Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина

Говорят, что самое темное время – перед восходом солнца. Блоди думал об этом, держа за руку отца, который освещал им путь прихваченным в конюшне фонарем. Другую руку Блоди запустил в густую шерсть Траутмана, который покорно бежал рядом с ним.

Фендель Эйхаз держался справа от своих провожатых. Даже первая прогулка в компании не склонила его к излишней разговорчивости; он лишь изредка фыркал или вздыхал, а в остальном шел молча. Они продвигались медленно, и не только из-за непроглядной темноты, но и потому, что быстрее Фендель идти не мог – похоже, у него разболелась рана на голове.

Когда они свернули с улицы, где находился дом Кремплингов, на узкую прибрежную тропинку, река встретила их сыростью. Свет фонаря разгонял тьму на четверть мили вперед, не больше, и пугал маленьких белых бабочек, укрывшихся на ночь в густой луговой траве по другую сторону тропинки. Блоди задрожал от холода и со страхом попытался хоть что-то различить в непроглядной тьме за пределами светового круга. Никогда прежде он не выходил на улицу так поздно, если не считать полуночного гуляния в день зимнего солнцестояния. Но тогда вся Звездчатка была на ногах, и все собирались у больших костров, и ночь звенела бесчисленными голосами, смехом и топотом квенделей.

Они шли вдоль реки по тропинке, которая сливалась с трактом, ведущим из Звездчатки к мосту через реку, а оттуда на юго-восток, к Двенадцати Дубам. До квенделей доносился тихий плеск – это течение играло с цветами на берегу. Позади, на окраине деревни, за высокими стенами остались дома и фермы. Сады здесь не спускались до речных лугов: деревья высаживали за домами или вовсе обходились без них. Хозяева предпочитали возводить здесь крепкие защитные стены, чтобы оградить имущество от близлежащего Сумрачного леса.

Блоди уже не в первый раз задумывался, почему Фендель Эйхаз поселился в таком негостеприимном месте. Потому ли, что его все равно сторонятся? Или, наоборот, его сторонятся, потому что он тут живет?

Одно несомненно: Фендель был не только одиноким, но и весьма мужественным квенделем. Блоди и представить себе не мог, как кто-то выдерживает хотя бы одну ночь в крошечной хижине у реки. Задумавшись, он снова посмотрел на отшельника, который неожиданно оказался вполне дружелюбным, хоть и застенчивым. При свете фонаря его повязка блестела, словно на голову ему надели бумажную корону, какие иногда вырезали себе Блоди, Афра и Флорин, воображая себя королями Вороньей твердыни и стараясь завоевать трофей – конуру Траутмана. Фендель отчасти тоже был королем в своем королевстве.

Наконец, они вышли на тракт. Пирмин остановился, поднял фонарь и посветил в ту сторону, где на покатом лугу у моста должен был возвышаться домик Фенделя. Дорога до него была неровной, в густой траве прятались впадины и глубокие ямы. Пирмин с сомнением посмотрел на своего спутника. Фендель нетвердо стоял на ногах, и вряд ли стоило отпускать его одного через луг со сплошными ямами да кочками.

Но и идти за руку с маленьким сыном к странному месту, где и при свете дня всегда было мрачно и неуютно, ему не хотелось. Теперь он жалел, что в теплой светлой кухне, откуда они с Блоди вышли в этот ночной поход, все выглядело совсем по-другому. Но что теперь толку рассуждать? Да и нельзя было оставлять Блоди одного на дороге, даже с бдительным псом, чтобы самому отвести Фенделя к его логову. Пирмин подумал, что и впрямь поступил опрометчиво, и всей душой пожелал оказаться под защитой надежных стен своего уютного дома. Надо было поскорее заканчивать с проводами бедолаги Эйхаза и возвращаться.

– Фендель, – обратился к отшельнику Пирмин, – давай сделаем так: ты пойдешь первым, а я за тобой и буду светить сзади. В такой тьме мне ни за что не отыскать твой дом.

Фендель, задремавший стоя, заметно вздрогнул. Не хватало еще, чтобы он упал с насыпи и покатился в низину. Стряхнув сон, он понял, что, если хочет благополучно добраться до дома, стоит согласиться с предложением Кремплинга. И он кивнул, хотя ему очень хотелось остаться, наконец, одному, чтобы спокойно поразмыслить об этой необычной ночи в привычном уединении, которого не нарушат другие квендели.

Фендель молча двинулся вперед, не сворачивая с тракта, вопреки ожиданиям Пирмина. Однако поскольку отшельник, судя по всему, точно знал, где они находятся, Пирмин лишь обрадовался, что пока не придется ковылять по ямам и кочкам.

Свет фонаря плясал по спине Фенделя, освещая его латаную-перелатаную куртку. Она была великовата для его худощавой фигуры и облегала поникшие плечи, своими очертаниями напомнившие Блоди впалые бока престарелой коровы, которой дали отсрочку до ближайшей ярмарки. Фендель преодолел последний отрезок пути, отделявший его от хижины, с той же нарочитой невозмутимостью, с какой животные, возвращаясь вечером с пастбища, стремятся к родному хлеву. Не оглядываясь на спутников, он ступал шаг за шагом, держась на краю светового круга, не быстрее и не медленнее, чем раньше.

Блоди и Пирмин заметили, что дорога постепенно поднимается к мосту. Это помогло им сориентироваться даже в полной темноте. Все в Звездчатке знали, что хижина Фен-деля находится на правом берегу реки примерно в ста шагах от моста, и как раз в это мгновение отшельник сошел с дороги и принялся осторожно спускаться по насыпи. Траутман решил вдруг побродить в одиночестве по лугу, однако Пир-мин тут же свистнул, чтобы тот возвращался. Ему вовсе не хотелось, чтобы пес выследил кролика и начал гоняться за ним в темноте. Слева от дороги тянулась невысокая каменная стена, которая вела к мосту и постепенно сливалась с его перилами. Эта каменная преграда была старой и ненадежной, и любой кролик без труда нашел бы в ней дыру, а Траутман в пылу погони мог на полном ходу перемахнуть через стену и попытать охотничьего счастья на той стороне.

Вот только там прибрежные луга мгновенно превращались в непроходимое болото. Русло Лисички резко сужалось, и поток разделялся на ручейки, которые терялись в Черных камышах. А дальше, вдоль Сумрачного леса, тянулись торфяные лужи с затхлой черной водой.

Если днем посмотреть с моста на опушку леса, то можно было разглядеть целую сеть узких тропинок, исчезавших между прудами в камышах и подлеске и появлявшихся вновь где-то за ними, – хотя кто знает, те ли же это тропинки или нет. Над этим лабиринтом узких дорожек, как и над мертвыми зеркалами болота, откуда, будто бледные кости, поднимались голые ветви деревьев, часто лежали облака тумана. Молчаливый и при свете дня, Фендель совсем притих в темноте, а Пирмин и Блоди, думая каждый о своем, с трудом спускались за отшельником по склону. Пирмин заметил, что Блоди сжал его руку – или это он сам теперь держал сына крепче?

Фендель часто спотыкался, попадая ногой то в яму, то в спутанную траву; к счастью, он ни разу не упал и лишь неодобрительно хмыкал после каждой преграды. Он шел, не отрывая глаз от земли, как и Траутман, возбужденно сопевший рядом с Блоди. Запахи ночной реки наверняка казались псу странными и манящими.

Лисичка тихо журчала уже совсем близко, и наконец свет фонаря скользнул по поверхности воды. Квендели остановились на берегу. Фендель, с облегчением обернувшись, счел нужным кратко пояснить:

– Вон там, – хрипло сказал он, – немного в стороне от воды. Там мой дом.

– Хорошо, – услышал Блоди голос отца. – Туда и пойдем. Позаботимся о том, чтобы ты добрался до самого порога. А потом и мы отправимся восвояси.

Он на мгновение отпустил руку Блоди и, улыбнувшись, пригладил сыну волосы.

Фендель, как ни странно, вовсе не стремился продолжать совместную прогулку.

– Дальше я дойду сам, – объяснил он. – Хижина там, и тропинка к ней здесь, я не упаду. Не сейчас, нет… И смотрите, уже светает.

Он неопределенно махнул в сторону реки, но вдруг замер, словно не веря своим глазам, и медленно опустил руку. Фен-дель напряженно вгляделся в ту сторону, куда только что указывал. Отец и сын стали смотреть туда же, пытаясь понять, что такого странного заметил отшельник.