Андрей Бондаренко - Зеркала Борхеса
Алекс, стараясь выглядеть солидно и вальяжно (как-никак, представитель правящего класса), дошагал до полосатой будки, остановился и, гордо подбоченясь, выжидательно хмыкнул.
– Что желает господин маркиз? – тут же склонился в предупредительном полупоклоне широкоплечий усатый ландскнехт. – Ваша милость изволили заблудиться? Не нашли нужного дома?
«Надо же, маркиз! Ха-ха-ха!», – зашёлся в приступе гомерического смеха обнаглевший в корягу внутренний голос. – «Держите меня семеро! Ха-ха-ха! Вот же, умора! Как бы ни описаться ненароком…».
Мысленно послав беспардонный голос далеко и надолго, Алекс многозначительно откашлялся и, презрительно цедя слова через губы, вытянутые в тонкую спесиво-высокомерную нить, ответил:
– Заблудился? Не то, чтобы. Просто… Про меня, милейший, никто не спрашивал? Может, кто-нибудь искал?
– Конечно, ваша честь, – продолжил услужливо лебезить стражник. – И спрашивали. И искали… Кто конкретно? Эх, подзабыл. Память слабая – с самой младенческой колыбели… Не найдётся ли у господина маркиза лишней монетки, глядя на которую, мне было бы легче вспомнить? Только не сочтите, Бога ради, за нетактичную грубость и преступное неуважение. Жизнь нынче такая – сложная и скупая…
– А разве она бывает иной? – небрежно положив правую ладонь на эфес шпаги, вкрадчиво поинтересовался Алекс. – То-то и оно… А откуда в такие скупые времена взяться лишним монеткам? Пусты кошельки, словно в них завелись дырки невидимые, через которые денежки и утекают – ручейками бойкими и незримыми. Будь то солдатский кошель, или же, наоборот, принадлежащий гневливому кавалеру с голубой кровью… Верно я говорю, служивый?
– Абсолютно правильно, ваша милость.
– Так кто интересовался моей благородной и нервной персоной? Отвечать незамедлительно, наглец усатый! Если, понятное дело, жизнь дорога…
– Дорога, конечно, – поторопился заверить ландскнехт. – Как же без этого? Аннушка про вас – совсем недавно – спрашивала.
– Кто такая? И где я могу её найти?
– Девчушка здешняя. Занятная. Но так, ничего особенного. Худа чрезмерно, на мой вкус. Даже толком подержаться не за что… А искать её не надо. Вон – сидит на лавочке возле колодца. Вас, надо полагать, дожидается…
На низенькой скамье с кривой некрашеной спинкой сидела именно та, которую он и ожидал увидеть. А именно, стройная зеленоглазая девушка с милыми ямочками на смуглых щеках.
«Ещё и улыбчивая», – дополнил внимательный к мелочам внутренний голос. – «Сидит себе и, отстранённо глядя в сторону, тихонько улыбается. Полагаю, что мечтает. О чём? О своём, о девичьем, ясная средневековая зорька.…На этот раз у неё абсолютно другие волосы – длинные, чёрные и слегка кучерявые. А что? Очень даже пикантно, эстетично и симпатично… Платьице скромное? Подумаешь. Зато сидит на фигурке – как литое. Замечу, на стройной, идеальной и аппетитной фигурке… Интересно, а как Аннушка зарабатывает себе на хлеб? Надеюсь, с помощью швейной иглы и напёрстка? В противном же случае… Всё понял. Заткнулся и удалился. Временно, понятное дело… Э-э, братец. Хочешь, дам бесплатный дельный совет? Ты кашляни несколько раз подряд. Да погромче. Иначе до самого обеда здесь простоишь. Или даже до ужина. Девичьи грёзы – субстанция долгоиграющая и непредсказуемая…».
Девушка, реагируя на покашливание, вздрогнула, обернулась и, вскочив на ноги, зачастила.
– Доброго здоровья вам, господин маркиз Пушениг! Долго жить будете. Я про вас только что вспоминала. Как вы тогда, в городе, мне цветок красивый подарили. А я, дурочка мечтательная, так растерялась, что даже забыла вас поблагодарить… Вот, благодарю. Большое спасибо. От всего сердца… Почему я про вас у солдат спрашивала? Рабе Янкэлэ (мой приёмный отец), шепнул мне вчера вечером, что вы сегодня должны приехать. Мол, на днях письмо с нарочным получил. Вот, и решила встретить. Ведь вы не сердитесь, раз улыбаетесь? Очень хорошо. Я рада… А где коня оставили? Наверное, в харчевне за изгородью? Оно и правильно. Там, конечно же, надёжней. Да и воздух гораздо чище…
«Откуда взялась эта повышенная болтливость?», – удивился внутренний голос. – «Хотя, если подумать, то и ничего странного. Роль, так сказать, обязывает и накладывает отпечаток. Молоденькие еврейки (как, впрочем, и пожилые), отличаются беспредельной природной разговорчивостью… А заметил, братец, как у девушки радостно задрожали пушистые ресницы, когда она тебя увидела? Прямо-таки восторженно затрепетали. Серьёзно, без плоских шуток. Честное слово, не вру. Похоже, что шансы у некоторых любопытных бродяг неуклонно растут. Это я про дела сердечные толкую… Недавняя встреча в городе? Было бы, ей-ей, неплохо – прояснить подробности. Причём, не праздной прихоти ради, а для полной ясности известного вопроса…».
– Я тоже, красавица, рад тебя видеть, – прервал затянувшийся девичий монолог Алекс. – Замечательно и сногсшибательно выглядишь. Хорошеешь и хорошеешь, практически день ото дня… Кстати, про давешнюю встречу, где присутствовал подаренный цветок. А зачем ты тогда посещала город? С какой целью?
– С самой обыкновенной. Как и всегда, – мимолётно передёрнула худенькими плечами Аннушка. – Снимала мерку с дородной жёнушки одного богатого торговца коровьими шкурами, возжелавшей пошить к грядущему празднику новое платье… А вы, благородный господин маркиз, – улыбнулась откровенно лукаво, – о чём подумали?
– Да, собственно, ни о чём. Просто так поинтересовался. Чтобы разговор поддержать… Э-э-э. М-м-м…
– Хотите меня ещё о чём-то спросить?
– Ну, да. Видишь ли… Короче говоря, может, ты в курсе – зачем я приехал в ваше гетто? Понимаешь, ночью плохо спал, сны дурацкие и запутанные, сменяя друг друга, донимали. А сейчас голова пустая-пустая и словно бы чугунная… Так как? Поможешь подсказкой?
– Охотно, господин Пушениг. Рабе Янкеле сказал, что у вас здесь намечены два важных дела. Во-первых, хотите занять у менялы Калмана Ротшильда немного золотых монеток…
– Подожди, – попросил Алекс. – Это что же получается? У того самого Ротшильда?
– У одного из них, – понимающе подмигнув, подтвердила девушка. – Только здешний Калман – это совсем не тот Калман, которого вы, наверное, имеете в виду… Не понимаете? Сейчас растолкую. Самого главного Ротшильда зовут – Майер Амшель. Он сейчас уже совсем старенький и редко покидает Франкфурт-на-Майне, так милый его дряхлому сердцу. Но у старика есть пятеро взрослых сыновей (среди них и Калман), которых он приставил к филиалам своего основного банка, расположенным в Париже, Лондоне, Вене и Неаполе. А в нашей Праге семейные интересы Ротшильдов представляет и защищает, не покладая рук, сын младшего брата старика Амшеля Майера. То бишь, родной племянник главного Ротшильда, которого тоже зовут Калман… Понятно объясняю?
