Александр Кулькин - Когда наша не попадала
– Пойдём, Спесь. Не место и не время спорить здесь о богах.
– Нет богов!!! Не могут они жить среди нас после такой подлости!!
– Ты неправ, друже. Боги, как и люди, не властны над Рекой. А стихия, как и природа, никого не спрашивает.
– Но чем моя мать прогневила природу?!! Она же спешила, чтобы помочь родиться человеку!! Она без страха входила в берлогу медведицы, когда кричала та на весь лес, рожая. Почему Лада не спасла её?!!
– Я не знаю ответа, друг. Но знаю только одно: стихия слепа и не видит человека. А боги… Боги не всесильны, поэтому они добры к нам. Будь они всемогущи, то замкнулись бы в себе навсегда. Всемогущему и всезнающему никто не нужен, и ничего его не ждёт, кроме вселенской неодолимой скуки.
– Если родители не смотрят за детьми своими, то их лишают детей! – лихорадочно бормотал парень, не слушая волхва. – Не сын я Ладе, и никогда не порадую её почтением!!
– Не зарекайся, Спесь! – нахмурился второй человек. – Ведь ты ещё молод и непочтением к жизни сильно огорчишь своих родителей.
– Их нет!! – крик парня заглушил даже скрежет ломающихся льдин. – Их больше нет!! Я – один!!!
Цепкие пальцы сильно тряхнули его за плечо, и голос друга отчеканил:
– Никогда! Никогда ты не останешься один среди людей. Если забудешь об этом, напомню. Даже кулаком!..
…Равнодушен был бог к людскому горю, и укатилась волна-убийца обратно в океан, слизнув с поверхности три чёрных корабля. Четвёртый остался; без мачт и трубы он беспомощно качался возле входа в бухту среди грязных волн. Только сейчас люди на площадке ожили, и князь стал отдавать распоряжения. Вздохнув, Спесь Федорович подошел ближе и молча стал ждать. Дайсяку сразу прервался, встал и низко поклонился:
– Благодарю вас, друзья, за совет и помощь. Награда ваша будет великой, только подождите, пока я доложу императору.
– Спасибо и тебе, добрый человек, – поклонился атаман в ответ. – Лучшей наградой будет нам добрая память и ласка к тем нашей крови, кто придёт гостем к вам. А сейчас позволь, княже, покинуть ваши берега, ибо ждёт нас служба невыполненная и долг неоплаченный.
– Ни в чём вам не будет отказа, гости дорогие, – негромко ответил дайсяку и совсем тихо спросил: – Может быть, нужна вам помощь в службе вашей? Хачиро пойдёт с вами.
– Не надо, – шепотом ответил Спесь Федорович. – Прикипел твой сын к девчонке, и негоже нам рушить то, что решили боги. Я не волхв, но ясно вижу, что внуки порадуют тебя, повелитель. А дорогу к ладье ину покажет, позволь нам уйти. И не будем прощаться, как говорит друг Аладдин: «Это гора с горой никогда не сходятся, а человек с человеком всегда может сойтись».
– Друг Аладдин не бывал у нас, – улыбнулся Апитомо. – У нас бывает, что и гора с горой сходится, но он прав. До свидания, друзья, вам здесь всегда будут рады!
Глава восьмая. Почём наша не попадала…
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…
Ватажник, плывём мы далеко,
Вдали от родимой земли.
Над зеркалом вод звучала старая ватажная песня, весла вспарывали плоть океана, но, видимо, великого дракона это не тревожило. Или же он уже остался позади, в далеком времени, прошлом ли, будущем, кто знает? Ивана не волновали эти мысли, гладкая ручка весла в руках, труд до седьмого пота – вот что нужно, чтобы задушить змеюку тоски.
Отплыли они сразу, ночь не стала преградой на пути. И может быть, в темноте и был совершен очередной переход, волхву не хотелось об этом думать. Хотелось домой, хотелось уюта, покоя, забвения. Всё проходит, и когда-нибудь он сможет вспоминать без рвущей сердце боли. Может быть. А пока – песня и весло в руке.
– Тихий океан, ой, какой тихий. Не к добру, – подал голос сусанин. Встревоженный атаман кивнул сменщику и встал из-за весла. Проходя к кормчему, остановился и скомандовал:
– Иван, за мной.
– Батько-о-о! – умоляюще протянул парень.
– Давай, давай! – голос атамана был строг, но когда они отошли немного от гребцов, сменился на шепот. – Крепись, паря, крепись. В жизни были и будут потери, но мужчина не плачет. Он только огорчается.
Подойдя к рулевому, атаман сердито цыкнул на выпрыгнувшего из-за бухты веревок щенка и, посмотрев на океан, спросил:
– О чём печалишься, Гриць?
– Что-то нас опять не туда занесло, атаман. Воняет здесь совсем не по-нашему. И вон, глянь, какая гадость по воде плывёт.
Сусанин ткнул пальцем в проплывающий раздражающе яркий предмет.
– Поймаем? – азартно спросил Спесь.
– Не стоит, я уже посмотрел, – мрачно ответил Иван, – То же самое, что было с тем каптри. Неживое.
– Ось нас и кидануло!! – восхитился Кудаглядов. – А здесь кого спасать будем?
– Самим бы спастись, – нахмурился волхв. – Может быть, туман поищем? Не нравится мне это время.
– Поздно, – нахмурился кормчий, до сих пор оглядывающий небо. – Вона какая-то птаха летит, неживая.
– А может, живая, – лениво возразил атаман, из-под ладони оглядывая небо. – Вспомни, какие пташки летали, когда мы с тем богом встретились.
– Атаман… – недовольно проворчал сусанин. – Ты же сам видишь, что это дело рук шаловливых, человеческих.
– А чо тебе не нравится? – удивился Кудаглядов. – Научились люди летать, и пусть им. Как там говорили? «… раскроются глаза ваши, и вы станете подобны богу, зная добро и зло…»
– Богу – богово, а человеку хватит человеческого, – не согласился Гриць, недовольно оглядывая проносящийся над головой сверкающий предмет с каким-то дрожащим диском впереди. В прозрачном пузыре были видны человеческие лица, разглядывающие ватажников. Покачав длинными крыльями, «птичка» легко взмыла ввысь и вскоре растаяла в яркой голубизне неба.
– Так я и говорю, – продолжил кормчий. – Знают они добро и зло, но какое это добро?
– То есть? – растерялся Иван.
– Не совпадает порой богово добро с добром человеческим потому, что часто человек думает о себе, своем роде, а бог должен думать обо всех живущих и всех неживых. И что зло для нас, то мелочь для создателей миров.
– Будем видеть, будем жить! – окончил спор атаман и, проводив взглядом очередной переливающийся на солнце пузырь за бортом, потянул волхва за собой. – Пошли, погребём, пока ветра нет.
Ночью никому не спалось, небо на горизонте светилось так, что даже звезды не были видны. А звезды здесь были знатные. Незнамые светила своим заревом выламывались из черноты небес и, казалось, занавес ночи трещал по всем швам под напором звездного сияния. Волхв лежал на палубе, смотрел вверх и размышлял о том, хорошо ли будет людям, если ветхая небесная ткань порвётся окончательно. Хоть и помнил он уроки, что природа равнодушна к людям, что даже леса живут, считая тысячи лет, как дни недели, но природу не зря прозвали матерью. Люби её, и она всегда повернётся к тебе добром. Так что не дело это, если ночь исчезнет. Ночь – это не чернота, да и в чёрном цвете нет ничего страшного. Страшно только одно: когда чернота воцаряется в человеческой душе, когда все краски мира сменяются одной, но и она стирается в безнадежную серость. А тёмная ночь? Она бывает нужна, когда своей весенней добротой скрывает от завистливых или насмешливых глаз счастье молодых. «Благословенны боги, день и ночь созданы для блага человека и природы. Но почему так горит запад? Пожар у них, что ли?» – с этими мыслями Иван и уснул.
![Ольга Пищаль - Тёмные улицы [СИ]](/uploads/posts/books/1514/1514.jpg)