Юрий Никитин - Куявия
На левом конце стены все еще свернутая в моток веревка. Яська проверила, хорошо ли закреплен конец на зубце, сбросила, ухватилась. Князь Цвигун смотрел на нее со странным выражением, лицо тоже начало кривиться, глаза заблестели. Князь Онрад совсем уж несолидно шмыгнул носом, торопливо вытер глаза.
– Яська, – проговорил князь Онрад просительно, – может быть, не стоит, подумай… Меривою было бы радостнее знать, что ты жива и здорова, что живешь, радуешься всему ..
Он запнулся, а из-за его спины добавил с надеждой Кадом:
– Да что там, Яська! Кто любит, тот жаждет, чтобы любимая и после его смерти жила долго и счастливо! Он сам все для этого делает!.. Меривой хотел бы, чтобы ты была счастлива и… возможно, когда-нибудь даже нашла себе хорошего человека, растила бы детей…
Яська слабо улыбнулась.
– Спасибо вам.
Веревка легко заскользила в ее ладонях, Яська спускалась не так стремительно, как Меривой, но быстро, а когда ноги коснулись земли, повернулась и пошла к артанскому стану, ни разу не оглянувшись в сторону крепостной стены с усеявшим весь верх народом, что скорбно смотрел ей вслед. Шла сначала медленно, взгляд выхватил в глубине артанского лагеря сложенные крест-накрест ряды бревен, ускорила шаг, а потом и помчалась со всех ног, уже не в силах сдержаться.
Навстречу ударил ветер, словно она летела на драконе, сорвал капюшон, длинные золотые волосы выплеснулись искрящейся волной, крупными локонами упали на плечи, спину и вытянулись за нею, рассыпая золотые искры.
Всадники выметнулись навстречу, что-то спрашивали, она замедлила бег, маленькая, безоружная, остановить ее не решились, поехали по обе стороны, Яська с острой болью в груди неотрывно смотрела на четыре ряда бревен, сложенных крест-накрест, двое артан уже поливают торцы растопленной смолой, а на самом верху, на роскошном алом плаще тело Меривоя, настолько огромное, что ступни торчат за края бревен.
Вокруг крады знатные артане, она узнала Вяземайта и Аснерда, военачальников, чьи имена известны куявам. Вяземайту подали зажженный факел, он хотел заговорить, но глаза поймали подходившую женщину. Брови взлетели вверх, зрачки сузились.
Яська уже перешла на шаг, дыхание выровнялось, уже почти спокойная, живущая в другом мире, только с горящим лицом и звездными глазами. Выхватила факел, Вяземайт покорно отдал, ощутив в ней силу большую, чем в нем. Яська с факелом подошла к бревнам, повернулась к застывшим артанским воинам.
– Он был лучший, – сказала она с болью. – Лучший из людей!.. Небо не простит такое убийство.
Никто не двигался, она поднялась наверх, склонилась над Меривоем. Факел держала в далеко отставленной руке, чтобы не капал горячей смолой на его обнаженный торс.
– Меривой, – произнесла она тихо, но все услышали, у молодых воинов на глазах выступили слезы, а старые потупили головы, чувствуя, как в груди остро кольнуло. – Меривой… тебе не придется меня долго ждать… Я быстроногая, догоню, и к тем дальним вратам рука об руку…
Она склонилась к его губам, рука опустила факел, ее золотые волосы накрыли Меривоя нежным покрывалом. Пламя побежало вверх слабой струйкой, быстро растеклось в стороны, скрыло. В просветы огня воины видели, как она обняла могучую шею Меривоя уже обеими руками, прильнула всем телом, прижалась крепко-крепко, чтобы не оставлял, защитил и там, куда отправляется сейчас.
Огонь ревел и гудел, возгоняясь к синему небу. Поднялся ветер, сверкающим роем взлетели пурпурные искры. Стена огня окружила краду с четырех сторон. Кто-то вскрикнул, показалось, что Меривой поднимается, завеса огня стала плотнее, сухой жар заставил отодвинуться даже Аснерда и Вяземайта. Вяземайт посмотрел искоса на искаженное лицо Аснерда, тихонько отступил, исчез.
Воины, отодвинувшись, продолжали смотреть на огонь неотрывно. К Аснерду подошел Щецин, после гибели Волина он старел не по дням, а по часам, почти не покидал шатра. Густые черные волосы, едва тронутые инеем, быстро редели, обнажая лоб, покрывались сединой.
– Аснерд, я ничего не скажу про эту краду… Кто прав, кто виноват – узнаем в небесном чертоге. Но сейчас понятно: надо уходить…
Аснерд вздрогнул, бледный и трепещущий, глаза почти белые, Щецину показались дикими, как у зверя.
– Ты о чем?
– Надо уходить, – повторил Щецин. – Эта куявка нанесла удар нашему войску больший, чем все богатыри и драконы этой проклятой Долины!
Аснерд прорычал:
– Говори яснее!
Щецин взглянул в его темное от горя лицо, вздохнул. Аснерд и сам бы все понял, просто сейчас от горя его разум темен, сказал тихо, почти умоляюще:
– Мы знали, что куявы – трусы и что всегда цепляются за свои жалкие жизни. Но эта куявка… молодая и полная звериной силы!.. Да любой наш вождь счел бы великим счастьем взять ее в жены!.. Эта куявка бесстрашно ступила в огонь, Аснерд! О ней будут говорить, а потом начнут петь. О нас забудут, а про твоего сына и эту куявку сложат песни, легенды. О них будут рассказывать, на их примере учить верности, чести, любви, самопожертвованию, беззаветной преданности… Войско увидело, что по ту сторону не жирные обгадившиеся от страха свиньи. Мы потеряли самое главное, Аснерд!.. Мы потеряли чувство превосходства. Нам всегда помогала уверенность, что мы – лучше. А сейчас эта юная куявка разбила ее с такой легкостью, словно молодой лед. Ты посмотри на людей, Аснерд! Посмотри в их лица. В глазах слезы, Аснерд. Они только что обрекли на смерть… но вот сейчас голыми руками выдернули бы из огня обоих.
Часть третья
Глава 1
Мутно-сиреневые тучки застыли на бледной голубизне полуденного неба. Малыш на лету повернул голову, в глазах вопрос, Иггельд кивнул, и дракон могучими взмахами вскарабкался выше. Облака остались далеко внизу, бледное небо налилось синевой. Если подняться еще, синева превратится в темнеющую лиловость, проступят первые звезды.
В разрывы облаков земля внизу казалась зеленым ковром, брошенным на неровное поле. Тоже нехорошо, он не дракон, чтобы с такой высоты рассматривать даже муравьев.
– Давай ниже, Малыш, – сказал он и для верности постучал ногой. – Вниз, вниз.
Дракон поспешно сложил крылья, и не просто сложил, а наклонился и пошел вниз, как падающая из поднебесья стрела, что все время набирает скорость. Сердце остановилось, желудок поднялся к горлу, холод охватил все тело.
– Хва… тит, – прохрипел он, когда зеленая трава начала превращаться в деревца, можно различать домики, угадать пятнышки пасущегося скота.
Малыш с готовностью начал выравниваться, но, тяжелый как гора, опустился еще па добрых три-четыре броска дротика, пока выровнялся и полетел прямо. Ревущий ураган, что пытался сорвать Иггельда с сиденья, сменился легким ветерком в лицо.
