Джим Батчер - Фурия первого лорда
Всю жизнь выживая на дикой окраине, они обретали ошущение самодостаточности, уверенности и независимости, что было необычным среди простого населения.
Для ее мужа приток беженцев не был одной лишь проблемой: он также открывал возможности.
В течение нескольких недель старания предоставить кров каждой душе в долине положили начало организованному движению, поддерживаемому отрядом Бернарда, состоящим из инженеров Легиона и гольдеров долины, которые расценивали прилив чужаков как вызов их чувству гостеприимства.
Когда движение набрало силу, Бернард использовал структуру, созданную им в рядах беженцев, чтобы обратить их усилия на упрочнение обороны Кальдерона и значительное расширение земель, пригодных для возделывания.
Невероятно, что могут сделать люди сообща.
Внезапный грохот копыт вывел Амару из состояния задумчивости, когда крупный мужчина подъехал на мускулистом гнедом мерине.
Лошади не понравилось, как всадник натянул уздечку, чтобы остановить ее, поэтому она громко заржала, встав на дыбы и ударив воздух передними копытами.
Это ржание, в свою очередь, всполошило маленького Аякса на манеже. Пони сразу же подскочил в воздух и развернулся с простотой гибкой кошки.
Маша вскрикнула и начала падать.
Амара вытянула руку вперед, послав Цирруса, чтобы замедлить и смягчить падение ребенка, внезапный порыв ветра пронесся по полу манежа.
Благодаря усилиям Амары и мягкой земле (специально подготовленной как раз для такого случая), девочка приземлилась более-менее безопасно.
Аякс, явно довольный собой, побежал вокруг манежа, встряхивая гривой и высоко задрав хвост.
— Бернард, — вздохнула Амара.
Граф Кальдерона хмуро поглядел на большого мерина, тем самым успокоив животное, спешился и привязал поводья к одному из длинных столбов забора.
— Прошу прощения, — сказал он и указал на коня. — Этот идиот начинает практически трястись, если слышит от кого-то хотя бы подобие вызова. Я даже не хочу думать о том, каким он был, пока не был кастрирован.
Амара улыбнулась, и они вместе спустились на манеж, где лежала хныкающая Маша. Амара осмотрела девочку на наличие повреждений, но та не получила ничего кроме синяков.
Амара помогла ей подняться, говоря добрые и ласковые слова, а Бернард прищурился и сосредоточил свою магию земли на Аяксе, постепенно останавливая маленькую горделивую лошадку.
Бернард достал из кармана кусочек медового воска и дал лошади, тихо приговаривая, пока брал Аякса за узду.
— Спину прямо, — сказала Амара ребенку. — Пятки наружу.
Маша немного посопела, а затем сказала:
— Аякс должен быть более осторожен.
— Возможно, — сказала Амара, пытаясь скрыть улыбку. — Но он не знает как. Так что ты должна как следует практиковаться.
Девочка бросила осторожный взгляд на пони, послушно евшего угощение с руки Бернарда.
— Можно я попрактикуюсь завтра?
— Лучше, если ты сделаешь это прямо сейчас, — сказала Амара.
— Почему?
— Потому, что если ты этого не сделаешь, то можешь уже никогда не решиться, — сказала Амара.
— Но это страшно.
Амара улыбнулась.
— Вот почему ты должна это сделать. Иначе, вместо того, чтобы контролировать свой страх, твой страх будет контролировать тебя.
Какой-то момент Маша серьезно это обдумывала. Затем сказала:
— Но ты говорила, что страх — это хорошо.
— Я сказала, что это нормально, — ответила Амара. — Все боятся. Особенно, когда происходит что-то плохое. Но ты не должна бросать начатое из-за страха.
— Но ты бросила работу курсора у Первого Лорда, — заметила Маша.
Амара почувствовала, как ее улыбка тает.
Позади Маши, Бернард тщательно потер рот рукой.
— Это другое, — сказала Амара.
— Почему?
— По многим причинам, которые ты не поймешь, пока не станешь старше.
Маша нахмурилась.
— Почему нет?
— Давай-ка, — пророкотал Бернард, шагнув вперед. Он поднял ребенка в воздух словно пушинку и усадил к пони в седло.
Он был крупным, широкоплечим мужчиной, а в его темных волосах и бороде мелькали серебристые пряди. Его руки были большими и сильными, огрубевшими от постоянной работы, но несмотря на это, с ребенком он был ласков, словно кошка со своими котятами.
— Еще раз по кругу, как и до этого, — спокойно сказал он. — А затем пойдем, пообедаем.
Маша взяла в руки поводья и закусила нижнюю губу.
— Я могу ехать медленно?
— Хорошо, — сказал Бернард.
Маша причмокнула языком и повела Аякса по внешней стенке манежа, пытаясь держать спину прямо, она практически выгнулась назад.
Ее пятки покоились на боках у пони.
— Ну? — спросила Амара, как только ребенок отдалился на несколько ярдов.
— Исана едет.
— Опять? Она была здесь три дня назад.
— Сенатору Валериусу удалось собрать кворум Сената, — сказал Бернард. — Он собирается оспорить законность брака Септимуса.
От этих слов у Амары во рту появился неприятный привкус, и она пнула землю.
— Бывают моменты, когда мне хочется, чтобы ты ударил этого эгоиста немного посильнее.
— Во время спасательной операции было много неразберихи, — сказал Бернард. — И Валериус не заткнется. Будет препятствовать моим убеждениям.
Он поджал губы и задумался.
— В следующий раз в этой ситуации я поступлю иначе.
Амара издала небольшой смешок и покачала головой, глядя с сторону Маши.
— Кровавые вороны, — прорычала она сквозь сжатые зубы. — Даже сейчас, когда все поставлено на карту, эти идиоты играют в свои игры. Они будут заключать свои сделки под столом, пока воины ворда не порвут их в клочья — как будто ворд — это лишь временное неудобство!
— Они должны так прикидываться, — сказал Бернард. — Иначе им пришлось бы признать, что были дураками, когда не послушали предупреждения, которые мы делали вороны знают сколько лет назад.
— Это будет ужасно, — сказала Амара. Секунду она обдумывала ситуацию. — Если Валериус победит, это даст Аквитейну все необходимые оправдания, чтобы удержать корону, даже ес… даже когда вернется Октавиан.
Бернард утвердительно хмыкнул.
— Что нам делать?
— Поговорить с моей сестрой, — сказал Бернард. — Выяснить, кого из сенаторов можно склонить на свою сторону.
Маша и Аякс практически завершили свой медленный обход манежа.
— Как она?
— Она улыбалась, — сказала Амара. — Шутила. Почти смеялась.
Бернард рокочуще выдохнул.
— Ну и ну. По крайней мере сегодня произошло что-то хорошее. Если бы мы могли добиваться столького каждый день, все могло бы неплохо сложиться.
