Роман (Крысь) Хаер - 2. Идеальное Дело
— Это финиш. Вот и приплыли… — протянул я, горестно глядя в зачетку.
(из воспоминаний бывшего студента, ныне мичмана флота по кличке Студент, проходящего срочную службу на атомной подводной лодке)Утренний офис для огромного количества современных людей — привычное и обыденное явление. Я же, к своему величайшему счастью и к сочувственному сожалению серьезных родственников, никогда долго не работал на одном месте. Вернее не так — мое рабочее место никогда постоянно не находилось на одном и том же месте, простите за тавтологию. Обычно с утра у меня находится масса важных дел вне стен офиса, и в контору к ребятам я подтягиваюсь ближе к обеду. А тут, в связи с монгольскими событиями, пришлось появиться на рабочем месте с раннего утра — за это я был вознагражден помятым видом заспанных и похмельных физиономий одноклассников.
— Не спать! — сразу заорал я, перейдя порог офиса и увидев полусонных приятелей-предпринимателей.
— Тим… — только и смог страдальчески выдавить из себя Саня, мучимый похмельем.
— Какой ты резвый, как молодой козлик… — недовольно буркнул Дима, тоже не очень радостный от своего утреннего самочувствия.
— Физкультурой надо заниматься, вести подвижный образ жизни, — энергично шагая по офисной комнате, начал читать я лекцию. — С утра зарядку делать, обливаться холодной водицей…
— Вот мы тебя и обольем холодненьким, — лениво попробовал Дмитрий мне пригрозить, но, увидев мою бодрую готовность, выражаясь языком политзаключенных, к любому кипежу кроме голодовки, сбавил обороты: — Но не сейчас, хватит того, что о нас зулусский барон думает. Еще и перед монгольской делегацией опозоримся…
— Тим, ну не мельтеши перед глазами, а? — взмолился Саня, страдальчески скривив похмельное лицо, и я сжалился, усевшись на умирающий стул.
— Если монголы не придут, то для него достойное место уже, надеюсь, найдено? — спросил я Диму, мотнув головой в сторону центра офисной комнаты, где со вчерашнего дня так и осталось лежать драконье седло, которое мои одноклассники не рискнули даже передвинуть куда-нибудь.
— Не надо о грустном, — взмолился Саня, страдальчески возведя глаза к потолку.
— Это тебе сейчас грустно, — начал успокаивать я друга. — А дальше всего пару лет будет все грустнее и грустнее, зато потом — очень тебе смешно станет, когда будешь на свое сегодняшнее фото смотреть. Обещаю! Кстати, неплохо бы сейчас сфотографироваться, обнажив торс. Ах да, извиняюсь, забыл — у вас же нет торсов, одни пуза…
Так мы препирались еще минут двадцать, и к десяти часам, уж не знаю при помощи кофе, разговоров или невзначай появившегося на столе пива, похмелье ребяток отпустило, и они стали выглядеть значительно веселее.
Ровно в десять утра дверь офиса открылась и на пороге, прервав нашу развернувшуюся полемику о том, как должен выглядеть живот современного мужчины и что означает слово «пресс», появился монгольский детектив. Едигей застыл на пороге, уставившись на седло, лежащее на полу в центре офисной комнаты, и на его лице, хоть и напоминающем вырезанную из камня маску, поочередно промелькнули выражения сначала удивления, потом ужаса, а под конец истинного восхищения.
— В жизни оно еще прекраснее, чем на картинке мобильника, — восхищенно сказал монгол, не отрывая взгляд от кожаной сбруи. — И вызывает ужас, как настоящая реликвия Чингисхана!
— Эээ… — выдавил из себя я, и не нашел ничего лучшего, чем с умным видом ляпнуть: — Да!
— Тим-джисталкер! Я рад, что по книге судеб было суждено пересечься нашим путям, — витиевато выразился монгольский детектив, и склонил голову в поклоне, прижав ладонь к груди.
Приятели-предприниматели замерли в восхищенном удивлении, внимая гладкой речи сына степи, и я тоже поклонился, приложив руку к груди.
— Пришлось лететь в Монголию и пройтись с просьбой по всему своему роду, облететь сотни стойбищ — но я привез деньги! — гордо сказал Едигей, вызвав у меня неконтролируемый приступ стыда. Вчера я вовсе не хотел так осложнять жизнь симпатичному монголу — не иначе вредное седло тут приложилось. — Но эта вещь стоила того!
— Не ожидал, восхищен предприимчивостью, — пробормотал я смущенно.
После этого Едигей гордо взглянул на меня, оглянулся и махнул рукой. И в комнату начали заходить монголы. Сначала я ничего не понял — каждый из заходящих в комнату людей вносил небольшой тяжелый мешочек, клал его на пол и выходил из комнаты, уступая свое место следующему монголу. Между входящими и выходящими узкоглазыми ребятами я не видел никакой разницы, как между клонированными овечками. Через пять минут рядом с седлом возвышалась куча из кожаных мешков, каждый из которых был размером примерно с заварочный чайник. Когда процедура вноса мешочков закончилась, мы с Едигем посмотрели друг другу в глаза. Мой взгляд выражал абсолютное недоумение, а взгляд монгола был полон гордости от отлично выполненной работы. Мне эта сцена больше всего напомнила древнюю легенду о камнях и Чингисхане, только роль булыжников сейчас играли кожаные мешочки, а Едигей в отличие от Тимучина радостно лыбился и с этими аксессуарами разговаривать не желал.
— И что это? — первым нарушил молчание я.
— Где? — удивился Едигей.
— Только что — что это было? — начал закипать я, то ли от собственной глупости, то ли от сюрреализма создавшейся ситуации.
— Где? — еще сильнее удивился монгол, и почему-то начал оглядываться.
— Вот это — что! — не выдержав, почти проорал я, показывая пальцами на гору из мешков, которая была выше огромного драконьего седла.
— А! — моментально успокоился Едигей, и гордо произнес: — Это сто тысяч еврази!
— Ты наличными притащил всю сумму, да еще железной мелочью что ли? — удивленно прошептал я.
— Почему железной, — обиделся монгол. — Железки ржавеют быстро, только медь!
Руководство, бухгалтерия и я дружно раскрыли рты и синхронно переводили ошарашенные взгляды с гордого монгола на кучу кожаных кошельков, далее на седло, а затем снова на монгольского детектива, и с каждым новым кругом глаза у присутствующих ветеранов офисной жизни раскрывались все шире и шире.
— Как же это пересчитывать… — убитым голосом нарушил молчание Дмитрий.
— Зачем считать, — оскорбился Едигей. — Тут все точно!
Следующие пять минут мы с монголом морально давили на представителей официального московского предпринимательства, взирая к совести, чести и достоинству, как их, так и всего монгольского народа. Я, правда, больше напирал на то, что пересчет мелочи займет пару дней, и я точно столько времени находиться здесь не намерен. В конце концов, нашелся выход — решили обратиться в банк и сдать этот медный ужас в кассу. Сразу мысль об этом никому в голову не пришла по причине нестандартности ситуации — все привыкли из кассы брать наличность, а не сдавать ее туда. При обращении к сбербанковскому телепорт-банкомату, которым в обязательном порядке были оборудованы все офисы, возникла дополнительная трудность — аппарат отказался принимать наличность без вбивания номера договора. Ситуация тоже оказалась решаемой — тут же начали составлять договор между детективным агентством Едигея и конторой, где главою числился Александр. И вот тут произошла история, которая в тот раз ненадолго выбила всех из колеи предпринимательства, а потом навсегда вошла в нашу жизнь.
