрениях Валуэру, решил я. Он тут всё и всех знает, глядишь, и присоветует что-нибудь?
А пока — у меня ещё есть пара часов, и можно, пожалуй, прогуляться, пройтись по магазинам. Конечно, языковой барьер никуда не делся, но словарный запас, пусть и медленно, но растёт — а где его пополнять, как не в местных заведениях торговли и общепита?
Я заметил слежку, когда выходил из третьей по счёту лавчонки. Там торговали всякой мелкой кожаной галантереей– от поясов, ремней и краг на любой вкус, до кобур и кошельков. Как раз последние меня сюда и привлекли — в Зурбагане (как, похоже, и в этом мире вообще) не признавали купюр и ассигнаций, а таскать горсть увесистых монет в карманах — удовольствие ниже среднего, да и вид чужака, роящегося по карманам в поисках наличности, неизменно вызывал у окружающих иронические усмешки. Так что кошель я выбрал — большой, с петлями для ношения на поясе, плотной крышкой и застёжками-кнопками, отстёгивающимися с максимально звонким щелчком. Я перебрал не меньше дюжины изделий, пока не нашёл подходящего — такого, чтобы громко оповестила меня о попытке залезть в кошель без моего ведома. К тому же сам он был сделан из толстой, тщательно выделанной кожи, по прочности не уступающей пластику или кости — «пиской», оточенной по краю монеткой, какими во времена оны орудовали карманники на Земле такую не разрежешь, нечего и пытаться….
Кстати, вот любопытный вопрос — почему в зурбагане 9как, похоже, и во всём этом мире) в иных отношениях находящихся примерно на уровне конца земного девятнадцатого века, совершенно отсутствуют бумажные деньги? Хотя, Грин, помнится, в некоторых своих рассказах упоминал пачки ассигнаций и отдельные купюры… Я смог найти одно-единственное разумное объяснение: нелюбовь к бумажным деньгам является прямым следствием «транзитности» этого мира — здесь ходит звонкая монета отовсюду, оцениваемая, в итоге, за чистоту металла и на вес. Достаточно разумно — хотя, вероятно, и не лишено некоторых неудобств, вроде необходимости в таких вот увесистых кошелях с наличностью, являющихся настоящим приглашением для карманников…
Пересыпав наличность в новое приобретение и, пристроив его на поясной ремень, я вышел из лавчонки — и не успел миновать трёх домов (а они на центральных улицах Зурбагана узкие, как в земных средневековых городах, порой всего по три-четыре окна по фасаду) как почувствовал спиной давешний сверлящий взгляд. Огромным усилием я заставил себя не оборачиваться и не предпринимать трюков вроде развязанного шнурка. Вместо этого, я нашарил в кармане бриджей приобретённый вчера нож и зажал его, не раскрывая, в кулаке — стальная оковка на рукоятке, если что, вполне могла сойти за кастет. Прошагал ещё полквартала и, подметив подходящий закуток между домами, свернул его и прижался к стене, занеся руку для удара.
И не ошибся ведь! Не прошло и тридцати секунд, как узкий проход, ведущий в проулок, загородила чья-то тень. Преследователь, похоже, не был обучен искусству уличной слежки и даже не был знаком с предметом как я, по художественной литературе — он не постоял, вглядываясь в проход, не сбавил шаг, а сразу кинулся в неизвестность — видимо, боялся упустить «клиента». За что немедленно и пострадал — первый удар навершием ножа пришёлся в солнечное сплетение, а когда бедняга шумно выдохнув, согнулся пополам — я добавил сверху, по затылку, вполсилы — не хватало ещё мне тут убийства! «Топтун» без звука повалился плотно утоптанную землю; я подхватил его под микитки и отволок в узкий проход между стеной дома и дровяным сарайчиком, который приметил заранее. Парень оказался плечист, да и весил немало, а когда я перевернул его на спину, то с удивлением узнал давешнего «морского лицеиста» — правда, успевшего сменить где-то форму на цивильный, весьма к тому же потрёпанный костюм. Это что же, выходит следить за мной взялись, хоть и без должного навыка, но всерьёз — раз уж пошли на такие ухищрения, как переодевание? Так ведь может оказаться, что «топтун» работал не в одиночку и тогда здесь прямо сейчас может появиться его напарник — и увидит, с позволения сказать, картину маслом…