"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса

– Точно, – сказала Таня. – В рамках соглашения о прекращении огня.

– Так на бумаге, – сказала медсестра. – Но, судя по тому, что произошло с вами, соглашение больше не соблюдается.

Мама кивнула, не скрывая своей тревоги.

– Это я во всем виновата, – сказала Таня, вспоминая во всех подробностях, откуда у нее шрамы. – Вероятно, за мной следили, а я привела прямиком к тем, кто им был нужен.

– Все в порядке, – сказала мама, – так, как лгут любящие родители.

– Что случилось с остальными? – спросила Таня.

– Пока что мы не знаем, дорогая, – ответила мама. – До сих пор ждем известий.

Клод появилась минут через сорок пять.

– У вас все в порядке, – сказала она. – И вы поступили совершенно правильно.

– Я рада, что вы так думаете, – сказала Таня. – Потому что обратной дороги нет.

– Это мне прекрасно известно, – согласилась Клод. – В жизни можно двигаться только вперед. К обновленной реальности.

Посмотрев на цветы на стене, Таня вспомнила развалины за окном.

– Это кажется невозможным, – сказала Таня.

– Это неизбежно, – возразила мама.

– И тут вопрос не только в том когда, – подхватила Клод. – Так обстоит дело с любыми переменами. Можно ждать, когда естественным путем случится эволюция. А можно ей помочь. И вы определенно дали ей хорошего пинка под зад. Мы не могли себе представить, какой клад вам удалось раздобыть. Это именно то, что было нужно, чтобы кардинально изменить ситуацию.

– Вот как?

– О да. Андрей уже работает с вашими материалами. Три редактора, которым он доверяет. В Париже, Берлине и Дели. Мы будем выдавать сведения отдельными порциями, доступными для переваривания. И сделаем побольше копий.

– Отлично.

– Не могу обещать, что люди обратят на это внимание.

– Неважно, – сказала Таня. – Они просто должны это знать.

– И они все узна́ют. Очень важно определить взаимоотношения президента и народа. Этот «талмуд» показывает истинные масштабы коррупции. Ну а когда подадут главное блюдо – «Список смерти», – это уже будет заслуживать уголовного преследования.

– Даже не знаю, – сказала Таня. – Судьи, которых нанял президент, быстренько обкорнали нашу Конституцию. Для уголовного преследования нужны прокуроры.

– Закон по-прежнему творят люди, – напомнила Клод. – Это последняя инстанция. Даже если речь идет о естественных законах.

– Не зря на юридическом факультете не изучают Декларацию независимости, – сказала мама. – Эти люди знают, что выглядит со стороны правильным, а что нет. Что является справедливым.

– Люди сошли с ума, – сказала Таня. – Маркетологи от политики манипулируют ими, превращая в обезумевшую, несоображающую толпу, кормящую президента и его олигархов.

– И это также правда, – согласилась Клод. – Но что, если мы заразим людей своим собственным вирусом? Подождем и всё увидим.

Таня выглянула в окно на передающую антенну.

– Это…

– Канал ноль.

– Ваш?

– Наш, – поправила Клод. – Это означает, что и ваш тоже. И теперь он действительно наш. Мы только что его экспроприировали.

– Хорошо, – сказала Таня. – Быть может, вам удастся запретить порнушку.

– Угу, – сказала мама.

– Что произошло с тем мальчишкой? – спросила Таня.

– С каким мальчишкой? – спросила Клод.

– С Сигом.

Клод переглянулась с мамой. Когда та печально кивнула, Таня поняла все и без слов.

Сиг не спал, следя за дверью своей клетки и пытаясь вникнуть в сотню отдельных разговоров, наполнявших огромный атриум крытого стадиона, приглушенных быстрыми порывами воздуха из системы искусственной вентиляции. Здесь всегда было шумно и светло.

Камера Сига находилась на нижнем уровне, где разобрали целую секцию пластиковых кресел, заменив их временными клетками из перегородок и проволочной сетки. На верхних уровнях сооружались новые клетки. Они окружали кольцом арену, где на огороженном искусственном покрытии толкались еще не отсортированные задержанные. Из пяти водруженных друг на друга морских контейнеров была сооружена сторожевая вышка на пятидесятиярдовой отметке, образуя пьедестал, с которого просматривались все до единой клетки. Под сводами болталось табло, четыре перепрограммированных экрана которого постоянно крутили видео, начинающее действовать на нервы, если оставаться без сна по тридцать шесть часов.

Желудок Сига урчал, требуя внимания, но тут появились два охранника, у одного был пакет с едой навынос, во втором пакете лежала новая одежда Сига. По крайней мере, одно свое обещание Уокер сдержал.

– Тебе сегодня повезло, мой мальчик, – проворчал охранник, просовывая пакеты сквозь прутья. – Очень аппетитно. Извини, что не могу дать тебе пластмассовые приборы, но, уверен, ты меня поймешь.

Одевшись, Сиг сожрал жареную курицу, оставив одни обглоданные косточки.

И тут началось ночное шоу ужасов.

Началось оно с завывания сирен, затем вспышка яркого света, после чего серия гулких ударов. Тюремщики догадались, как максимально эффективно использовать полный набор светового и звукового оборудования, оставшийся от предыдущих хозяев. Постапокалиптическое шоу в перерывах матча.

Шум, доносящийся из громкоговорителей, по мнению Сига, был похож на хорошее землетрясение. Клетки содрогнулись.

Раздалась музыка, похожая на скрежет электроинструмента по листовой стали, звучащий прямо в голове.

На экране табло появилось видео, предназначенное для дальнейшей деморализации заключенных. Прямой эфир.

Пытки, продолжающиеся в настоящий момент в других частях здания. Мужчина в годах, полностью раздетый, скованный наручниками в позу йоги с выгнутой спиной, кричащий на полу. Заключенный, старающийся увернуться от двух овчарок, рвущихся с поводков, чтобы вцепиться ему в лицо.

Женщина в грязном больничном халате, привязанная к металлическому стулу, в ужасе наблюдающая за тем, как ей в набухшую вену вводится из шприца какой-то неизвестный препарат.

Голый мужчина, которого запихивают в кубический ящик со стороной три фута.

Крупный план глаз женщины, смотрящей на то, как истязают ее сына.

Все методы сломать дух и тело, выработанные в войнах в противоположных концах земного шара, теперь применялись против собственного народа, и оправдывалось это тем, что повстанцы, изменив своей родине, тем самым отказались от гражданства. Стали чужаками без родины, не имеющими никаких прав.

Сиг подумал о Дональде Кимоу, эсквайре.

Пока крутили видео, некоторых заключенных вывели на огороженное футбольное поле. Тюремщики ходили вдоль рядов клеток, с электрическими дубинками в руках и в резиновых масках, скрывающих лица, выбирая актеров для предстоящего спектакля.

На экране табло появилось новое видео. С портативных камер на касках бойцов контртеррористических подразделений, зачищающих Байуотер. Взрыв стены и проникновение в гостиную, где семья смотрит телевизор, выстрел в отца, потянувшегося за оружием, и раздел матери и детей для дальнейшей обработки. Спуск по лестнице в старый кирпичный подвал, с освещением светодиодными лампами на голове пути через железную дверь в укрытие, где корчатся на полу оставшиеся в живых повстанцы, изувеченные взрывами гранат. Инфракрасный глаз перехватчика с дистанционным управлением, распознающий лица тех, кто входит в здание склада в промышленном районе, после чего ракета класса «воздух – земля» начисто стирает левое крыло здания, как будто его и не было.

Объектив камеры задержался на разгорающемся пламени.

Охранники в масках провели отобранных заключенных по коридору. Шоу подавления всего человеческого. Гусеницы в человеческом обличье и люди-собаки. Настоящие собаки, обученные примитивному повиновению. Танцы, вызванные местным применением электрического тока.

На табло появилось новое жуткое зрелище – кадры жертв войны из числа мирного населения, с субтитрами, обвиняющими повстанцев за искалеченных детей и убитых стариков.