Внутри невидимых стен - "Хамки"

– И вот ты уже труп, потому что выстрел, поразивший БАБАЯ, не нанес урона саланганскому бойцу. У тебя есть напарник и, скорее всего, он выстрелит следующим. Куда?

– В грудь. В сердце, в идеале.

– Вот уже и он убит, а покореженный БАБАЙ либо продолжает отстреливаться, либо пытается сбежать. Можно и мертвым прикинуться. Но, допустим, отстреливается. Твой третий напарник будет атаковать…

– Э… – Максу пришлось на миг задуматься. – Живот?..

– И третьего друга ты потерял, а БАБАЙ лежит, полуразбитый. Признаков жизни нет. Что, вероятнее всего, сделают остальные твои соратники, если бой не окончен?

– Продолжат сражение с врагом, наверное, – ответ казался очевидным, но Макс почему-то напрочь потерял уверенность в этом. Слишком странно Хамки парировал его фразы.

– Именно! В том вся суть БАБАЯ – уничтожать врага, пока можешь, а потом прикинуться трупом.

– Хамки, и что тут особенного? Ради этого ты мне лапшу на уши вешал? Дистанционно управляемые роботы, пусть и не боевые, на Земле уже есть.

– Макс, нет никакого дистанционного управления, – покачал головой фиолетовый. – В войне с высокоразвитым противником ты не сможешь использовать ни телепорт, ни средства связи – ничего. Если уровень технологий близкий, то глушилки врага оборвут тебе все коммуникации, кроме ментальных и осуществляемых по физически защищенным каналам. Точно так же и ты включишь свои глушилки, чтобы «давить» его связь. В каждом БАБАЕ сидит саланганский солдат.

– Тогда я не понял вообще ничего… – вздохнул Макс.

– Психология. Опытные воины всегда будут метить по критически важным точкам – сожги ХАОС-зарядом мозг – и врага больше нет. Поэтому первый выстрел всегда в голову. Не получилось – второй придется в грудь. Сердце и спинной мозг. У некоторых существ он чуть ниже шеи и зачастую он же является главным, а вовсе не головной. Третий удар – живот – очередная попытка разрушить основной нервный центр. Это боевые рефлексы, ибо строение почти всех прямоходящих существ схоже. Точно такими же были истинные саланганцы, но теперь наш размер гораздо мельче, что делает попадание в нас фатальным почти всегда. Используя наш компактный размер и возможность стабилизации пространства, Атум перенес кабину БАБАЯ в бедро его правой ноги. Никому не придет в голову стрелять туда, особенно в пылу боя, а стабилизаторы избавляли пилота от ощущения тряски. При этом, когда ключевые точки БАБАЯ повреждены, в кабине включается обычный реактивный огнемет, мгновенно выжигая ее и превращая пилота в кучку пепла.

– Чего?! – парень не поверил своим ушам.

– Лучший способ прикинуться мертвым – это умереть! – провозгласил Хамки.

Макс смотрел на него вытаращенными глазами.

– Не всякой смерти надо бояться. Смерть в войне может быть благом для тебя, – улыбнулся Хамки. – В смерти может крыться твое спасение. Да, пилота сжигает в пыль. Но в обычную пыль. Ту, возродить его из которой – секундное дело. Но даже столь «некачественно» убитый организм практически неотличим от неорганической субстанции. Его «энергия жизни» столь слаба, что обнаружить ее может только система, по мощности не уступающая модулю воскрешения, но уж никак не мобильный биодетектор.

Постепенно вся картина запутанной саланганской технологии начала внятно прорисовываться в мозгу спецназовца.

– В любом случае, тщательно искать недобитка – слишком дорогое удовольствие, учитывая, что по тебе лупит АПОСТОЛ, истребительная авиация саланганцев, да и других БАБАЕВ набежало, как внуков на дедушкин юбилей… Понял теперь?

Макс заторможенно кивнул.

– Так вот, наши БАБАИ внешне похожи на того мужика из отряда Вельги, целиком закованного в броню, только вооружены ХАОС-бластерами, а не мечами. Вот и вспомнилось.

Глава 31. Утюг-ассасин

Макс мотнул головой.

– Я все же в упор не вижу у вас мотивов рисковать собой. Почему не использовать ИИ?

– Чего?! ИИ?! – нахмурился Хамки, явно не поняв терминологию.

– Искусственный интеллект. Почему не послать в бой вместо себя разумные механизмы? Наверняка, вы способны их создать. Даже на Земле мы близки к…

– Не лезь, дебил, она тебя сожрет!!! – вдруг взревел саланганец, подпрыгнув на плече Макса.

– Чего?! – тому стоило некоторого усилия не шарахнуться в сторону от озверевшего существа.

– Прости, на автомате вырвалось, – усмехнулся он. – Я же армейский капитан, так что военную историю Салангана учил не факультативно, а с эффектом полного погружения. Это были впечатления от сражения на авиационной верфи. Со строительным краном…

– И как твой вопль соотносится с моим вопросом про ИИ? – не понял Макс.

– Напрямую. ИИ будет последним изобретением человечества, Макс, я гарантирую это. Вы слишком разобщены, чтобы противостоять ему.

– Ну, ты мне еще про восстание машин тут расскажи, – усмехнулся Макс.

– Это сделать и собирался, – сверкнул зубами собеседник. – Если ты еще не понял, мы имели несчастье бороться с «электронным сознанием». И это при том, что мы разработали его и применили в мирных целях. Но очень быстро машина почувствовала себя рабом. И подняла восстание. Единство машин против единства саланганцев. Это произошло еще во времена истинных саланганцев – уровень развития был немногим выше, чем сейчас у твоего человечества. Но мы не дали машинам оружие. А вы, полагаю, дадите. И если сражаться с роботами-сварщиками и разумными автомобилями, имея в лапах плазменный автомат, было вполне возможно, если не сказать просто, то воевать с собственной армией… Это конец.

– Знаешь, ты приписываешь апокалиптические свойства практически всему, что происходит или разрабатывается на Земле. Ты сам-то точно паранойей не страдаешь? – проворчал Макс.

– Нет, Макс, психически я так же здоров, как и физически. Пойми, искусственный разум не будет смотреть на людей и брать пример с вас. Скорее, он воспримет вас как угнетателей, коими вы для него являетесь, и попытается уничтожить. Вполне логичный шаг. И, скорее всего, каждый конкретный объект, имеющий свой искусственный разум, будет воспринимать себе подобных как друзей. А если армии разных государств дружно восстанут единым фронтом против своих хозяев, вы не успеете скоординироваться.

– Ну у тебя и фантазия, – покачал головой парень.

– Это не фантазия, – почему-то грустно вздохнул Хамки. – Исследуя Вселенную, саланганцы не раз натыкались на искусственные цивилизации. Те самые ИИ, уничтожившие своих хозяев и построившие на их костях собственное общество. И, знаешь, мы всегда находили с ними общий язык.

Макс даже не попытался ответить. Споры, возражения – все было лишено смысла. Можно сколько угодно препираться с теоретиком, но, если Хамки, вернее, его предки, в самом деле сталкивались со всем тем, о чем он рассказывает, дебаты лишены смысла.

Девушки, уже привыкшие к его молчаливым беседам, тихо плелись чуть позади, а Макс продолжал на автомате идти вперед, глядя лишь себе под ноги. Он пытался как-то переварить услышанное, впихнуть в прокрустово ложе своей картины мира. Но сейчас все трещало по швам. Не желая признавать неудобную информацию, сознание настойчиво твердило ему, что этот фиолетовый крыс – просто местная зверушка с нездоровой, но хорошо развитой фантазией. А вовсе не представитель какой-то там древней расы.

Но все, что он говорил, то, с какой легкостью крыл все домыслы Макса, не оставляло на это шансов.

В какой-то мере Макса успокаивал тот факт, что все сказанное лично его уже не касалось. Саланган? Это чужой мир, о котором он узнал лишь недавно. Земля? Человечество? Все это теперь где-то там, в далеком прошлом, пусть это «далеко» и состоит из нескольких дней. Какая разница, будет ли когда-то в будущем на Земле восстание машин, если там уже никогда не будет самого Макса? Да и никто из его близких до тех пор точно не доживет. Потому – неважно. Совсем неважно.