Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина

Связано ли это с исчезновением Бульриха? И что обнаружили за эти часы остальные? Ведь они бродят в темноте, в этой обманчивой, полной прорех ночи, когда пара неверных шагов может привести к гибели…

– Ты видела, что там было? – спросила Бедда, не сводя глаз с огня в очаге. – Пустые холмы за туманом? Дикую пустошь?

– О да! – кивнула Хульда. – Все равно что заглянуть через окно в чужую страну. Страшные места, это точно…

Слова замерли у нее на губах. Она лишь мельком увидала чуждый пейзаж в тумане, но он навсегда запечатлелся в ее памяти. Черный, безлюдный осколок неизвестности, сулящий одиночество и беды.

– Если бы меня утащили… – снова начала Бедда, и Хульда почувствовала, что снова дрожит. – Точнее, нас бы утащили, ведь ты бы меня не отпустила, несмотря на всех каменных прачек и серых ведьм, моя храбрая Хульда! Что бы тогда, по всем заковыристым сказочным законам, с нами случилось? Мы оказались бы в плену у порождения мрака или уже лежали бы где-нибудь в вереске мертвые?

Теперь задрожали они обе.

Хульда налила в чашку еще медовухи и выпила одним махом. Потом стерла слезы носовым платком и повернулась к подруге, которая снова задумчиво молчала.

– Давай-ка посмотрим на твое плечо, – предложила она.

Бедда равнодушно кивнула, но все же начала расстегивать пуговицы на платье, пока не оттянула левый рукав, чтобы обнажилось плечо. Малейшее движение причиняло ей сильную боль, онемело не только плечо, но и вся левая рука. Хульда взяла с кухонного стола подсвечник и при свете свечи разглядела на коже большое темно-красное пятно, края которого уже посинели.

– Могло быть и хуже! – храбро сказала Бедда, разглядывая отметины.

– Повернись, пожалуйста! – попросила ее Хульда.

Бедда повиновалась и, встав спиной к свету, услышала, как Хульда тихонько вскрикнула.

– Что там? – испуганно обернувшись, спросила Бед-да. – Скажи, что ты видишь?

Вместо ответа Хульда подтолкнула ее к овальному зеркалу, висевшему на стене рядом с входом в кухню.

– П-посмотри сама, – заикаясь произнесла она и приподняла повыше подсвечник. Бедда изо всех сил повернула голову, отчего в плече боль вспыхнула сильнее.

– Ох, святейший пустотелый трюфель! – охнула она, увидев в зеркале четкий отпечаток четырех огромных пальцев на своей лопатке – зримое доказательство страшной встречи. Если большой палец потустороннего гостя впивался в ее плечо спереди, то теперь было видно, с какой невероятной силой он ее схватил. Бедда поразилась, что ей вообще удалось вырваться из его железной хватки, как бы сильно она ни ударила кочергой.

– Что ж, зато никто не сможет сказать, что нам это только приснилось, – заявила она, поглаживая пальцами уродливую отметину на коже. – И уж тем более я сама. Потому что после двух чашек медовухи мне, скорее, захочется поверить, что все просто привиделось. Но, увы, ничего не выйдет, ведь на моей спине остались жуткие следы чужой хватки.

– Очень больно? – участливо спросила Хульда.

– Жжет сильно, – ответила Бедда, возвращая на место левый рукав, – а кончики пальцев онемели. Надеюсь, все пройдет.

Это должно было прозвучать обнадеживающе, но на деле лишь ухудшило их настроение, потому что отметины на плече живо напомнили об опасности, которой они едва избежали. Хульда и Бедда встревоженно оглядывали в зеркале кухню у себя за спиной, будто ожидая, что в следующую секунду из дымохода вылезет страшная рука или туман поднимется из шкафа.

– Я не хочу здесь сидеть, – прошептала Хульда.

Бедда согласно кивнула.

– Как ты думаешь, что нам теперь делать? – спросила она тоже шепотом.

Успокаивающее действие медовухи, видимо, прошло, и они боялись говорить обычным голосом. Из зеркала на них смотрели бледные, перекошенные страхом лица двух призраков, которым было самое место в туманной пустоши и которые лишь отдаленно напоминали веселых подруг, заявившихся в гости к Гортензии со свежеиспеченными пирогами.

– Пойдем к соседям, – тихо ответила Хульда. – Прямо сейчас. Куда-нибудь в ярко освещенную гостиную, где соберется толпа взволнованных квенделей в халатах и все будут в смятении спрашивать, что же такое случилось, раз мы посмели лишить их спокойного ночного отдыха.

При этой утешительной мысли ее глаза снова наполнились слезами.

– Пожалуйста, Бедда, давай уйдем отсюда! Остальные найдут нас, когда вернутся.

– Хорошо, – согласилась Бедда, – меня это более чем устраивает. Здесь становится жутковато, несмотря на огонь в камине, медовуху и дверные засовы.

Она наклонилась и задула свечу, которую Хульда все еще держала в руке. А потом они бросились к двери, будто спасающиеся бегством мыши.

Переступив порог, дамы убедились, что дверь кухни бесшумно закрылась на замок. Они пересекли небольшую прихожую, не преминув бросить встревоженный взгляд на закрытую дверь в сад. Кто знает, что там за ней готовится? Оттуда они бесшумно пробрались в зеленую гостиную Гортензии, наполненную нежным ароматом великолепных букетов, которые хозяйка расставляла в изящных вазах на столах и подоконниках.

Дойдя до парадной двери, они остановились и с тревогой посмотрели друг на друга. Как бы им ни хотелось отправиться к соседям, снова выходить в сад было страшно.

– К кому пойдем? – прошептала Хульда, которой отчаянно не хотелось без толку бродить в темноте.

– В дом прямо через дорогу, – ответила Бедда. – Кто там живет?

– Розина и Гунтрам. Изенбарты, – ответила Хульда, – и совсем рядом Квирин и Эва. У них даже нет забора между садами, так тесно они дружат между собой. Если разбудим одного из них, остальные тоже проснутся, это уж точно.

– Значит, нам достаточно постучать в одну дверь, чтобы столкнуться с целой толпой сонных квенделей. Очень приятная перспектива, – заметила Бедда. – Идем!

Она осторожно надавила на ручку, и дверь на хорошо смазанных петлях распахнулась без скрипа. Хульда и Бедда настороженно замерли, глядя на дорожку, ведущую к садовой калитке. Путь по широкой лужайке в темноте казался ужасно долгим и полным опасностей.

Они со страхом перевели взгляд на беседку. Все выглядело так, как и должно быть ночью: тьма и тишина, – ни малейшего лучика света не проникало сквозь розовые кусты.

Бедда кивнула Хульде, и они друг за дружкой выскользнули на улицу. Осторожно, стараясь не шуметь, Хульда закрыла дверь. Ждать, пока щелкнет замок, потребовалось целую вечность, но зато удалось это сделать почти бесшумно, и так же бесшумно дамы спустились по ступенькам и поспешили по дорожке к садовым воротам. Когда калитка с лязгом закрылась, они уже скрылись в темноте. В мгновение ока Бедда и Хульда пересекли заросшую бузиной тропинку и оказались на противоположной стороне улицы, где за заборами и изгородями начинались соседские сады. И все же после всего пережитого было страшно красться в темноте по мирно спящей деревне, жители которой отдыхали в предвкушении рассвета.

– Здесь, – прошептала Хульда, когда они подошли к высокой живой изгороди, за которой начинался сад Изенбартов.

Ворота открылись с громким скрипом и лязгом, отчего Хульда и Бедда вздрогнули. Стараясь не открывать створку дальше, чем нужно, дамы протиснулись в узкую щель. Теперь они оказались в прохладном, увитом растениями туннеле: Розина Изенбарт высадила живую изгородь по краям короткой дорожки, ведущей к парадной двери. Хозяйка считала, что это очень красиво, с тех пор как однажды увидела лабиринт Моттифордов в Краппе. Ее муж Гунтрам, напротив, считал, что разделять палисадник таким препятствием в высшей степени нелепо и непрактично. Всякий раз, когда Розина гостила у родственников матери в Баумельбурге, он подстригал живую изгородь до уровня колен. Очевидно, Розина давно не навещала родню, и живая изгородь разрослась так, что полностью скрыла Бедду и Хульду, чему они обе были очень рады.

– Что мы им скажем? – спросила Хульда, когда они подошли к входной двери.

– Расскажем все, как было, – ответила Бедда. – Наверное, начнем со света в беседке, а потом дойдем и до Бульриха, если, конечно, нам дадут сказать хоть слово. Наверняка поднимется суматоха…