Роман (Крысь) Хаер - 2. Идеальное Дело
Всему миру известны мохнатые монгольские кони, на которых великий Чингисхан усадил свои войска и завоевал потом полмира. Кони всегда являлись гордостью монгольского народа, но в остальном мире их не воспринимали всерьез — восторгались либо тонконогими арабскими скакунами, либо могучими боевыми конями европейских рыцарей. И вот этим вопросом занялся один из монгольских ханов, по имени хан Джамух, который оказался одновременно потомком и Чингисхана, и Улан-батора, как это — меня не спрашивайте, сам толком ничего не понял и ужасно удивился данному, без сомнения достоверному, историческому факту невероятно древней и при этом пролетарской родословной. Жутко разбогатев на предоставлении степных полигонов для каких-то там испытаний высоких технологий, хан Джамух решил исправить ситуацию с несправедливым и уничижительным мнением мирового сообщества о низкорослых монгольских лошадках. Применив биотехнологии, узконаправленные мутации и специализированное питание (чем кормят коней — мне так и не удалось узнать ни в тот раз, ни в последствии) в лабораториях монгольского хана вывели мохнатых коников размером с африканского носорога. Средняя скорость рыси этих чудо-горбунков составляет пятьдесят километров в час. И вот уже вскоре должна состояться презентация на мировом уровне, с широким оповещением нового символа монгольской степи в средствах массовой информации, привлечением лучших ковбоев для объездки мощных животных и прочими красочными шоу — а подлинное седло Чингисхана так и не было найдено.
— Это в такой ответственный момент! — закатил в полуобморочном состоянии глаза Едигей, и я на секунду испугался, что монгол потеряет сознание прямо в процессе разговора, но обошлось. Едигей собрался с силами, и продолжил исповедь:
История с седлом Тимучина вообще полна загадок. Якобы оно было семейной реликвией в роду хана Джамуха, но в период революционной Монголии надежно спрятано от всех в фамильных тайниках, потом найдено и снова потеряно, уже при помощи современной бюрократической отчетности. То ли оставили не там, где положено, то ли вообще полигон степной сдали для испытаний современных технологий вместе с фамильными тайниками и, естественно, фамильных тайников вместе со всем их содержимым после этого больше не стало. Словом — история темная, покрытая мраком таинственности и недоговоренностей, как и любая другая позорная ситуация.
И вот приближенные монгольского хана, чтобы хоть как-то прикрыть тылы (и не только тылы), послали Едигея, дав тому кучу полномочий, в современный Вавилон, открытый всем соседним мирам, ближайшим из которых оказалась Москва. Задача у Едигея была для начала официализоваться. Зачем он детективное агентство открыл я так и не понял, обычного представительства хватило бы за глаза — не иначе как хотел разрешение на оружие получить. Монгол без сабли — не батор! Потом стал искать по всей Москве проводника-джисталкера, в надежде быстренько пробежаться по мирам как по лавкам, чтобы найти эксклюзивчик, который бы заменил седло Чингисхана в глазах хана Джамуха. И вот тут монгольский детектив столкнулся с неожиданной трудностью — он не мог составить четкого заказа, поэтому госконторы сразу отпадали. Сунувшись к частным джисталкерам, Едигей тоже потерпел фиаско — никто не хотел работать с его прекрасным детективным агентством «И-Батор» по совершенно непонятной причине. И тут монгольскому детективу улыбнулась удача — он узнал о существовании джисталкера по имени Тим, который может достать совершенно нереальные вещи, и даже вытащил откуда-то настоящий «Камень света»! Узнал об этом монгол совершенно случайно — у старушки, сдающей квартиру бравым монголам, внук учился с моей дочерью в одном классе. Вот так, оказывается, я стал единственным человеком, который хоть иногда соглашался с ним говорить, и то делал это почему-то крайне неохотно. А когда я пропал на четыре дня — Едигей просто впал в отчаяние. На послезавтра запланирована мировая презентация огромных мохнатых коней, а замены седлу Чингисхана — символу новой породы — нет до сих пор. Без всякой надежды Едигей позвонил мне и — о чудо!
— Ты великий сабдык! — опять употребил детектив свое любимое слово, и начал приближаться к завершающей части своей исповеди:
Мало того, что я оказался доступен — прямо на моем плече имелось то, что было в данный момент жизненно необходимо всей прогрессивной Монголии! А когда я сказал монгольскому детективу, что это не конское, а настоящее драконье седло из магического мира — глава «И-Батора» просто забился в экстазе.
Далее последовал небольшой торг прямо по мобильнику. Несмотря на неограниченные полномочия, данные приближенными могущественного хана своему московскому представителю, денег за седло мне было предложено не так уж и много.
— Так все в Москве дорого, — начал сокрушаться монгол, пряча глаза. — А лицензии сколько стоят! А аренда жилья и офиса!
— И не говори! — неожиданно влез в разговор улыбающийся пьяный Саня, но под строгим взглядом Димы стразу стушевался.
— Вот что, Едигей, — начал я, желая просто отделаться от монгола. — Я хочу за это седло сто тысяч еврази, и вообще — эту цену я назвал только из уважения к монголо-татарскому игу! А так я не планировал его продавать, ибо инвентарь привезен мною исключительно для украшения офиса!
— Дай мне срок до завтрашнего утра! — неожиданно тонким голосом взмолился монгольский детектив. — В десять часов я буду у вас в офисе!
— Хорошо, — согласился я и дал отбой не прощаясь — честно говоря, только потому, что жутко устал на протяжении всей исповеди монгола держать на плече седло, а бросать на пол сбрую, на которую Едигей взирал прямо-таки с благоговением, было как-то не очень удобно.
Сбросив громоздкий тяжелый предмет с онемевшего плеча на пол, я уселся на кожаную обивку и тяжело перевел дух. Седло в очередной раз проявило свой вредный характер — не преминуло уличить момент и устроить очередную небольшую пакость, на этот раз испытывая мою выносливость в качестве сёдельной подставки.
«Ни на секунду с тобой не расслабишься», — тяжело дыша, подумал я, уважительно похлопав по старой коже.
Потом я отдышался, спохватился и взглянул на ребят. Саня переводил восхищенный взгляд с меня на седло и обратно, а Дима прищурился и скептически рассматривал только мою скромную персону — со школьной скамьи такой взгляд означал одно: «А у кое-кого кое-что не треснет от жадности?»
— Мне надо было от него отвязаться, — смущенно начал объясняться я. — Очень устал, а седло бросать на пол при клиенте не хотелось…
