Вадим Панов - Кардонийская рулетка
— Что случилось?
— Внутри двое полицейских, — уныло ответил разведчик. — Обедать притащились.
— Всего двое? — Главный растянул губы в презрительной усмешке. — И что?
— Но это же полицейские, — растерялся разведчик. — Если мы их кончим, местные озвереют.
— У меня приказ директора-распорядителя, а это важнее каких-то фараонов, — пожал плечами главный. И уверенно кивнул помощникам: — Приступаем.
— Признаться, я удивлен, — протянул удивленный магистр.
— Э-э… я тоже, — не стал скрывать Мерса. И принялся яростно протирать очки. — Я собирался дать другой ответ.
— Почему же не дал?
— Язык не повернулся. — Энди водрузил очки на место и в упор посмотрел на магистра. — Извини.
Привычное «э-э…» отсутствовало.
— Забавно, — натянуто рассмеялся Гатов. — Изменить решение не хочешь?
— Не уверен, что получится.
— Подумай вот над чем: ты сможешь оказаться в клубе Заводных Игрушек.
— Что? — вытаращился алхимик. — Он же выдуман!
— Павел, — покачал головой Каронимо. — Зачем?
Но слово сказано, и слово серьезное. И взгляд магистра подтвердил ошарашенному Мерсе: нет, не выдуман — Клуб реален.
— Я известен. Не скажу, что я к этому стремился, так получилось. Обо мне знают, меня считают гением, но я не единственный, кто тянет науку Герметикона вперед, кто заглядывает за грань и восторженно бросается на новые загадки. Я не один, Энди, я просто известен.
— Ты — член клуба Заводных Игрушек? — Алхимик до сих пор не мог поверить в происходящее.
— Помпилио думал, что обхитрил меня, устроив ту нелепую драку, но в действительности он мне подыграл: я хотел познакомиться с тобой. Я хотел позвать тебя. Я вижу в тебе потенциал.
Чем дальше, тем удивительнее. И отказаться становится все сложнее и сложнее.
«Ну ладно, ты не остался на Каате, не захотел превращаться в такое же сытое, самодовольное и скучное существо. Но чем ты недоволен сейчас? Почему хочешь отказаться от предложения, за которое еще два года назад откусил бы себе руку? Чем тебе не угодил Гатов?»
«Он опоздал. Я нашел свою семью!»
— Что скажешь?
— Ложись! — рявкнул побледневший Бааламестре.
Каронимо сидел лицом ко входу, а потому среагировал на происходящее раньше друзей. И даже раньше телохранителей, которые «включились» секундой позже…
— Ложись!
Бааламестре толкнул Павла, а через мгновение царящую в харчевне тишину вздыбил первый выстрел.
Вошедшие мужчины — дешевые костюмы, шляпы, широкие плечи и мощные подбородки, — открыли огонь без предупреждения. Мужчин было четверо. Тех, кто теоретически мог сопротивляться, — шестеро, но обладатели дешевых костюмов оказались проворнее. Грохот револьверных выстрелов или пистолетных — Мерса не был силен в таких вопросах, — короткие вскрики, облака порохового дыма, вонь порохового дыма, громкая ругань…
Внезапность нападения и решительность мужчин, действующих предельно сосредоточенно и эффективно, выбили алхимика из седла. В отличие от Бааламестре, который продемонстрировал готовность биться до конца.
Отправив Гатова под стол, Каронимо бесстрашно бросился к ближайшему противнику, подставляя грудь под вражеские пули, и попытался затеять рукопашную. Но безуспешно. Выпад Бааламестре был хладнокровно встречен прямым левым в голову, а следом, пока Каронимо не опомнился, тяжелая пистолетная рукоятка врезалась ему в висок, отправив ученого в нокаут.
— Козлы!!
Гатов понял, что Бааламестре пытался его прикрыть. Понял, но не принял. Гатов разозлился, вынырнул из-под стола и бросился вперед — маленький, злой, резкий. Гатов прекрасно понимал, что с четверкой ему не совладать, надеялся влепить кому-нибудь из них по физиономии — исключительно для самоуважения, — но не успел. Главный профессионально взял магистра на апперкот, а один из помощников бережно подхватил обмякшего Павла под мышки.
— Скорее!
А растерянный Мерса все еще за столом.
Туман вокруг — пороховой дым, туман в голове — от неожиданности, туман повсюду…
Телохранители на полу, они успели вскочить, даже оружие почти выхватили, но и только. Теперь на полу, получив по нескольку пуль каждый.
Полицейские сидели ближе ко входу, им досталось первым, они даже не успели сообразить, что происходит. Один уткнулся лицом в тарелку, вокруг расплылось кровавое пятно. Второй под столом, видны только ноги — темно-синие брюки с тонким красным кантом, начищенные до блеска ботинки. И кровь. Из-под стола тоже кровь…
— Что с ним?
— В ступоре.
— Меньше мороки.
Мерса все слышал, но не понял, что говорят о нем. И не стал сопротивляться, когда его грубо потащили к двери…
* * *Они возвращались с севера. Ветер попутный, солнце не мешает — медленно сползает направо, лаская уходящими лучами континентальную Приоту. Облачность нулевая, бесчисленные башни Унигарта кажутся прелестной картинкой, нарисованной на фоне идеального неба, и лишь движение цеппелей да вышедших в открытое море судов убивает иллюзию, напоминая, что все вокруг — настоящее.
— Славно полетали, — подытожил Помпилио сразу после того, как паровинг остановился, разорвав на брызги кучу волн. — Это лучше, чем прогулка на яхте.
Буксир привычно вырос впереди, ухватился за канаты и деловито потащил самолет к берегу.
— Рада, что тебе понравилось, — улыбнулась Кира.
— Не могло не понравиться, учитывая, сколько усилий ты приложила.
Он все заметил, все понял и в очередной раз заставил девушку порозоветь.
— Обязательно нужно сказать?
— Ты сама просила быть откровенным.
— Когда?! — возмутилась Кира.
— Какая разница, когда? — отмахнулся Помпилио. — Ты спросила, я ответил: мне понравилось.
Девушка и в самом деле расстаралась. Скорость, резкие виражи, доступные тяжелому паровингу фигуры пилотажа — она показала адигену все, как на экзамене. Но самое главное — скорость, точнее, непривычное для цепаря ощущение ее. Не такое распыленное, как в огромном цеппеле, а концентрированное, намертво связанное с корпусом, с двигателями, со встречным ветром, в конце концов, который ты не чувствуешь, но понимаешь. Паровингеры совсем иначе переживали полет — вот что хотела донести до дер Даген Тура Кира, и ей это удалось.
— Мне доводилось испытывать паровинги, но ваши, ушерские, — лучшие.
— Спасибо.
— И пилоты здесь замечательные.
— Не все.
— Я знаю, что мне повезло.
Они не только летали, совершив путешествие далеко за горизонт, но и разговаривали — искренне и обо всем, в полной мере использовав часы уединения. Помпилио рассказал о Химмельсгартне — немного, довольно скупо, но каждая деталь о загадочной планете бамбальеро казалась девушке необычайно яркой; в ответ адиген услышал рассказ об Ушере, об экспедициях, что планировали снарядить за Правую Хорду, о пиратах Барьерной Россыпи и странных обитателях юга. Они не сбивались на монологи, шутили, поддевали друг друга — продолжали выбранный с самого начала стиль общения, а потому теперь, к расставанию, Кира заготовила необычный вопрос:
