Ручей (СИ) - Пяткина Мари

Лана поражалась тому, как часто он ест. С другой стороны, с его подвижностью и гиперактивностью, КПД зверька должен быть низким, соответственно, пищи ему требовалось много. К счастью, синтезированного мяса на станции имелось в достатке, Лана сама им питалась и разницы с настоящим, выращенным, не замечала.

Будку Серый презрительно игнорировал, вместо этого мастерски устраивал засады с целью проникнуть в станцию, а там набедокурить. Он прижимался к любым выемкам и косякам, прилипал к полкам, плинтусам и карнизам, мог протиснуться в небольшие отверстия и замирал так неподвижно, что порой становился невидим, Лана не раз проходила мимо, не замечая зверька, и лишь потом он находился в самом неожиданном месте, к примеру, в их с Капелькой спальне. Он был ужасно любопытным и быстро наглел по мере того, как пропадал его страх. Не прошло и недели, как тыканье в ногу лбом стало обязательным ритуалом, кажется, так зверь выражал свою симпатию, а когда Лана погладила жёсткие отростки на его лбу, вдоль ушей, то не отпрянул и не оскалился, как бывало раньше, а молча вытерпел ласку.

«Привить бы его от бешенства на всякий случай, — думала Лана, — всё же дикий, пусть и компанейский…»

Но для этого нужно было снова вызывать ксенозоозащиту и как-то пояснять, почему на станции живёт нелицензированный дикий зверь, а уж тогда его однозначно заберут в центр передержки или куда похуже.

Вскоре на месте опаленной шерсти проклюнулась новая, очень жёсткая. Светлана смотрела, как под серой шкурой перекатываются мускулы и поражалась крепкому, какому-то «спортивному» устройству его длинного тела. С Капелькой спортивный зверёк играл в догонялки, легко обходя её со всех сторон на полных скоростях, дразнил и завлекал, порою даже позволял себя ненадолго поймать.

«Когда-то люди приручили собак и кошек, — думала Лана, — а из последних, иномирных — сумусов, синих лемуров. Кто-то догадался же завести их с островов? Почему бы и мне не приручить новую дикую форму? Интересно, есть ли у него название…»

К воскресенью, когда явился подменный старичок, Серый уже добился допуска в станцию и спокойно гулял по пищеблоку, санузлу и комнате отдыха. Притворенные двери он научился открывать, зубами поворачивая ручку — очень сообразительный. Их с Капелькой комнату теперь приходилось запирать на электронный ключ, потому что там зверёк, к восторгу Капельки, лез в постель. Контрольный пункт тоже был под замком — чтоб не повредил аппаратуру.

На всякий случай Лана поставила в коридоре лоток с опилками, но тот остался нетронутым. В доме зверёк больше не гадил, предпочитая справлять нужду в кустах.

Воскресным утром выход нулевой точки загудел — явился биолог-сменщик, Григорий Павлович. Едва услышав новый страшный звук, Серый испарился без следов. Наверное, где-то спрятался и выжидал, пока чужак уйдёт.

— Кошечку держите? — спросил старичок, показывая на лоток пальцем.

— Да как сказать, — промямлила Лана, разглядывая гладкую пластиковую стену, по которой, балансируя, полз четвероногий местный паучок на толстых ножках, чудом избегший острого глаза и зуба.

— Как есть, так и скажите, я доносить не собираюсь, — биолог пожал плечами. — На станциях люди порой подбирают фауну от скуки, иногда успешно, иногда нет. На прошлой неделе какой-то китайский смотритель добыл на охоте зверя, сварил и съел. Его нашли ремонтники, когда ручей плазмы иссяк, уже окоченевшего. И сам отравился, и вся команда слегла в госпиталь, просто побывав на станции — такой токсичной оказалась добыча. Во всех новостях показывали.

— Ох уж эти китайцы, вечно как наедятся чего-то, — брякнула Лана.

Пришлось налить ему чаю с песочным печеньем и рассказать эпопею с забором-Убийцей, горелыми птицами и раненым зверем. Григорий Павлович хрустел угощением и кивал, иногда прихлёбывая из кружки.

— Даже не знаю, что за животное вы описываете, — произнёс микробиолог затем, оглаживая седую круглую бородку. — С другой стороны, млекопитающие не моя парафия. Мне больше инфузории по сердцу да иные простейшие. А покажите вашего квартиранта в живую?

Найти Серого Лана с Капелькой не смогли нигде. Не помогла даже любимая им форель. На станцию пришёл чужак и зверь скрывался, пришлась старичку довольствоваться просмотрами станционного видео-журнала.

— Теряюсь в догадках, — повторил тот, наблюдая, как зверёк играет с Капелькой в мяч. — Экий живчик, словно стреляет телом. Я бы отнёс его к отряду куньих, но лучше показать специалисту-ксенозоологу, той же Марье Ивановне, пусть заберут в институт и там изучат.

— Ещё чего, — возмутилась Лана, выключая журнал. — Не для того я деточку лечила, чтоб в институт сдавать для опытов.

— А сколько лечение заняло? — полюбопытствовал старичок.

— Да в считанные дни оправился.

— Регенерация хорошая, значит, и крепкое сердце, раз выдержал такой удар, — микробиолог пожал плечами. — Им, мелким, выживать приходится в тяжёлых условиях, помёты должны быть большими, потомства много. С другой стороны, зверёк может быть социальным — вон как быстро приручился. Но вы его покажите кому-нибудь ещё, я вас очень прошу.

— Обязательно покажу, — солгала Лана, — чуть попозже.

В этот выходной они сходили «в мир» быстренько. Перекусили сладостями в кафе, набрали бесплатных новых вещей в пункте раздачи — чудесные, стильные свитера и классной модели джинсы, взрослые и детские, но на детской площадке Капелька быстро соскучилась, не смотря на всевозможные качели, канаты с лесенками, крутилки и вертелки, разумеется, совершенно безопасные. Дочь, кажется, лишь дважды спустилась с горки, а к обществу сверстников интерес заметно подрастеряла.

— Мама, пойдём, там Серый один под шкафом страдает, боится биолога, — сказала она.

Глава 12. Грей

***

Логово для пищи, логово для сна, логово чтоб испражняться и шкуру мочить, логово для странных дел, запретное логово — так Грей называл разные части места, куда попал и где теперь вынужденно жил непонятно в каком качестве — не еда и не охотник.

Чужой двуногий оккупировал логово и прогнал самку с детёнышем. Что теперь будет? Грей ужасно взволновался.

Отчасти, запах чужого носили некоторые штуки в логове для странных дел, где самка его по началу закрывала, те, что Грей разбил, и те, по которым лазал. Там чужой и обосновался — запустил светиться неподвижных светлячков, гремел, звенел, делал беспорядок и громко дышал, смотрел глазами в прозрачный камень и цокал пальцами как дождь. В общем, забрал логово! Больше всего Грея возмутило, что самка и не думала гнать чужака, отбиваться и защищаться. Как так-то? Просто взять и уйти? Такого быть не может, значит, Грей понял неправильно. Чужак, наверное, пришёл спариваться, хотя обычно самки ходят, конечно. Какой самец в здравом уме нападёт на Мать и выгонит из логова? Разве что слюнявый. Но чужак на больного слюнями не походил. Не крушил, не метался, сидел, смотрел и трогал, особого вреда не делая, а уж Грей внимательно следил из укромного места, чтоб везде был порядочек.

Как и все двуногие, самец являл невнимательность, будто слепой, глухой и начисто лишённый нюха — достаточно было вжаться в угол и замереть, чтобы тот его не увидел. И чего он спариваться пришёл, если течкой старшая самка не пахла? В общем, ничего с этими двуногими пока толком не понятно.

Может, они на охоту собираются? Грей ни разу не видел, как самка охотится, вот бы глянуть, особенно, в какой воде берут чудесную рыбу без костей, в реке или озере? Рыбу Грей и сам бы смог добыть, наверное. Небольшую.

Намедни ему приснилось, что он возвращается в семью и приносит Матриарху прекрасную рыбу, такую большую, что её приходится волочь следом. Та недоверчиво нюхает, затем пробует её и говорит Матери — прекрасного сына ты вырастила, сегодня он принёс мустам новую пищу! И как за Бабкой вся семья отгрызает по кусочку от рыбы, а она всё не кончается. Затем наступает день, и все ложатся спать, и Грея кладут на почётное место — рядом с Матриархом, и младшие Матери вылизывают его морду и шрам на груди. Было так сладко, что проснулся Грей, дёргая лапами от удовольствия, не сразу даже понял, что он по-прежнему в логове двуногих.