Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!» (отрывок)
Предложения посыпались градом — я даже слегка обалдел. Не знаю, чего тут было больше — обычной придури, ребяческой увлеченности или искреннего желания посмотреть новые земли. Санек, например, предложил отправиться в кругосветку — через Сибирь на Аляску…
— На берегу Атлантики построим корабль и вернемся в Европу с запада, — совершенно спокойно уверял он, — если с зимовками — года через четыре вернемся…
Санек в нашей компании был известен как прожектер чудовищных масштабов. Но на этот раз все моментально притихли и уставились на него. Саня заморгал:
— Да вы чего, я пошутил!!!
— А по-моему — хорошая идея, — сказал Андрюшка Альхимович. — Чего у нас тут навалом — так это времени.
— Не так много, как хочется думать, — неожиданно резко сказал Вадим и, вогнав в пенек финку, обвел всех взглядом. — Мы, по-моему, подзабыли, что тут идет война. И дадут ли нам шастать туда-сюда — это вопрос. Мне кажется, излишнее любопытство тут наказуемо.
— Нас еще надо суметь наказать, — ответил Сморч.
Вадим покосился на него:
— Думаешь, это будет так трудно?
— Это не тот вопрос, — вмешался я. — Ну куда вы опять съехали?! Мы решаем, куда идти. А не с кем воевать.
— Это, кстати, само собой решится, — поддержал меня Сергей. — Но мне идея с кругосветкой по душе. — Он улыбнулся. — Всегда мечтал, если честно.
— Балдеж, — выразилась Ленка Рудь. Я видел, что глаза у всех отчетливо загорелись. Да и самого меня начало знакомо подергивать изнутри — как бывало всегда, если впереди поход и решение на маршрут принято.
В конце концов — разве этого мало?
— Так, так, так! — сумел я снова прорезаться и овладеть общим вниманием. — Погодите орать, постойте! Лен, — окликнул я Власенкову, — вот что. Бери на себя хозяйство в нашем племени. Одежда там, продукты и прочее. Ну, ты же этим занималась всегда, вот и…
— «Всегда» под боком были какие-никакие магазины, — заметила Ленка. — Ладно, что тут говорить, дело-то общее…
— Оль… — повернулся я к Жаворонковой.
Она вздохнула и махнула рукой:
— Ясно… Медицина на мне? Чувствую, ждут меня веселые времена.
— Мы все не соскучимся, — обнадежил я ее. — Дальше. Я предлагаю двигаться на запад. Где-нибудь к середине сентября доберемся до Карпат, оккупируем пещеру, запасемся продуктами и зазимуем. А весной разберемся, что делать дальше.
Кое-кто начал выступать за Сибирь снова, но Вадим подал голос:
— Тогда и надо было с фрицами идти. А раз не пошли — так «последуем, дружина, за князем».
— Личная просьба, — вздохнул я. — Я очень прошу до минимума свести мое титулование. Если кто забыл — меня зовут Олег. В крайнем случае — Леший.
Рассказ пятый
Дорога
У похода есть начало —
А конца походу нет.
Мы прошли дорог немало,
Но огромен белый свет…
Туристская песня
Я читал рассказы Паустовского про Мещеру, и мне она нравилась заочно. Я даже подумывал подбить ребят на поход в те места.
Теперь и подбивать не пришлось. Мы третьи сутки шли по этой красоте. Пейзажи отличались только степенью заболоченности — от «по щиколотку» до «по грудь». Были, впрочем, еще места, где через таинственные, полные темной торфяной и очень теплой водой протоки приходилось переправляться вплавь. Для меня это было мучительно — хотя плавать и оказалось несложно, но я это так и не полюбил.
Со вчерашнего вечера шел дождь. Ночь мы кантовались на каком-то относительно сухом пятачке — в смысле, в болото ложиться не пришлось. Во сне все пригрелись друг о друга под наваленными одеялами, но стоило пошевелиться — вновь наваливался сырой холод, от которого сперва просыпались, а потом, замучившись, перестали, но и во сне понимали: плохо, холодно, неудобно! Досаждали комары — это когда уже проснулись. Костер развести оказалось невозможно, вяленое мясо подернулось плесенью. Его жевали, меланхолично отплевываясь. Обувь, одежда — все было сырое, я с трудом заставил не то что всех — себя самого вычистить оружие. Сталь ржавеет без ухода…
Потом опять волочились по заболоченным километрам, которых тут на всех хватит. И то ополье у Волги, которое казалось концом света, сейчас вспоминалось, как легкий отдых.
Вообще — это чудовищно. Ноги давно одеревенели, ступни совершенно ничего не чувствовали. Болели бедра и плечи — от постоянного напряженного движения. От нас то и дело шарахались по воде ужи — серыми зигзагами, они плыли необычайно быстро, разбивая воду на широкие брызги. Сверху лило — комары, и те разбежались по кустам. Плавали над водой клочья тумана, и мы дважды с опаской огибали «нехорошие места».
Вот уж кого тут не могло быть — так это урса. Но еще денек вот так — и взмолишься, чтобы они появились…
Реальная опасность зазимовать в этих болотах выводила из себя. Кроме того, я опасливо подумывал (не афишируя свои мысли) — а что, если в этом мире мещерские болота тянутся, тянутся — и плавно смыкаются с белорусскими и карельскими? Хорошо еще не заболел никто; Олька усиленно пичкала всех отвратно-горькой ивовой корой, высушенной и перетертой в порошок. Не знаю, это ли помогало или что, но малярия (а в этих местах она была!) нас пока обходила стороной. Я молился всем, кому возможно, чтобы и дальше никто не приболел — в этом случае наше медленное передвижение грозило превратиться в переползание.
Меня нагнал Санек. Толкнул локтем и негромко сказал:
— У Бэна зуб болит. По-моему, застудил ночью.
Я невольно потянул воздух и подумал о двух своих пломбах. Потом повел глазами, нашел Бэна. Тот тащился с кислой физиономией и то и дело прислонял левую щеку к плечу.
— Коренной? — хмуро поинтересовался я. Саня кивнул. — Ну, а я что могу? Анальгина у меня нет. Вообще ничего нет. Пусть терпит, может, сам пройдет.
— Угу, или заражение какое схватит, — многообещающе-зловеще предположил Саня.
— Выбей ему зуб кистенем, — предложил я. Санек начинал меня злить. Кажется, он это понял и отстал в прямом и переносном смыслах. Я ускорил шаг и догнал идущую впереди Ольгу, по пути сказав Олегу Крыгину, который вздумал тащить скатку Ленки Власенковой: «Верни, каждый несет свое». Подумал: этот мой тезка старше меня почти на три года — мог ли я недавно предположить даже, что я вот так буду ему приказывать?
