Ученик лоцмана (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Тот, по которому вы, настраивали прибор для перемещения — подойдёт? Правда, это всего лишь маячный буй, но ведь вы уже использовали подобный…

— Пойдёт. Так даже лучше, если ты сохранишь прежние настройки, мне будет проще тебя разыскать. Ну что, всё понял?

— Вроде, всё.

— А теперь медленно повтори все действия, шаг за шагом. А когда закончишь — повторишь ещё раз. В таком деле, парень, ошибиться никак нельзя!..

Выбирая место прибытия на одном из московских водохранилищ, я не зря остановился именно на Клязьминском, и именно вблизи Долгопрудного. Кто из москвичей не знает о россыпи яхт-клубов и по его берегам — а мне, к тому же, случалось проводить там немало времени. Один мой старый приятель держал на МФТИ-шной водно-спортивной базе самодельный швертбот, и я как-то, ещё в самом конце восьмидесятых, целый сезон подряд катался к нему, помогая возиться с судёнышком, после чего мы крепко зависали в аспирантской общаге. Там же я впервые познакомился с таким явлением парусного туризма, как разборные катамараны с надувными баллонами, что выпускавшиеся тогда серийно «Просторы» и «Альбатросы», что многочисленные поделки самодельщиков — и по праву считал себя на берегах Котовского затона и на острове «Водник» своим. Конечно, рассуждал я, за три десятка лет там много что могло перемениться, возможно, даже и до неузнаваемости — но кое-что знакомое наверняка осталось. Яхт, швертботов, разнообразных катеров вряд ли стало там меньше; «Штральзунд» со своими невеликими размерами вполне там затеряется, и уж где пришвартовать его, хотя бы на время, я отыщу. А там видно будет — в любом случае, до Москвы рукой подать, а в студенческом городке МФТИ я рассчитывал, если повезёт, навести кое-какие справки. Студенты-физики — народ особый, и вряд ли так уж кардинально изменились за эти годы, так что помощь я там, пожалуй, найти смогу.

Знал бы я заранее, до какой степени здесь всё изменилось — наверное, и не решился бы сунуться в «знакомые» края, предпочёл бы выйти из «Фарватера» где-нибудь на Пестовском водохранилище, а то и вовсе на Московском море. А до Москвы добираться уже на электричке, уповая на отточенное за студенческие годы умение удирать от контролёров.

Прежде всего — катера и яхты. В глазах рябило от шикарных, наверняка невероятно дорогих образцов, подобных которым я видел, разве что, в иностранных кинофильмах. Вызывающе роскошные марины яхт-клубов, мачты, флайдеки, усаженные прожекторами и кожухами радаров, незнакомые, футуристические формы корпусов, пёстрые вымпела яхт-клубов на береговых мачтах. Паруса — некоторые непривычной формы, некоторые — разноцветные, среди которых попался даже и чёрный; девицы в бикини, загорающие на палубах и крышах рубок, шикарные автомобили вблизи пирсов, небольшие, ладные здания то ли ресторанов, то ли клубов — другая, чужая, незнакомая жизнь… «Штральзунд» смотрелся здесь гадким утёнком, случайно забредшим на этот в какое-нибудь Монако или Сан-Марино, и ничего, кроме презрительно-недоумённого взгляда вызвать не мог, и я судорожно оглядывался, ища в береговом великолепии хоть что-то знакомое.

Понадобилось пройти не меньше полукилометра вдоль берега, уворачиваясь от проносящихся с рёвом катеров и моторных яхт, прежде, чем взгляд мой зацепился за что-то знакомое, пожалуй, даже чуждое на этом празднике жизни. Низкий дощатый пирс — таким он мог быть и тридцать, и пятьдесят лет назад; в глубине, недалеко от воды несколько щитовых домиков и алюминиевый эллинг с ребристой полукруглой крышей. У пирса покачиваются на волнах полдюжины старых знакомцев — крашенных в военно-морской шаровый цвет шлюпок типа «ял-четвёрка» и ял-шестёрка', с мачт свисают, слабо колышась ла лёгком ветерке желтоватые рейковые паруса. Ещё один или два яла обсыхают на дощатых слипах, а в стороне приткнулась к берегу несколько необычных посудин — два то ли скандинавских небольших драккара, то ли стилизации под древнерусскую ладью. На одном, на сильно изогнутом высоком форштевне — деревянная голова какого-то чудища, с невысокой мачты свисает рей с намотанным на него, явно полосатым парусов, а не берегу, поблизости — о чудо! — деревянные козлы, увешанные щитами и копьями.

Рядом стояла двухмачтовая длинная, с наклонным, в виде деревянного бруса, форштевнем, лодка, которую я определил для себя, как казачья «чайка» — за неимением иной аналогии. Четвёртая же посудина не могла быть ничем иным, как современной репликой ботика Петра Первого — в бинокль я разглядел установленную на баке маленькую медную пушечку, а над фасадом одного из домиков колыхался на двух шестах выписанный по кумачовой полосе длинный лозунг: «парусно-исторический фестиваль 'Онега-2023». Организаторы: РВИО и «Российское Географическое Общество».

Когда я получше рассмотрел шлюпки, реконструкционные посудинки и надпись, у меня словно камень с души свалился. Уж здесь-то точно отыщется кто-то, с кем я смогу найти общий язык. Да, пожалуй, уже нашлись — вон, трое парней, стоящие на пристани рядом с «Ботиком Петра» приветственно машут «Штральзунду» руками, причём один из них одет в подобие преображенского зелёно-красного кафтана, наб боку имеет шпагу на широкой кожаной перевязи, а меня приветствует взмахами сорванной с головы воинской шляпы треуголки. Я трижды дёрнул за плетёный из каната язык, колокол-рында трижды громко звякнула, и я повернул румпель, правя к «фестивальной» пристани. Парень в преображенском мундире снова замахал треуголкой, указывая мне место для швартовки — промежуток между теснящимися бок-о-бок ялами и одним из «драккаров». Я перевёл рукоятку газа в нейтральное положение, а когда от бушприта до досок пристани оставалось метров восемь, дважды коротко дал задний ход и побежал на нос, на жоду подхватывая с палубы плетёные из сизалевых тросов кранцы. «Преображенец» отмотал с деревянного кнехта швартовый конец и размахнулся, собираясь бросить его мне; другой его товарищ стоял рядом с шестом, изготовившись упереться кончиком в накатывающий борт «Штральзунда». Я принял швартов, накрутил его на утку, проделал эту операцию ещё раз, на корме, следя за тем, чтобы кранцы встали между планширем и краем пристани хорошо, как надо, после чего — чуть помедлил и перепрыгнул с борта на пирс. Доски скрипнули под ногами и я, обменявшись рукопожатиями со встретившими меня парнями сделал несколько шагов, отделяющих меня от зелёной травки. На краткий, почти неуловимый миг ноги у меня едва не подогнулись, голова закружилась — впрочем, так нередко случается, когда после долгих часов, даже суток, проведённых на покачивающейся, «дышащей» палубе, ступаешь на твёрдую землю, ощущаешь под ногами её извечную незыблемость.

Ну, что ж, вот, я и дома?..

VII

…Повезло? И ещё как! Типичный «рояль в кустах», как в старой, шестидесятых ещё годов, эстрадной миниатюре юмористов Арканова и Горина. В самом деле: если и могли найтись люди, среди которых я мог, если не затеряться, то хотя бы на какое-то, пусть небольшое время, побыть в своей тарелке, не вызывая ненужных вопросов — то это вот такое сборище реконструкторов и энтузиастов парусной истории. На меня обратили внимание, а как же — сначала те трое, что помогали швартовать «Штральзунд», потом подошли ещё несколько человек, и среди них трое или четверо подростков в возрасте от тринадцати до шестнадцати. Дорку рассматривали с благожелательным интересом, кто-то, испросив у меня позволения, полез на палубу и принялся рассматривать ретро-оснастку. Мне жали руку, знакомились — я представился настоящим своим именем, назвавшись Сергеем Баранцевым, двадцати восьми лет. Что, с одной стороны, было и логично — в имевшихся у меня документах значилось именно эти имя и фамилия, — а с другой, если вспомнить, какие даты там указаны…