Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым
— А если в дерево врежусь?
— Варяг в перископ смотрит. Он скажет, если что.
— А что вообще происходит?
— Потом все объясню. Так. Сколько отъехали?
Юрий взглянул на приборную панель.
— Сто пятьдесят метров.
— Отлично! Включай теперь фары!
Алексеев включил.
— И что дальше?
— Они же в поворотных шарнирах, правильно?
— Ну.
— Видишь на крыше панели солнечных батарей у них?
— Ну, вижу.
— Направь свет фар на них.
Два ксеноновых прожектора задвигались в своих шарнирах и ослепительно яркие лучи света ударились в панели солнечных батарей на крыше комплекса охотничьей артели «Три свиньи». Прошло несколько секунд, и всем в луноходе, кто смотрел в сторону комплекса, пришлось зажмуриться.
Яркая вспышка, возникшая словно из ничего, мгновенно выросла до огромного огненного шара невероятных размеров. Раздался оглушительный грохот. Огромный шторм огня продолжал расти, пожирая те остатки строения, которые не разлетелись в стороны в первые доли секунды взрыва. В разные стороны летели горящие бревна и объятые пламенем остатки машин, приспособленные для нужд этой общины. Весь комплекс превратился в бушующее море огня, который разбрасывал свои горячие сгустки на ближайшие деревья, и те послушно вспыхивали. И казалось, среди этого адского бушующего действа были слышны голоса сгорающих заживо людей, которые, впрочем, уже должны были быть мертвы.
26
Небо
— Илья, ты больной?! Ну, просто скажи, что ты больной, и все станет понятно! Скажи, что ты патологически не можешь жить без убийств! — Варяг нервно топтался на снегу и часто затягивался своей трубкой, то и дело выпуская сизый дым в ледяной утренний воздух.
Крест стоял, облокотившись на корпус лунохода, и исподлобья смотрел на Яхонтова.
— Тебе легче считать меня больным маньяком?
— А ты не маньяк?! Получается, что, пока все спали, ты незаметно шнырял по этому комплексу, нашел их топливное хранилище на заправке, выдрал электрический кабель где-то на потолке и сунул его туда, в емкость. А потом заставил светом наших фар пустить электричество со световых батарей и произвести детонацию нескольких десятков тонн горючего?!
— Ну, именно так я все и рассказал, — равнодушно пожал плечами Илья.
— А на хрена?!
— Они там все людоеды…
— Людоеды? Людоед, да ведь ты тоже людоед!
— Несмешной каламбур.
— А кто тут шутит? Кто, Илья?
— Я единственный людоед, который не ест людей.
— Правильно. Ты их просто убиваешь. Пачками!
— Миллионами, — ухмыльнувшись, кивнул Крест.
— Они не от хорошей жизни каннибализмом занимаются! Занимались, вернее!
— А ты? Почему ты человечину не ешь? Почему конфедераты и сталкеры людей не едят? Почему Колька от одной мысли о каннибализме бледнеет? Вы на другой планете живете? Сытой и благоденствующей?
— Они не причинили нам вреда!
— Но ели других. А на других нам плевать. Нам ведь хорошо и ладно. Так? — кивнул Людоед. — А теперь представь такую ситуацию. Вы добрались до ХАРПа и взорвали его к чертям. Наверное, он перестанет влиять на погоду. Наверное, облака расступятся. Наверное, климат смягчится. И все выжившие повылазят из своих нор. Если сейчас все действуют на ближайшей к их жилищу территории, кроме нескольких психов, решивших проехать полмира ради призрачной надежды, то потом они, все остальные, ринутся на обширные пустующие территории. На своих соседей. И что эти «три свиньи» принесут людям? Как ты думаешь?
— Это сомнительное оправдание.
— А я не оправдываюсь. Мне не в чем оправдываться. И к тому же я сначала зарезал Олигарха. Нам все равно не дали бы уйти оттуда.
— А зачем ты его зарезал? Просто из-за того, что его взгляды на жизнь противоположны нашим? Только из-за этого?
— Взгляды на жизнь, говоришь… — улыбнулся Крест. — Ну, были причины убить его. Тебе не понять, раз ты такой либерал.
— Илья… — подал наконец голос стоявший в стороне и ежившийся от холода Николай. — Илья!
— Ну, чего тебе?
— Расскажи Варягу. Расскажи ему про «Артель».
Людоед уставился на Николая, затем устало повесил голову и тихо засмеялся.
— Однако… — пробормотал он. — Парень совсем не промах…
— Про какую еще артель? — нахмурился Варяг. — Про ту, что он взорвал?
— Нет. — Васнецов мотнул головой и поправил шапку. — Другая артель. Некое тайное общество… Неужели ты не знаешь, Варяг? Ты ведь дружил с моим отцом. А он был в этом обществе. Это люди, имевшие на руках списки влиятельных в стране людей, подлежащих уничтожению в случае большой войны.
— Что за бред. — Яхонтов недоумевал. — Откуда ты вообще взял это?
— Дядя рассказал.
— Кто рассказал?
— Эту записную книжку, что сталкеры мне просили передать, вел мой дядя. Владимир Васнецов. Его завербовали в «Артель».
— Ассасины, — хмыкнул Людоед.
— Ассасины? Это же древнее тайное исламское движение. — Яхонтов взглянул на Илью. — При чем тут это?
— Хашашины. Типа, употребляющие гашиш или одурманенные гашишем. Завербованные духовным лидером и фанатично преданные ему боевики. Ассасины — это уже европейская транскрипция. Синоним скрытных профессиональных убийц, для которых не существует преград и от которых практически нельзя ни скрыться, ни защититься. Вербовщик именно так нас и называл.
— Так ты ассасин? — Удивлению Варяга не было предела.
— Да. Он самый… В том числе и ассасин. — Крест лукаво улыбнулся. — Именно поэтому я и грохнул этого олигарха. Он был в черном списке.
— Господи, Илья, столько лет уже прошло. Все в прах превратилось. На кой черт тебе это надо было сейчас?
— У преступлений нераскаявшихся врагов народа и страны срока давности нет, — нахмурившись, ответил Людоед.
— Врагов народа? У нас тут что, тридцать седьмой год?
— Знаешь, Яхонтов. Если бы мы повторили этот самый тридцать седьмой год своевременно, то, может, и катастрофы общемировой не случилось бы. Слишком поздно мы стали отстреливать тех, кто своими деяниями позволил противнику думать, что война будет легкой прогулкой. А оно вон как вышло. Давили нас, дробили. Разваливали и опускали. Потом решили сделать контрольный выстрел, а мы, оказывается, были в состоянии дать сдачи. И так дали… Сам видишь.
— Черт… Да ты сам понимаешь, что говоришь?
— Возможно, если бы мы пошли на сознательные жертвы заблаговременно, то других, гораздо больших жертв избежать смогли бы…
— А кто… кому дано определять списки жертв? Чья это привилегия? Твоя? Ты же сам говорил Николаю, что он напрасно решает за других, что для них благо, а что нет. А сам? Кем ты вообще себя возомнил? А эта несчастная девочка в чем провинилась? Она ведь тоже сгорела, как и все, в той общине. Ее за что?
