Дети Великого Шторма. Трилогия - Осояну Наталья
– Не надо, – хриплым голосом отозвался Фейра. Он сидел с закрытыми глазами и тяжело дышал. – Рана неглубокая. Найдется чем перевязать?
– Айлантри? – Вира бросила красноречивый взгляд на бывшего секретаря старейшины. – Может, один из тех остолопов возле двери принесет все необходимое?..
Так и вышло. Когда дозорный прибежал с пластырем и – Айлантри осенило в последний момент – чистой и целой рубашкой, Вира вновь проявила поразительное хладнокровие и, отстранив обоих воронов, сама занялась фениксом.
Старейшина посмотрел на своего бывшего помощника. Лицо Рейнена снова сделалось непроницаемым, но Айлантри видел правду: под этой маской скрывались растерянность и тревога. Последняя, как подсказывало чутье, была связана не с Фейрой, а с тем, что предстояло в самом скором времени.
С судом над Кармором Корвиссом и его сподвижниками.
Айлантри призадумался и понял, что источник беспокойства ему известен. Он вспомнил, как на борту «Невесты ветра» Сандер задал вопрос, на который не нашлось ответа: почему они не положили этому конец?
Молодой ворон понял, что знает настоящий ответ, и испугался.
– Через полчаса в Фонтанном дворе, – сказал тем временем Рейнен. – Не опаздывайте.
А потом он повернулся и ушел походкой приговоренного к смерти.
Айлантри снова посмотрел на феникса, который в тускловатом свете краффтеровских ламп выглядел бледным как мертвец. Вира смыла кровь, заклеила порез пластырем и теперь помогала раненому одеться. Айлантри очень смутно осознавал, что странный поступок Фейры тесно связан с тем, что он пытался совершить – и, похоже, преуспел, – но объяснить происходящее ему было не по силам. Даже то, что Рейнен Корвисс доверил ему Виру, казалось нереальным. Как будто прошлое вернулось – но ведь на самом деле оно безвозвратно ушло…
– И что же ты сделал? – спросила она, стоя над фениксом со скрещенными на груди руками, разглядывая его с нескрываемым интересом, словно какую-нибудь необыкновенную ремору. – Весь этот спектакль с кровью – зачем он был нужен?
Он поправил манжеты, потом повернулся не вставая и снял куртку, которую Вира повесила на спинку стула. Айлантри наконец-то понял, что болезненная медлительность в движениях капитана возникла не из-за раны – для него это наверняка была почти царапина. Он потратил слишком много сил на то, что сделал с фрегатами.
Что бы это ни было.
– Я рассказал им легенду о том, как мой предок получил свой огонь, – устало проговорил Фейра. – Я должен был продемонстрировать, что готов на все ради победы над нашим общим врагом. Кровь в этом мире дороже любых драгоценностей и любых слов… Впрочем, что говорить? Ты ведь об этом знаешь не хуже меня.
Вира, конечно, знала про звездный огонь – если какие-то загадки для нее и существовали, то располагались они на еще не открытых этажах Подвала, ниже той самой злополучной лестницы. Но было видно по лицу, что она подумала не про огонь.
Феникс, как ни странно, тоже это заметил.
– Зачем ты хочешь попасть на казнь… точнее, суд над Кармором? Не боишься оказаться среди обвиняемых? Или думаешь, что тебе простили прегрешения из-за того, что ты не сбежала вместе с его маленькой бандой на Землю тысячи огней?
Она усмехнулась и ничего не сказала.
– Постой-ка. – Он встал, встряхнулся и, осторожно взяв ее за подбородок, заставил повернуть лицо в одну сторону, потом – в другую. Она подчинилась. – Ну да. Конечно. Искусай меня медуза, как же я мог тебя забыть?
– Всего одна встреча сорок лет назад, – тихо сказала Вира. – Очень короткая встреча.
– Но в доме твоего… отца я больше никого не видел, не считая слуг, – возразил Фейра. На его бледном лице отразилась боль. – Да-да… Теперь я вспомнил. В тот самый день, когда Рейнен привел меня к себе, ты сидела в его кабинете, в его кресле, с книжкой на коленях. Он велел тебе уйти. Ты рассердилась, но не стала ему перечить. На тебе было темно-синее шерстяное платье с белым воротничком…
– Если бы отец не отправил меня на следующий же день в пансион, я бы нашла возможность с тобой познакомиться, – проговорила воронесса.
Фейра наконец-то отпустил ее подбородок, но она продолжала стоять в той же позе словно изваяние.
– Я устроил пожар, и Рейнен решил уберечь тебя от опасности. Это было правильно.
– Но я могла помочь.
– Нет. – Он покачал головой и грустно улыбнулся. – Мне никто не смог бы помочь. Просто удивительно, что я не убил всех в вашем доме, не превратил его в обгорелые развалины. Ты понятия не имеешь, что я перенес.
Они ненадолго застыли, глядя друг на друга.
Айлантри кашлянул.
– Нам пора, – сказал он. – Если мы и впрямь хотим увидеть суд… и казнь.
– О да, – ответила Вира, не сводя глаз с Фейры. – Мы очень этого хотим.
Фонтанный двор располагался в самом центре Вороньего Гнезда и был самым большим из всех внутренних дворов огромной крепости. Фонтанов в нем имелось три: они изображали одну и ту же женщину, только одно изваяние, с повязкой на глазах, держало в руках весы, другое – меч и песочные часы, а третье – ветвь какого-то дерева. Айлантри не знал какого, и символизм статуй оставался для него загадкой. Да и старшие вороны, как он ни расспрашивал, ничего не могли объяснить. Происхождение изваяний было окутано густым покровом тайны.
Один за другим собирались росмерские вороны, приходя отовсюду. Айлантри с одинаковым усердием прятался от знакомых и незнакомых, надеясь, что его примут за какого-нибудь отшельника, случайно оказавшегося в вороньей столице, или за подмастерье, который лишь недавно получил право носить мантию и еще не успел как следует насладиться этой привилегией. Вряд ли кто-то заметит его отсутствие… или он ошибается? О процессе над Фейрой наверняка говорили в каждом доме, и тот, кто сыграл немаловажную роль в оправдании подсудимого, просто обязан был удостоиться определенного внимания.
Вира тоже надела мантию. На этом настоял Фейра, и Айлантри был фениксу благодарен: сам он по-прежнему тушевался перед дочерью Рейнена Корвисса, не мог лишний раз взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы заговорить по собственной воле. Они стояли вблизи от фонтана с мечом и часами, окруженные пустым пространством, – вороны, разумеется, узнали феникса, и каждый старался держаться от него подальше.
Двор постепенно заполнялся: воронов собралось не меньше сотни. Они большей частью молчали. И вот, когда Айлантри от нетерпения и тревоги уже готов был малодушно удрать, доверив Виру фениксу, на возвышении посреди двора появился Рейнен Корвисс. Он был… собой. Старейшиной клана, Верховным Вороном, магусом с уродливым шрамом от ожога на правой щеке и глубокой хмурой морщиной на лбу. Он что-то сказал блюстителям, и через несколько минут на площадку перед возвышением вывели четверых воронов в цепях – здесь от них был толк, поскольку, чтобы избавиться от оков, Кармору и остальным пришлось бы прибегнуть к магии полужизни у всех на глазах, а они, как и прочие вороны, не были на такое способны.
Кармор стоял, расправив плечи и гордо вскинув голову. Они с Рейненом смотрели друг на друга, и старейшина молчал, словно и сам онемел. Верн был невозмутим; Ашиль и Ивон, похоже, волновались, но как-то держали себя в руках. Секунды превращались в минуты, те проходили одна за другой. Ничего не происходило.
Айлантри закрыл глаза.
Чтобы призвать Духа Закона – существо, помешанное на справедливости и не знающее ничего другого, кроме нее, – нужно было к нему обратиться. Не просто произнести вслух или написать на бумаге слова, излив свои чувства, но пустить в ход ту струну души, что басовито гудела, туго натянутая от творящегося беззакония. Лишь тот, кто по-настоящему чувствовал себя пострадавшим из-за совершенного проступка, лишь тот, кто был готов рискнуть даже собственной жизнью ради истины, – лишь он мог обратиться к древнему существу с такой просьбой. Стоило помнить о том, что Дух Закона наказывал всех причастных, если узнавал о них, наказывал клеветников, наказывал тех, кто пытался воспользоваться его решением, получив незаслуженную выгоду.
