Маячный мастер (СИ) - Батыршин Борис Борисович
Может, потом будете выяснять? — осведомилась Дзирта. Яда у её голосе заметно прибавилось. — Сейчас эти типы поднимутся на борт бригантины, оттуда мы будем видны, как на ладони!
— Ничего… — я потянул с плеча карабин. — Погибать, так с музыкой. Не они одни тут умеют стрелять!
Это была глупость, жест отчаяния — я понимал, что умелые стрелки, устроившись за фальшбортом «Квадранта», в минуту превратят и нас и лодку в решето.
Тиррей, видимо, тоже это понял.
— Знаете, мастер Серж, я бы на вашем месте её послушал. если мы…
Дзирта не дала ему договорить.
— Стрелять, они, может и не станут. Но вон там, у пирса, привязаны шлюпки. Помедлим ещё немного — сообразят, в чём дело, погрузятся на них и пустятся в погоню. Хотите гонки тут устроить?
У меня только одна пара вёсел, — торопливо добавил Тиррей. — Лодка перегружена, далеко не уйдём…
Я опустил винтовку.
— И что вы предлагаете? Отойти подальше и высадиться на берег? Так заметят…
Дзирта отрицательно мотнула головой.
— На берег вам, как, впрочем, и мне, теперь нельзя, проще самим застрелиться. Но вон там, подальше, за большим пароходом, пришвартована «Лаисса» — это наша яхта, мы готовили её к Регате пяти Фарватеров. Можно попробовать на ней — судно полностью готово к выходу в море, я только сегодня проверяло.
— Это уже что-то… — я оживился. — А людей на яхте нет? Не хотелось бы затевать ещё одну перестрелку….
— Только сторож. Он меня знает и не будет мешать. Жаль, конечно, что у нас нет астролябии, а то могли бы сразу уйти на Фарватер, там-то нас не достанут…
Я едва удержался, чтобы не продемонстрировать ей содержимое кожаной сумочки.
— Господа, может, поторопитесь? — Тиррей подёргал меня за рукав. Я оглянулся — действительно возле привязанных к пристани шлюпок уже мелькали факела, оттуда долетала до нас злобная перебранка.
— Ладно, убедили… — я скинул с плеча винтовку и прочую амуницию, отодвинул Тиррея и уселся за вёсла.- Что ж, мадмуазель мичман, показывайте, куда грести?..'
'…Яхта напоминала классические деревянные яхты начала двадцатого века — с двумя мачтами, несущими гафельные паруса, ослепительно надраенными медными и бронзовыми частями, рангоутом из незнакомого дерева тёмно-медового цвета. Подобная оснастка была мне знакома, на 'Штральзунде была похожая — но я благоразумно предоставил распоряжаться Дзирте. Браться за управление незнакомым судном, не имея хотя бы немного времени на освоение — плохая идея, а мне ведь предстояло ещё настраивать астролябию. Правда, об этом я своим спутникам не сказал — успеется, когда сбросим с хвоста погоню и выйдем из гавани.
Девушка взялась за дело решительно, ещё раз подтвердив свою высокую квалификацию. Команды были точными, отрывистыми: «Распустить стаксель!» «Выбирать грота-фал!» и финальное «Отдать швартовы!» До бегущих по пирсу людей с факелами оставалось ещё шагов сто, когда яхта, оторвавшись от пристани, приняла парусами ночной бриз, слегка накренилась, набирая скорость. Дзирта умело работала штурвалом, прокладывая курс между стоящими на бочках судами. Из-за большого колёсного парохода наперерез нам вынырнули две шлюпки — я видел, как сгибаются спины гребцов, как блестит ствол винтовки в руках стоящего на носу человека, слышал брань, которой они провожали нас. Тиррей (и когда он успел забраться на яхту?) распластался по палубе, не выпуская из рук стаксель-шкота. Молодчина парень, подумал я, только что делать с ним там, куда я направляюсь? Как, впрочем, и с Дзиртой, да и с яхтой тоже…
Выстрела так ни не последовало — преследователи не решились устраивать пальбу всего в паре кабельтовых от брандвахтенного крейсера, бдящего у брекватера. Яхта легко, как стоячих, обошла гребные посудины, проскочила проход — и вот уже перед форштевнем серебрится гладь внешнего рейда, а впереди, в полутора — двух милях, светятся огоньки на бакенах, расставленных по контуру «зоны отбытия».
— Как она называется? — крикнул я? — Яхта, в смысле?
— «Ланфиер». — отозвалась Дзирта. — Это остров в Западном Проливе, там ещё вулкан, правда, потухший…
— Красивое имя. — я вытащил из-за пазухи сумку. — И остров, наверное, красивый. Вы мне непременно о нём расскажете — при случае, попозже. А сейчас, мадемуазель, что вы там говорили о Фарватерах?
И увидел, какой радостью вспыхнули её глаза — когда я показал (каюсь, не без толики торжества) извлечённую из сумки астролябию…'
«…Никогда ещё путешестиве по Фарватеру не давалось мне так тяжело. Остаётся только гадать, почему — возможно, я ошибся, настраивая астролябию для перехода к Бесову Носу? Не ошибся даже — допустил мелкую неточность, но и того хватило, чтобы поставить нас, всех троих, на грань гибели. Вместо свежего, балла на четыре-четыре с половиной ветра, стабильно дующего в фордевинд, по грандиозному тоннелю гуляли шквалы. Они, вопреки всем законам метеорологии, шли на нас одновременно с разных румбов — как успевала Дзирта разворачивать яхту носом хотя бы к самым сильным, я, наверное, не пойму никогда. Будь у 'Ланифера» не штурвал, а румпель, как у «Штральзунда» — массивная клеёная из многих слоёв древесины рукоять переломала бы ей руки, и никакие румпель-тали не смогли бы помочь. А сейчас — они с Тирреем повисли на колесе штурвала, словно на поводьях взбесившегося жеребца — и мотались из стороны в сторону в такт ударам волн. Я же, обвязавшись вокруг пояса куском каната, притягивал к гику парус, один за другим затягивая риф-банты. Мокрое полотнище рвалось из рук, угол грота с вшитым в него металлическим кольцом хлестнул меня полицу — от этой оплеухи я едва не лишился сознания. Штормовой стаксель разорвало в клочья, и они оглушительно хлопали над головой. Штаг выгнулся крутой дугой, и я молился, чтобы не треснула под напором ветра мачта. Если это случится, яхта, превратившись в беспомощную игрушку стихий, врежется в вихревую стену — а там погибель, хаос, Мальстрём…
Порой неистовство Фарватера на краткое время утихало — ветер начинал дуть ровно, и тогда в вихревых стенах мелькали разрывы — то овальные, то почти идеально круглые, то пульсирующие, подобно титанической амёбе. В этих разрывах можно было видеть изумрудные, фиолетовые, голубые волны, разноцветные небеса под ними, полосы облаков — то фиолетовых, то почти чёрных, то огненного цвета. Один раз мне показалось, что в разрыве мелькнул клочок знакомого неба с тремя лунами — и я едва удержался, чтобы не кинуться к Дзирте, не вывернуть штурвал, в безумной надежде, что там нас ждёт покой, отдых от бешеной круговерти Фарватера, спасение…
Что меня удержало? Яркая точка, вспыхнувшая вдруг в дальней перспективе тоннеля. Взгляд зацепился за неё случайно, но отвести его я уже не смог. Дзирта кричала: «Спасены! Мы спасены!» Ей вторил Тиррей, размазывая брызги и слёзы по мальчишечьей своей физиономии. А точка росла, колола глаза острыми лучами; ветер выровнялся, поутих, шквалы куда-то делись, словно их и не было вовсе. Дзирта скомандовала отдать рифы, и я принялся, ломая ногти, распускать закостеневшие узлы. Теперь яхта шла ровно, светящаяся точка превратилась в ослепительно сияющий круг — это же Маяк, понял я, тот, что на Бесовом Носу, справился Пётр, всё сделал как надо! И когда’Ланифер' нырнул в завесу мрака, отделяющую Фарватер от просторов Онежского озера, я выдохнул (оказывается, всё время после появления спасительной точки, я почти не дышал) — и с сознанием выполненного долга провалился в глухое забытьё…'
Конец второй части
Часть третья
'Когда прогонит ветер тишину, когда по ветру вытянутся флаги…" I
— Ну и рожа у тебя, Шарапов!..
Сергей ощупал распухшее лицо, поморщился от боли.
— Это меня углом паруса приложило. Там люверс железный вшит, в него грота-шкот пропускают. Тяжёлый, сволочь…
Яхта бесшумно скользила по глади Онеги. Дзирта правила, куда её было сказано — в обход Бесова Носа, где за грядой серых, низких каменных островков-луд пряталась крошечная бухта. Казаков только позавчера производил там промеры, имея в виду поставить в бухточке «Штральзунд». Глубина вполне позволяла загнать туда и «Ланифер» с его солидной осадкой — океанская яхта, как-никак, для такой не всякая стоянка подойдёт…. Он порадовался, что заранее догадался притопить посреди бухточки пару бетонных блоков с привязанными к ним ярко-синими пластиковыми бочками — это позволяло становиться на якорь, не затевая утомительную возню с тросами и брашпилями.
