Валерий Большаков - Варварский берег
– И не говори… Потопят если – все спасутся, кроме нас, грешных!
– Да уж… Помнишь Косого? Ну старикан такой был, всё косил! Двужильный прямо. Сам-то до костей усох, а всё одно крутил весло, как заведенный. Так он рассказывал, как однажды их галера тонула, и как ему повезло – брус прогнил, и он таки смог кандалы вырвать. – А толку? Они же сразу на дно утянут!
– Правда твоя. И утянули бы, коли б мачта срубленная не подвернулась. Так и до берега доплыл. Только собрался цепи разбить, а тут солдаты! «Живой? – говорят. – Молодец! Марш на новую галеру!»
– Суки…
Олег слушал и мотал на ус – фигурально, разумеется, поскольку усы у него были сбриты.
Пока что он понятия не имел, как быть и что делать. Знал только, что задерживаться на галере не собирается – ему есть чем заняться.
А вот известие насчет Деда – это здорово. Если слухи правдивы.
Дедом ласково звали Михаэля де Рюйтера, адмирала, насколько знаменитого, настолько и любимого флотскими – что капитанами, что простыми матросами.
Выходец из народа, де Рюйтер, по сути, стал отцом «правильной» – линейной тактики, когда корабли выстраивались в линию кильватера, обращаясь к противнику одним бортом.
Недаром трехдечные фрегаты так и назывались – линейными кораблями…
Смутная идея забрезжила, укрепляясь в мыслях.
Галера «Нептунус» выглядела внушительно – две мачты с косыми парусами, десятки мощных весел, сложенных на филаретах – особых стойках над постицами, этакими брусьями, вынесенными за борта на опорах, на них как раз и находились уключины.
За кормой на привязи качалась шлюпка – ялик на четыре весла с невысокой мачтой.
Правда, нипе, кормовая надстройка, выглядела куда скромней, чем на французском «Реале», сказывались республиканские модные тренды, помноженные на скромность, которую исповедовали протестанты.
Легкие стенки перекрывались поверху тентом-табернаклем, проседавшим на полукруглых дугах.
Между надстройкой и первыми банками места было совсем мало – три шага сделать, и то проблема.
И на этом-то крошечном пятачке суетились офицеры во главе с капитаном, толкаясь и мешая друг другу, – теснотища.
Матросы возились на носу и на длинном гальюне, что вытягивался в шпирон, надводный таран, смахивавший на бушприт.
По куршее, узкому помосту выше палубы, что тянулся от надстройки до бака, перебегали аргузин с помощникомсуаргузином – они словно готовились к приему гребцов.
Встречать шиурму вышел комит в черном камзоле, с серебряной дудкой на груди. Зычным голосом он стал командовать:
– Последняя пятерка по левому борту – марш! Последняя по правому борту – марш! Живее, живее, канальи!
Аргузин красноречиво покачивал смотанным кнутом, обещая в случае чего придать ускорение особо неторопливым.
Бранкада за бранкадой, поддерживая кандалы, перекинутые через плечо, гулко топали по куршее, спрыгивали к своим банкам, и рассаживались по всем правилам гребного искусства.
– У-ужас… – пробормотал Пончик, гремя цепью. – А помнишь, Олег, как викинги гребли? Да и варяги не хуже… Никогда бы они не посадили за весла презренного раба! Угу…
– Цепь подбери, презренный, – посоветовал ему Яр. – Скоро наша очередь. Ты первым, не забыл?
– Помню, – буркнул Шурик. – Угу…
– Кормовая бранкада по правому борту – марш!
Пончик ринулся по трапу, одолел полпалубы поперек и спрыгнул к своей банке, шустро занимая место у самого борта.
Рядом с ним плюхнулся Быков, следом уселись Паха с Жекой. С краю пристроился Сухов – старший по банке. И загребной.
Именно кормовые загребные задавали ритм гребле, сбиваться с которого было никак нельзя.
Во-первых, аргузин не пожалует, а, во-вторых, сам гребец, потянувший весло чуть раньше или позже остальных, рисковал получить по голове соседним веслом – сидели-то все впритык!
Вот уж где чувство локтя принимало характер буквальный.
По куршее прошелся суаргузин, раздавая деревянные кляпы на веревочках – гребцы их вешали на шею, чтобы по команде сунуть в рот.
Следовало беречь уши капитана от криков, стонов и проклятий, ежели будет приказано ускорить ход до крайности.
Или если ранит кого в бою – к чему портить офицерское настроение всяческими визгами?
Сукомит с аргузином, начиная с кормы, закрепили все кандалы.
– Готовность номер один, – пробурчал Быков.
Первую банку от кормы по левому борту заняли те самые добровольцы, что вчера задумали развести Сухова на деньги. Загребным у них сидел недодушенный Олегом Виллем Косматый.
– Здорово, Виллем, – ухмыльнулся Сухов. – Соседями будем!
Косматый злобно оскалился.
– Не злись, – миролюбиво сказал Олег. – Просто я не люблю, когда на меня наезжают. Кроткий я, смекаешь? Если меня ударят по левой щеке, я даю сдачи. Натура такая, что уж тут поделать. Это самое… хочешь быть главным на этой лоханке? Да ради бога! Лично мне тут скучно. Я, бывало, по приказу императора неугодных ему королей скидывал с трона, а покладистых – подсаживал.
– Ага! – хмыкнул Виллем и сплюнул под ноги. – Ври больше!
– Сиятельный не врет! – прогудел Паха.
– Да ладно, – фыркнул Сухов. – Я-то знаю, как дело было, этого достаточно.
– И я! – поддакнул Шурик. – Угу… – И я, – кивнул Быков.
– И мы! – подвели черту Лобов с Комовым.
– Разговорчики! – тут же взревел аргузин.
Бич щелкнул и протянул Олега по спине. Удар был слаб, даже рубаху не распорол, но унижение куда хуже боли.
Сухов не стал предупреждать надсмотрщика о том, какова именно будет его печальная участь, но ледяной взгляд, брошенный на человека-без-шеи, вместил в себе куда больше целой обвинительной речи.
– Олег! – шепнул Пончик.
– Что? – процедил Сухов.
– Смотри! Там, на берегу! Это тот самый, который купил нас в Алжире!
Олег посмотрел. На пристани стоял плотный человек, уже в возрасте. Одет он был во всё черное, от туфель с пряжками до шляпы, а плечи его покрывал длинный черный плащ.
Выражение лица черного разобрать было трудно, но исходящую от этого человека опасность и силу Сухов почуял – будь он псом, шерсть у него на загривке непременно встала бы дыбом.
Волосы из-под шляпы у черного выглядывали косицами, и крестовидный шрам на левой щеке выделялся довольно отчетливо.
Рассмотрев всё, что ему нужно было, человек в черном плаще резко развернулся и пошел себе.
Его тут же заслонила подъехавшая карета, запряженная шестеркой лошадей.
Впереди и позади экипажа гарцевали мушкетеры.
Всё начальство галеры тут же засуетилось, забегало, матросы выстроились, да и офицеры тянулись во фрунт.
