Джеральд Старк - Крепость мрака
— Я… э-э… слегка изменил содержание, — прошепелявил Льоу. — В «Легенде» говорится о сотворении подгорного народа… Я добавил туда кое-что. Мол, Предвечный Кователь сперва сотворил двергов высокими, красивыми и статными, как и Старший Народ. А потом на радостях упился хмельного меда… Спьяну праотцы двергов представились ему жуткими уродами… Схватил Кователь свой тяжелый молот, размахнулся и ударил, причем попал… С той поры дверги как раз и сделались уродами, как в кошмаре Кователя — кривоногими злобными карликами, а заместо вылетевших мозгов Творец напихал им в черепушки чего попало под руку — соломы там, глины…
Вокруг захихикали, сначала тихо, потом громче, по мере того, как история передавалась сидевшим дальше. В конце концов, по узилищу покатилась волна здорового хохота, поутихшего только тогда, когда обеспокоенные караульщики замолотили дубинками в ставни. Лиессин сделал паузу, дотянувшись до стоявшего рядом с ним кувшина с водой, отхлебнул и продолжил уже бодрее:
— Клянусь Луггом и Морригейн, это их проняло. До самых печенок! Они даже галдеть перестали и дружно вытаращились на меня. Вдруг Зокарр, их король или старейшина — не знаю, как они его именуют, — отрывает свой зад от скамьи и провозглашает: никогда доселе не доводилось им слышать ничего подобного и, пожалуй, не доведется услышать впредь. Он, дескать, считает своим долгом вознаградить столь остроумного скальда и желает сделать это немедленно, собственной рукой… Мне бы сразу заподозрить неладное да шмыгнуть за дверь, а я сижу, довольный как дурак, и жду — вдруг и в самом деле чего преподнесут?
— Дождался, оно и видно, — хмыкнул Ротан. Лиессин одарил его хмурым взглядом уцелевшего зрачка.
— И вот в зал, где мы сидим, парочка двергов втаскивает здоровенную кадку из чистого серебра и водружает на стол. Над бадьей витает узнаваемый за сто шагов аромат двергского сгущенного вина. Того самого, что разъедает металл и прожигает дырки в граните. Тогда-то я уразумел, как здорово влип, но уж поздно было. Двое громил сгребли меня за шиворот и потащили вручать награду — этот их Зокарр рявкнул, что раз уж сам Предвечный Кователь, по моим словам, не гнушался хмельного, то и мне положено. Схватил лапищей за загривок, окунул в лохань и держит, а сам говорит: «Выпьешь — останешься жить, утонешь — так тому и быть». Ну и я выпил… уж очень жить хотелось… А лицо — это когда бадья опустела, Зокарр мне отвесил железной перчаткой. Чтоб, говорит, не поганил своим дрянным сиидхским языком святое… Потом я плохо помню. Кажется, били меня долго, анриз растоптали, скоты… Какая-то тварь на пальцы наступила, хорошо хоть, кости целы. Под конец вынесли куда-то на задний двор, раскачали и швырнули в яму. Воняло там — как у демона в заднице. Как выбрался — ума не приложу. А может, это я и вовсе не сам — помогли, вытащили… Знать бы еще, кто?..
* * *
Позже Коннахар вспоминал этот вечер как последний сравнительно спокойный перед последовавшей затем катастрофой.
Утром нового дня в барак доставили, как обычно, скудный завтрак, но на работы никого не погнали. Вместо этого около полудня в забитую до отказа конюшню ворвались надзиратели. На сей раз с ними были альбийские воины. Коннахар уже научился различать захватчиков-альбов по внешности, цветам доспехов и еще десятку признаков и теперь без труда определил, что мечники в синих с серебром кольчугах принадлежали к отборной гвардии самого Аллерикса. Каждого из трех сотен пленных грубо, но тщательно и быстро обыскали. У многих нашли спрятанное оружие — среди руин его валялось в избытке, и кое-кто не удержался от соблазна тайком сунуть за голенище кинжал. Сыскалась даже пара мечей, укрытых в соломе. Всех, пойманных «на горячем», альбы увели с собой.
Назад они больше не вернулись. Узилище опустело на треть.
Понятно, что надзиратели не делились новостями со своими поднадзорными и старались не допускать никакого общения между заключенными разных бараков, но странным образом пленные сиидха почти мгновенно узнавали обо всем, происходящем в Цитадели, и особенно в Вершинах. Коннахар крепко подозревал, что Старший Народ обладает некой загадочной способностью общаться на расстоянии, не прибегая к устной речи. Уже к вечеру стало известно, что такие обыски проведены повсеместно. Уличенных в малейшем неповиновении, доставляли прямиком в Серебряные Пики, точнее — в тот из них, где безвылазно угнездился Исенна. Что с ними сделали, не ведали наверняка даже всезнающие сиидха… но единственный взгляд в сторону некогда прекрасных и стройных шпилей наводил на мысль о самой незавидной участи.
Спустя еще пару дней обстановка на руинах поверженной Цитадели стала в буквальном смысле огнеопасной. Последствия ужасной раны или же предательство ближайших соратников, а может, предчувствие полной неудачи лишили Исенну Феантари последних остатков разума. Оставив попытки разыскать Семицветье обычными способами, он вновь прибегнул к магии Жезла. Однако, теперь огромную колдовскую силу направлял воспаленный рассудок безумца, и результат не заставил себя ждать.
Синее небо над Долиной Вулканов сплошь затянули тяжелые, свинцового оттенка грозовые тучи. Над Серебряными Пиками эти облака, то и дело прорезаемые блеском молний, образовали подобие бешено крутящейся воронки, в сердце которой таилась непроглядная тьма, подобная окну в вечную ночь. Солнце померкло, и все вокруг окрасилось в мертвенный багрово-сиреневый цвет, какой бывает от зарева далекого пожара. Ни единый порыв ветра не касался поникшей листвы уцелевших в долине деревьев. Земля дрожала почти беспрерывно, и сполохи зеленого колдовского огня денно и нощно метались над вершиной поверженной башни, озаряя зловещий силуэт треножника с распятой на нем человеческой фигурой.
Словно всех этих мрачных знамений Безумцу показалось мало, отголоски творимой в Вершинах волшбы стали уносить жизни, разя внезапно и без разбору, подобно слепой и бесшумной молнии. Дверги и альбы из воинства Исенны без видимых причин падали мертвыми, напоминая в посмертии удавленников. То же самое порой случалось с пленными. Если до сих пор воинство Аллерикса хранило, по крайней мере, видимость спокойствия, то теперь холодная длань ужаса коснулась даже самых бесстрашных. Одно дело — биться в честном бою с противником из плоти и крови, и совсем иное — покорно и беспомощно ожидать, пока лопнет сердце в тисках неведомой темной силы!
Альбийские командиры, сохранившие остатки былой верности, отправили в Серебряные Пики своих представителей на переговоры с вождем. Исенна принял их, но на увещевания ответил презрительным смехом, а на угрозу мятежа безразлично пожал плечами. Попробуйте убить меня, сказал он, и взойдете на погребальный костер вместе со мной — ведь только сила Алмаза удерживает теперь подземный огонь Долины Вулканов… Военачальники ушли ни с чем, однако, едва спустившись по длинной витой лестнице, рассудили по-своему — сотникам велели спешно сворачивать лагеря. Пусть спятивший вождь ищет Радугу сам. Приказ не затронул лишь несколько сотен мечников, тех, что носили синие с серебром доспехи. Личная гвардия Исенны присягала Аллериксу на Жезле. Душа и тело этих великолепных воинов полностью принадлежали вождю, власть данной ими клятвы превышала и угрозу огненной погибели, и даже страх Живущих Вечно перед самой смертью.
