Роман (Крысь) Хаер - 2. Идеальное Дело
Сначала Саня прочитал бумаги Едигея, сел на стул и заплакал. Из его ослабевших рук договор, как переходящую эстафетную палочку, взял Дима пристроился на своей табуретке, прочитал первые строки и завыл, как раненный гиппопотам. Следующим в этой череде жертв (не иначе дело рук седла) был я. Прочитав шапку договора, я, хоть и готовый почти ко всему, исходящему от моего монгольского товарища, поперхнулся и круглыми от удивления глазами уставился на доброжелательно улыбающегося детектива.
— Раньше же было слово «Изворотливый», — умудрился выдавить я.
— Вчера вечером перерегистрировал! — гордо сказал Едигей.
— И зачем? — продолжал недоумевать я.
— Не нравилось тут никому название, и сокращать нельзя, как вы любите. Все поменять и начать с чистого листа — давно назрело решение, — после этой витиеватой фразы я с уважением посмотрел на монгола, он подбоченился и гордо сказал: — Я и подумал, что мы здесь первые, но надеюсь не последние монгольские детективы! Потом я долго сидел со словарем синонимов, и нашел правильное слово…
— Якорный Батор, — в этот момент с восхищением произнес Александр, почему-то сделав ударение в слове «батор» на букву «О», и в его устах это выглядело так, как будто он грязно выругался.
— Не батОр, а бАтор, — привычно поправил я Саню, потом повернулся к Едигею и сказал: — Вот только сокращать название вашего агентства по-прежнему не стоит.
— Почему? — обиженно удивился Едигей.
— Не стоит и все, — не стал я вступать в полемику, не удержался, отвернулся и тоже вполголоса выругался: — Якорный батОр…
Дальнейшая работа просто закипела. С шутками, прибаутками, под постоянное «якорнобаторинье» договор был мгновенно составлен и подписан. Вслед за этим с не меньшим энтузиазмом мешки с деньгами были распотрошены, и их содержимое с мелодичным звоном утекло в бездонные недра сбербанковского телепорт-банкомата. Когда, с электронным треском, аппарат нам выдал чек, показывающий что содержимое счета пополнилось на соответствующую сумму, мы торжественно вручили седло светящемуся как лампочка Едигею. Монгол нас искренне поблагодарил, мы его объякорнобаторили на прощание, и седло, вместе с Едигеем, навсегда покинуло офис, где оно очень недолго было главным (можно даже сказать — якорным) предметом обстановки.
После такого события работать, естественно, никто больше не захотел, тем более что как раз очень удачненько наступил обеденный перерыв, который плавно перетек в праздничный ранний ужин. Далее это мероприятие переросло в шумный поздний банкет, импровизированно собранный в ближайшем ресторанчике и посвященный удачному завершению дела. Тосты в честь великолепного монгольского седла и полузабытого зулусского барона плавно перемешивались с всеобщим «якорнобаториньем» за столом. Немного позднее ребята благополучно надрались, и мне удалось смыться с мероприятия. Мало того, что этого не заметили — впоследствии даже никто и не вспомнил, был ли я там вообще.
Выпитая водка шумела в голове, поэтому я решил заняться самым отрезвляющим занятием — погонять на своем болиде. Раньше, говорят, несуществующие нынче работники странной службы с непроизносимым названием ГИБДД не давали людям ездить, если в их крови содержание алкоголя было выше нормы. Зачем — непонятно, ведь если человек пьян — то он и ездит из рук вон плохо! Соответственно чаще врезается, ломает свой болид, теряет деньги, все над ним и так смеются. Не иначе ГИБДД — это была какая-то психологическая служба, заботящаяся о душевном здоровье горожан. Как-нибудь вроде: Гордые Иноки Большого Душевного Достоинства, или что-то вроде того. А может быть, я что-то путаю, и эта аббравиатура расшифровывается как Городской Институт Благородных Девиц-Девственниц, и нежные юные барышни просто одним своим видом приводили мужчин в чувство, не позволяя появляться пьяными на дорогах. И вообще — раньше люди были гораздо человечнее. Цивилизация делает всех черствыми, не замечающими никого и ничего вокруг, если это не какое-нибудь новое развлечение.
Как и следовало предполагать, в таком состоянии ездил я ужасно плохо. Недалеко от офиса не вписался в поворот на скорости почти триста километров в час, разбил машину и вылетел за пределы Третьего Транспортного Кольца в коконе силовых полей, после чего застрял на высоте четвертого этажа врезавшись в высоковольтную вышку. Несмотря на поздний вечер, а может и благодаря ему, собралась толпа зевак и я тихо краснел под ехидными замечаниями москвичей и гостей столицы, дожидаясь прибытия спасателей. Прибывшие вскоре работники муниципальных служб сняли меня со всеобщего обозрения, разбитую машину убрали (не жалко, модель была староватая) и, вволю посмеявшись над незадачливым гонщиком, отпустили домой, порекомендовав напоследок чаще ездить пьяным для того чтобы и дальше смешить народ.
Добравшись до дома, залез в регенерационное кресло. Оказался в абсолютном порядке — даже не поцарапался нигде. Пробормотав в расстроенных чувствах:
— Вот ведь якорный батор… — упал на кровать и уснул
Работа 5. Суетливая
Все безумства этого мира совершаются обычными людьми…
(надпись на стене в туалете психиатрической лечебницы)Зазвонил у меня гашек-фон. Кто говорит? Естественно слон (или какой-то другой дядька, такой же большой и важный). Откуда? От верблюда (опять грубят). Что вам надо? А что еще от бедного джисталкера надо, втихаря разрекламированного? Хотя стоп — я, по-моему, повторяюсь, а может быть, и немного вперед забегаю — это смотря с какой стороны посмотреть. Начнем по-порядку.
На следующий день после «великого избавления от седла» проснулся я от звонка мобильника. Звонивший, естественно, попытался нанять меня для добывания «Камня света», был ловко вовлечен в разговор о пылесосах, затем вспылил и благополучно дал отбой.
— Опять сделка сорвалась, якорный батор… — грустно ругнулся я, быстренько сделал зарядку и пошел умываться.
Пока умывался — спланировал все свои дела на предстоящий день и, выйдя из ванной комнаты, начал этот план воплощать в жизнь.
Нагруженный вещами, как горный ишак, вышел из квартиры и отправился в Гном-маркет. Сдал шмотки, взятые в прокате, обменял остатки золота на цивилизованные деньги и с изрядно полегчавшей, но по-прежнему огромной, сумкой отправился к Борису Кузнецу. У Бориса было не очень хорошее настроение, по-видимому, в связи с последним приобретением зулусского барона. Ну не любят коллекционеры такой ситуации, когда эксклюзивная вещь из их коллекции появляется у друга-конкурента. Спрашивается — зачем тогда надо было меня Джону рекомендовать? Странные они все-таки ребята.
