Павел Молитвин - Полуденный мир
— А что, дело! Добро! Делить нам нечего! — зашумели недавние противники, потрясенные видом гибнущей биремы, и кто-то из «норгонцев» отчетливо произнес: — Мы поможем, если ты велишь спустить шлюпку и подобрать наших товарищей. Того и гляди, их глег жрать примется.
— Четверо в шлюпку, остальные за мной! — скомандовал Гельфар, а Чаг, встретившись глазами с Мгалом, громко спросила:
— Ты видел Батигар на «Норгоне»?
— Да, принцесса. Заруг схватил её, когда она прибыла в Сагру, чтобы разыскать тебя. Кажется, я видел её в воде, она плыла сюда…
Речь северянина прервал оглушительный вой, вырвавшийся разом из полусотни глоток оставшихся на биреме людей, и в наступившей вслед за ним тишине все услышали, как Гиль срывающимся голосом произнес:
— Да поможет нам Самаат и все добрые духи его! Глег прикончил корабль и принялся за команду!
Последовавшие было за Гельфаром мореходы прильнули к борту, силясь разглядеть, что происходит в море, и Чаг, уловив из речи северянина одно — где-то там, среди барахтающихся «норгонцев», должна быть Батигар, — присоединилась к матросам.
Бирема продолжала погружаться. Две переполненные людьми шлюпки плясали на волнах, те же, для кого места в них не нашлось, цепляясь за ванты, карабкались на высящуюся ещё над водой мачту, но большая часть команды «Норгона», оказавшись в море, устремилась к «Посланцу небес», сообразив, что найти спасение они могут только на корабле Мага. Поднявшийся ветер — предвестник грядущего шторма — взволновал море; длинные, увенчанные пенными гребнями волны нескончаемой чередой покатились на северо-восток, но, конечно, не могли помешать искусным пловцам покрыть расстояние между судами — всего в две сотни локтей. Надежда уже забрезжила в душах несчастных, когда в полусотне локтей от биремы мелькнуло черное, лаково поблескивавшее тело глега. Затем из волн показалась похожая на базальтовую глыбу голова, увенчанная костяным наростом. Сверкнули холодным светом неподвижные, словно отлитые из стекла, глазищи, глыба раскололась, обнажив слюнявую, алую пещеру пасти, усеянную желтыми клыками, и тело ближайшего меченосца целиком скрылось в ней с какой-то противоестественной быстротой, будто тот по собственной воле юркнул в распахнутые врата смерти.
Это-то первое явление глега и исторгло из глоток людей дружный вопль. Не успел он смолкнуть, как голова Барвача вновь вынырнула из волн. Почуявший неладное юноша, за спиной которого возникло чудище, оглянулся и, не издав ни звука, ушел под воду. Гребцы одной из шлюпок налегли на весла, надеясь спастись от глега в открытом море; другая, двигавшаяся к «Посланцу небес», замерла, безвольно покачиваясь на волнах, и в этот момент Чаг ощутила, как кто-то грубо схватил её за плечо.
— Останови Магистра, принцесса! — решительно обратился к ней узколицый воин, в котором она сразу же признала Эмрика. — Останови его, иначе, клянусь Усатой змеей, твои собственные люди выкинут сумасшедшего Мага за борт, а мы им поможем!
— Я пыталась, но он не слышит меня! Он вошел в транс и не видит, что делается вокруг!
— Тем хуже для него. Раз ему так понравилось быть глегом — в море ему самое место. Пусть отправится туда и утихомирит своего зубастого дружка, — сурово сказал Мгал, и по выражению лиц окруживших её людей принцесса поняла, что северянин выражает мнение как своих соратников, так и команды «Посланца небес».
— При чем тут Магистр! В борту дырища — человек пройдет! Мы и без помощи глега вот-вот тонуть начнем! — яростно завопил Гельфар. — Вы понимаете: то-нуть!
— Ладно, бери всех своих и ступай на бак. Бемс, где тут наши, пойдем поможем дыру залатать. Мгал и Гиль разберутся с Магистром, а остальные пусть помогут выбраться тем, кто сумеет доплыть до корабля. Шлюпку спускать незачем — её эта тварь в миг перевернет, — распорядился Эм — рик, видя, что моряки готовы сцепиться между собой по любому поводу и одно неловкое слово может привести к бессмысленной и беспощадной резне.
— Кто не желает идти на дно — за мной! — скомандовал Гельфар, увлекая за собой основную массу матросов.
— Где Магистр? Веди! — легонько подтолкнул принцессу Гиль. — Попробуем образумить его, ещё немного — и Барвач примется за эту посудину, а тогда уж нам всем конец. Но даже если этого не случится, ведь там, — он махнул рукой в сторону биремы, — там гибнут люди. Люди, которых жрет глег!
Чернокожий юноша не мог найти нужных слов, но Чаг поняла и повела его к Лагаширу, потому что испытывала те же самые чувства. Естественно, когда воины гибнут в сражении. Понятна, хотя и противна смерть осужденных от рук палача, но невозможно без содрогания видеть, как беззащитных людей пожирает какая-то безмозглая тварь. Вероятно, смысл был и в том, чтобы посылать преступников в недра Гангози, где они должны были якобы сражаться с кротолюдами, однако здесь пожирание людей чудищем могло вызвать лишь ненависть и отвращение к глегу и ещё большую ненависть и отвращение к человеку, пригласившему его на это кровавое пиршество…
Он глотал, рвал и крушил, кровавое пиршество было в разгаре, когда что-то, придя извне, ощупало его мозг холодными чуткими пальцами. Он все ещё упивался ужасом, который внушал этим мелким мягкотелым тварям, но ярость начала уходить, радость притупляться, вкус крови уже не пьянил, а отрезвлял. Он изо всех сил пытался удержать восхитительное чувство мощи, силы и безнаказанности, однако к торжеству сокрушителя все явственнее примешивались скорбь и боль.
Ужас, боль и обреченность этих беззащитных, несуразных мягкотелых почему-то стали неприятны ему. Какая-то часть его продолжала великое пиршество, и она — эта часть — по-прежнему буйствовала и наслаждалась своей мощью, ибо испокон веку существовала именно для того, чтобы взламывать эти плавучие скорлупы и пожирать обитающую в них мягкотелую мелкоту. И сам он хотел быть, как раньше, единым с этой своей великолепной, всесокрушающей, переполненной жизненными силами частью — и не мог. Потому что эту отделившуюся от него часть звали глегом, и глег был разрушителем, пожирателем трепещущей плоти, убийцей, а он… Кем же был он?
Пришедший извне голос нашептывал, что он человек, хотя этого не могло быть. Он не мог быть человеком, если сам только что пожирал людей! Но он дышал воздухом, стоял на палубе и, значит… Да нет же! Он глег. Барвач-сокрушитель. Он глег и хочет оставаться им — могучим, ужасным, победительным… О, эти проклятые холодные пальцы! Они копошатся у него в мозгу, как черви в гнилом мясе! Хозяйничают, как будто в рабочем столе роются: выдвигают одни ящички, задвигают другие, тасуют его содержимое, как им нравится. Они заставляют, они вынуждают его снова стать человеком! Но будь они прокляты Тьмой Созидающей, Тьмой Всемогущей, он глег! Он… О, Чаг, кажется, я умираю… Зачем… Зачем ты позволила этому чернокожему рыться в моих мозгах?..
