Валерий Большаков - Варварский берег
А далеко-далеко на юге белел ма-аленький кораблик, окутанный серым дымом. Наверное, это был «Ретвизан».
– Экий лягушатник прыткий попался! – заорал расхристанный матрос на полупонятном наречии.
– Отметелить лягушатника!
Толпа вокруг была настроена на драку в стиле «все на одного, один на всех», да и что с них взять?
Вчерашние босяки, бросившие свои наделы в болотистых польдерах, погнавшиеся за длинным гульденом, да и зашанхаенные на флот, что они видели в жизни?
Вон с каким азартом ждут продолжения.
– Вставайте, минхер!
– Минхер Маус…
– Щас мы этого прыткого…
Выкрикивая брань и угрозы, моряки помогли подняться белобрысому.
Побледневший, с искаженным лицом, тот набросился на Сухова, маша кулаками, как та мельница на польдере, что воду откачивает.
Олег увернулся, ушел в сторону и заехал как следует Маусу по почкам. Тот аж выгнулся.
Но не сдался – ударил с разворота, обратной стороной кулака.
Сухов пригнулся и всадил кулак в печень «мышу в сапогах». Хотел добавить локтем, да противник отбил удар, тут же обрушив на Олега добрую порцию прямых и хуков по корпусу.
Маус оказался не таким уж и хилым, каким выглядел.
Что называется – жилистый. Удары его костистых кулаков были весьма болезненны.
Сделав обманное движение, «мыш» провел прямой в голову – Сухов увернулся в последнее мгновение.
Костяшки противника всё же достали его, попав в бровь, но вызвали лишь «непрошеную слезу». Лишь!..
На целую секунду Олег перестал четко видеть, всё расплылось перед ним, и Маус тотчас же воспользовался своим преимуществом – что есть силы заехал Сухову в солнечное сплетение, сбивая дыхание.
Олег вслепую отбил следующий удар, судорожно пытаясь подавить конвульсии бедного организма и восстановить дыхалку, однако «мыш» не унимался – перейд я в наступление, он так и сыпал ударами, вынуждая Сухова перейти в глухую оборону и отшагнуть. Толпа победно ревела, потрясая кулаками.
Судорожно вздохнув, Олег ощутил прилив холодной ярости. Нарочито вяло отбив очередной хук, он внезапно атаковал «мыша», врезав тому как следует – костяшками пальцев под нос, ребром ладони по горлу, «пяткой» ладони в подбородок.
Маус, обливаясь слезами и кровью, упал на доски палубы. Живо загреб ногами, откатываясь, и поднялся.
Тяжело дыша, подтирая красную юшку, капавшую из носа, он закружил, накапливая силы.
Сухов восстановил дыхание, огрызаясь по мелочи, дожидаясь, когда же голландец откроется.
Попавшись на ложный финт, тот дернул левой, прикрывая бок, – и получил по ребрам.
– Что, «мыш в сапогах», – выдохнул Сухов, – больно? Спасибо, конечно, что спасли, век буду помнить. Это самое… что, решили, если уж победу одержать не удается, то хоть пленного взять? В-вояки сраные… Тут на него накинулись все.
Прикрывая голову, Олег давал сдачи, чувствуя, что долго не выдержит – «купание» отняло много сил.
Но и прогибаться он не привык.
Изнемогая, Драй работал локтями, кулаками и пятками, увеча всех подряд, но желающих отметелить чужака было куда больше.
…И еще одно ведро воды пролилось на него.
Глаза заплыли так, что еле открывались. В щелочки Сухов разглядел всё ту же толпу.
Белобрысый «мыш в сапогах» возвышался над ним, уперев руки в боки.
– Кто таков? – спросил он, гнусавя после ха-арошего хука с правой, прилетевшего от Олега.
– Корсар его величества Олегар де Монтиньи, – ответил Сухов и криво усмехнулся: наверное, он впервые представлялся лежа. – А ты кто?
Минхер Маус потер скулу, зверски выворачивая челюсть.
– Ян Якобсзоон Маус, – представился он, – капитан «Миддельбурха».
– А-а… – протянул Олег, опираясь на локти, подтягивая ноги и усаживаясь. Болело всё. – Предлагаю сделку. Разворачивай корабль и дуй обратно. С почетом доставляешь меня на борт «Ретвизана», получаешь вознаграждение – и свободен.
Маус кривовато усмехнулся.
– Ах ты, лягушатник драный… – глухо проговорил он. – По вашей милости сгибли ребята с «Мауритиуса» и «Грооте Маане». И ты еще смеешь вякать?! А ну, пузом вниз его!
Дюжие матросики живо перевернули Олега, как тюленя, и ухватились, держа за руки и ноги.
Ян Якобсзоон вооружился стеком и пошел стегать по широкой суховской спине.
– Я ж тебя убью, сволочь мышастая! – прорычал Сухов, пытаясь вырваться.
Маус ударил так, что сломал стек, и отшагнул, шумно дыша.
Тут из толпы вышел узкоплечий молодчик в потасканом камзоле и, дергая ртом, высказался:
– Да что с ним цацкаться! Что у нас, веревки не найдется? Вздернуть гада, и всего делов! Или вон, по доске пускай прогуляется!
– Можно и так, – медленно проговорил Маус, глумливо усмехаясь, – но уж слишком быстро! Не-ет… Мы его кормить будем, холить и лелеять, чтоб живехоньким и здоровеньким в Роттердам доставить… И на галеры!
Толпа восторженно взревела, а белобрысый снял свою шляпу и сделал вид, что раскланивается перед Суховым:
– Пожалуйте на гауптвахту, шевалье!
Глава 3,
в которой Олег «держит зону»
Угрюмый хромой профос сопроводил Олега в нижний трюм. По крутому трапу вниз, в темноту и сырость, затхлость и вонь.
При свете масляного фонаря Сухов различал лишь крутые бока бочкотары да толстый ствол нижней мачты.
Загремев засовом, профос отпер тяжелую дверь и мотнул Олегу головой: заходи, мол.
Олег зашел. А что было делать? Убить провожатого несложно, а дальше что?
В одиночку захватить корабль? Не смешно. Прыгать за борт – и саженками к земле?
И вовсе глупо – до берега миль восемь, а в апреле вода, знаете ли, бодрит.
Сухов раздраженно пожал плечами и скривился от боли в спине. Что ж, судьба воинская изменчива.
Уж сколько раз доводилось в плену побывать, то по невезению, то по трезвому разумению, и всегда удавалось волю себе воротить.
А всё почему? Потому что думал и, прежде чем свободы добиваться, слабые места вражьи выведывал, время нужное подгадывал… Короче, ждем-с.
На губе не воняло – смердело. Под ногами плюхала вода, решетчатый настил тонул в ней, изображая нижнюю палубу.
По сути, гауптвахта представляла собой одну большую-пребольшую парашу.
Нары тоже присутствовали – покрытые невообразимым тряпьем, они служили ложем для исхудалой троицы.
Заросшие, оборванные, они сидели, вжимаясь спинами в переборку, и блестели глазками, настороженно приглядываясь: бить будут или покормят? Люди-крысы.
– Добро пожаловать в нашу обитель! – натужно пошутил профос и сам же расхохотался.
– А поесть? – проскулил один из осужденных, лысый, с блестящим, словно отполированным, черепом.
