Ученик лоцмана (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Я уже поведал Валуэру о своих экспериментах с таинственных приборах — не таких уж, как выяснилось теперь и бессмысленных…

— Но ведь там тоже был маяк, верно? А значит — кто-то его поставил, и не просто поставил, а пытался использовать для перемещения по Фарватерам?

— Так и есть, парень. — собеседник кивнул несколько раз подряд. — И это тоже загадка, ничуть не уступающая парадоксам со временем, о которых ты тут рассуждал. Я, конечно, проверю по старым записям — может, что и найдётся… а только вряд ли. Я ведь говорил: далеко не все Лоцмана умеют вносить новооткрытые миры в Реестр, и перемещаются по ним на свой страх и риск. Что до маяка — может, он местной постройки? В конце концов, у вас, на Земле, десятки тысяч маяков, строители которых понятия не имели ни о маяке Зурбагана, ни о Фарватерах…

— Но кто-то всё же имел? — я привычно выхватил из его фразы самое существенное. — Вы, помнится, как-то проговорились, что и на Земле были маяки, смотрители которых в курсе?..

— Были, да. — кивнул Валуэр, как мне показалось, неохотно. — Но, как я говорил, ими давно уже не пользуются. Может, смотрителей, посвящённых в тайну, и в живых то уже не осталось?

— А где они находятся?

— Снова вопросы, парень! — он недовольно поморщился. — Если настаиваешь, дам тебе их координаты, вдруг, в самом деле, однажды пригодится? Только на память, уж извини, не помню — придётся зайти в Гильдию, проверить по старым картам. Заодно, кстати, поговорю кое с кем, есть у нас такие, знатоки временных парадоксов и прочих премудростей… Может, помогут вычислить, сколько лет прошло в твоём мире? Покажу свою астролябию, на ней ещё сохранились те настройки, по которым я нас вытаскивал из под этих клятых Трёх Лун. Думаю, такие сведения лишними для тебя не будут, верно — если уж решишься возвращаться, несмотря ни на что?

— Это уж точно. — подтвердил я. — А может, я вместе с вами пойду в эту Гильдию? Интересно же, да и уйму ещё всего хотелось бы уточнить…

— Вот именно поэтому никуда ты не пойдёшь! — собеседник ухмыльнулся, как мне показалось, несколько злорадно. — Это я такой терпеливый, а тот же мастер Утлендер, он у нас признанный знаток всего, что связано с преобразованием времени и пространства в Фарватерах, тебя за порог вышвырнет, если станешь изводить его своими вопросами! И вообще, парень, займись делом. — он ткнул пальцем в иллюминатор, из которого доносился стук молотков, скрип снастей и сочная, хотя и непонятная ругань судового плотника. — Завтра нам обоим предстоит очень длинный день!

С этими словами он выбрался по трапу наверх, на палубу, оставив меня сидеть в кают-компании — и ощущать как медленно, но верно закипают от всех этих парадоксов мозги. Нет уж! — я решительно тряхнул головой. Спятить от непоняток окружающего мира (…миров?..) я всегда успею — а пока, в самом деле, лучше последовать совету мастера Валу и приложить куда-нибудь с пользой руки, раз уж голову никак не получается?

[1] Знаменитая фраза из комедии Жана-Батиста Мольера «Плутни Скапена».

VI

Синяя, с белой надстройкой и неопрятными ржавыми потёками на бортах самоходная баржа, гружёная песком, неторопливо ползла по судовому ходу. Она относилась к довольно распространённому классу «Волго-Дон»; на носу большими белыми буквами было выисано название — «Отрадный». Вот баржа поравнялась с речным трамвайчиком — с ярко-белым корпусом, исполосованным сине-красными зигзагами цвета российского флага, — надстройка трамвайчика была обтекаемой, похожей на огородный парник, целиком из голубоватого стекла. Пронеслась между баржей и берегом парочка крошечных катеров, явно приводимых в движение мощными водомётами — парень и девушка сидели на них верхом, держась на рули, вроде мотоциклетных. Парень заложил очень крутой вираж, и даже рёв движка не заглушил пронзительно-восторженного визга его подруги, решившейся, однако, повторить рискованный манёвр. Катерки обогнули большой конический белый маячный буй с крупными цифрами «16» на боку — на самой его верхушке, на недлинной решётчатой штанге вспыхивал и сразу гас, отбивая не вполне уловимый ритм, яркий, видимый даже в лучах летнего солнца фонарь. Справа, метрах в пятидесяти, проплывали берега, уставленные ангарами для катеров, лодками, на самодельных слипах, дощатыми пирсами той или иной степени потрёпанности.

Дальше в густо-зелёной зелени торчали крыши дачных домиков и ремонтных алюминиевых ангаров, а ещё дальше возвышались постройки совершенно футуристического вида, нереальные какие-то бруски многоэтажек, непривычных, очень ярких расцветок, с фасадами в дымчатом стекле. В голубом небе в разных направлениях тянули инверсионные следы большие пассажирские самолёты, и в бинокль можно было их разглядеть — широкофюзеляжные лайнеры, ярко раскрашенные в разные цвета, с висящими под крыльями толстенькими бочонками турбовентиляторных двигателей. А под ними, примерно в полутора километрах дальше, над водой, выписывал круги маленький ярко-оранжевый с синей полосой на борту вертолётик, словно сошедший с экрана какого-то заграничного фильма — на месте хвостового пропеллера, у него было массивное широкое кольцо, в котором что-то мерцало, а привычные шасси заменяла пара загнутых вверх лыж.

Мимо «Штральзунда», негромко тарахтящего своим дизельком, пролетел, разведя волну, ещё один катер, на этот раз более привычного облика, напоминающий знакомые «Казанки» — только, кажется, с пластиковым корпусом. Подвесников у него на транце было аж два, судя по звуку и по тому, как вышел весь катерок, опираясь на одни винты, чрезвычайно мощных. На носу, синим по белому, было написано — «Клязьминец-12». В кокпите его было двое — парень, дочерна загорелый, в плавках почему-то камуфляжной расцветки, и девушка в крайне экономном купальнике. Я помахал им рукой, девушка ответила мне ослепительной улыбкой и приветственным жестом.

Ну что ж, вот я и дома?

—…у нас три два варианта, растолковывал мне мастер Валу. Первый: я самолично провожу тебя до твоего мира и прослежу, чтобы ни на входе на Фарватер, ни на нём самом, ни на выходе с него, не случилось ничего непредвиденного. Но в этом случае, тебе придётся отдать мне своё судно, вряд ли в том месте, которое ты выбрал, я смогу достаточно незаметно и безопасно завладеть другим. Второй же вариант таков: проводить тебя на «Квадранте» а потом поскорее уйти, предоставив собственной судьбе, кажется мне несколько… рискованным.

Я кивнул — глупо было бы спорить с опытным Лоцманом. Конечно, Клязьминское водохранилище вблизи Долгопрудного — не самая маленькая из подмосковных акваторий, там хватает достаточно крупных судов, тех же самоходных барж или прогулочных теплоходиков — а всё же совершать там манёвры на самой натуральной бригантине будет, пожалуй, опрометчиво. Кто его знает, какие у них, в первой четверти двадцать первого века порядки и насколько бдительно несёт службу речная милиция — но внезапное, буквально из ничего, появление такого судна, да ещё и извергающего из трубы самый натуральный угольный дым, вряд ли останется незамеченным. Нет, «Квадрант», конечно, уйдёт без помех — долго ли развернуться и сделать дугу вокруг маячного буя, ориентируясь на который мы намеревались выйти в нужную точку акватории? — но я-то со «Штральзундом» останусь, и к нам наверняка возникнут вопросы. И первое же требование предъявить документы продемонстрирует представителям властей (как бы они тут не назывались) что и документы на судно, мой паспорт и судоводительские бумажки выданы три десятка лет назад и неизвестно ещё, соответствуют ли принятым здесь стандартам? Скорее всего, они безнадёжно устарели — и объясняться по этому поводу придётся не на палубе дорки а в неуютном помещении, обитатели которого все, как один, носят униформу, а окна по странному капризу архитектора снабжены решётками.