Андрей Бондаренко - Зеркала Борхеса
– Критериев?
– Хорошо. Будь, Пушениг, по-твоему. Исходя из разных критериев… Сейчас мы говорим о Боге Одине. Он разделяет всех людей на «обожающих войну» и «на всех других». Такой, вот, подход.
– Поясни, пожалуйста.
– Поясняю… Войны, они были, есть и будут всегда. И многие люди относятся к войнам (с точки зрения Одина), «неправильно». То есть, прохладно: принимают, понятное дело, участие, но как бы по необходимости, без особой радости, мол, надо защищать родную землю от врагов и всё такое прочее. Повоевали и вновь отправляются землю пахать. Или же мастерить глиняные горшки и ковать лошадиные подковы. Причём, воюют они «без искорки в глазах», а пашут, мастерят и куют – с нескрываемым и огромным удовольствием. Такие «мирные человеки», обожающие созидать, Одина совершенно не интересуют. Ну, ни капельки. По крайней мере, так принято считать… А, вот, «обожающие войну». Эти готовы воевать всегда и везде. Их не интересуют причины и конечные цели тех или иных войн. Главное, заниматься любимым делом: убивать, грабить, разорять, жечь, разрушать, насиловать. Такие людишки брутальному Одину близки и понятны. Вернее, их подленькие и грязные Души. По крайней мере, так принято считать… Вот, валькирии, верные служанки сурового Одина, и обходят все поля недавних сражений – охотятся за «обожающими войну». То бишь, за их «тёмными» Душами. Чтобы заключить в серебристые сосуды и доставить на небесный пир-тризну. По крайней мере, так принято считать…
– Принято считать? – понятливо усмехнувшись, переспросил Алекс. – Значит, всё обстоит с точностью, но наоборот? Ну-ну… Хочешь, попробую угадать, как оно всё – на самом деле?
– Попробуй, догадливый и сообразительный углежог.
– Общеизвестно, что Душа покидает мёртвое тело человека только через девять суток после его смерти. Покидает и становится «неприкаянной». То есть, начинает бродить по Свету и даже может – при стечении определённых обстоятельств – «вселиться» в тело младенца. Поэтому мудрые Боги не заинтересованы, чтобы «тёмные» Души умерших бесконтрольно шастали по Земле, так как в этом случае весь Мир – рано или поздно – может погрузиться в хаос непрерывных войн, и человечество – в конечном итоге – исчезнет… Я всё правильно понимаю?
– Исключительно верно, – согласно кивнула головой Анхен. – Прозорливые Боги, действительно, охотятся за «тёмными», помещая их Души в различные «чертоги». Суровый Один – в Вальхаллу. И это, поверь, не единственная «небесная тюрьма». Но, к сожалению… Как же это объяснить?
– У всего человечества Тёмное Начало – очень сильно? «Тёмных» изначально было в разы больше, чем «светлых»? Было, есть и будет? Боги с огромным трудом справляются с обязанностями «санитаров леса»? И когда они, беспредельно устав, дадут слабину, то случится-грянет приснопамятный Армагеддон?
– Не буду цепляться к непонятным словам и фразам. Но ты, по большому счёту, прав. К огромному сожалению. Армагеддон уже не за горами… Ага, валькирии, позабыв об охоте, сошлись в одном месте. Восемь – сошлись. А одна стоит на отшибе, отдельно от других… Что там происходит?
– Черноволосая валькирия, действительно, стоит отдельно, – доложил Алекс. – Более того, она сняла со своей головы шлем и отцепила с доспехов ярко-жёлтую накидку. А теперь, предварительно сложив в шлем серебристый сосуд и свёрнутую накидку, отбросила его далеко в сторону.
– Надо же! – восторженно охнула девушка. – Нам с тобой, углежог, несказанно повезло – наблюдать такое. Очень редкое событие. В том смысле, что случается один раз в сто лет. Не чаще… Понимаешь, девы-воительницы, они бессмертны. Так сказать, бессмертные служанки мрачного Одина. Посещают места «свежих» боёв и собирают в специальные сосуды «тёмные» Души. Непыльная работёнка, надо признать. По крайней мере, не требующая каких-либо значимых физических усилий. Это тебе не за плугом идти, поднимая каменистую целину, образно выражаясь… Так вот. Каждой валькирии даровано право – покинуть (через оговорённое количество лет, или же веков), своего господина. Для этого надо попросить Одина об «оживлении» конкретного покойника-мужчины, а потом выйти за «оживлённого» замуж. Естественно, став после этого обыкновенной смертной женщиной. Говорят, что именно в результате таких браков и рождаются они, Великие Герои… Может, в этом и заключается истинное высокое предназначение валькирий? Высмотреть на одном из полей брани идеального мужчину-производителя? Отважного, сильного, могучего, идеально-сложённого? Рыцаря без страха и упрёка? Высмотреть, «оживить», выйти за него замуж и нарожать целую кучу маленьких «геройчиков»? Которые потом, превратившись в брутальных мужчин, поставят – в очередной раз – наш скучный и сонный Мир на рога? Дабы придать ему дополнительный плановый импульс, принуждающий к поступательному развитию? Кто знает… Значит, черноволосая Брунгильда высмотрела-таки суженого? Искренне завидую. Причём, белой завистью.
– Получается, что у тебя, красотка, нет ухажёров и кавалеров?
– Обидеть хочешь? Да, сколько угодно. Отбоя нет. Не в этом дело. Просто…
– Просто твоё девичье сердечко до сих пор свободно? – вкрадчиво уточнил Алекс.
– Угадал, прозорливый Пушениг, – призналась Анхен, после чего, лукаво подмигнув, продолжила: – Хотя, знаешь… Недавно на моём горизонте возник-появился один достойный кандидат. В том плане, что идейный бродяга и законченный чудак…
Вновь запел охотничий рог – низко, хрипло и протяжно. Над округой, примыкавшей к долине, поплыла мелодия – скорбная, печальная, чарующая и на удивление красивая.
Поплыла, окутала, полетела и, попав в умелые руки чуткого каринтийского эха, многократно умножилась, зазвучав причудливыми многоголосыми переливами…
Охотничий рог замолчал.
– Рыжеволосая Гель кого-то звала? – предположил Алекс. – Кого? Впрочем, кажется, я догадался… Своего хозяина и господина? То есть, легендарного Одина?
– Конечно. Как же без него? Ведь, выбранного воина надо ещё «оживить»… Ага, в конце долины показались новые фигурки. Давай, глазастый углежог, всматривайся и рассказывай об увиденном.
– Знаешь, красотка, намечается нестыковочка. Похоже, что сам могущественный Бог прибыть не может, так как занят более важными делами. Поэтому прислал по зову Гель целую команду, призванную его – сурового из суровейших – заменить.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась девушка.
– Ничего особенно. Во главе означенной команды следует высокий сутулый старик в длиннополом тёмно-синем плаще, с бесформенной войлочной шляпой на голове. На каждом его плече сидит по упитанному угольно-чёрному ворону. Рядом – по бокам, слегка отстав, ленивой трусцой – бегут два облезлых лесных волка. В одной старческой ладони зажато древко чёрного копья, которое он использует в качестве посоха, а в другой – длинная кожаная уздечка, прикреплённая к печальной конской морде. Х-мм…
