Серж Неграш - Талисман
— Конечно, — ответила Ника, на ее лице не дрогнул ни один мускул. — Я ее никуда не посылала и ничего не требовала. С какой стати, ради всего святого? Нет, господин, ты ни в чем меня не убедил. Что мы имеем? Слова Мельгара и Ликенион — против наших с Эльбером. В равной степени можно верить или не верить и тому, и другому. Безусловно, наша судьба — в твоей власти, но правителю более пристало мудро разбирать запутанный вопрос, нежели относиться к свидетелям предвзято.
— Верно, посему я до сих пор не передавал полномочия представителям тайной охраны, хотя Коувилар был бы весьма не против заняться вами обоими. Ему вы тоже каким-то неведомым мне способом отвели глаза, заставив его отпустить вас. И он тяжко страдает, ибо никогда еще не совершал такой нелепости. Он с огромным удовольствием, собственными руками, выбил бы из вас всю правду до последней капли. И я, увы, наблюдая столь прискорбное упрямство с вашей стороны, склоняюсь к мысли о том, чтобы позволить ему сделать это. Ваше упорство и ложь раздражают.
— Нам нечего добавить к уже сказанному, — отозвалась Ника. — Под пытками можно вырвать признание в чем угодно, но будет ли оно соответствовать истине, или его произнесут лишь для того, чтобы избавиться от мук?
— По-всякому бывает. Пока не проверишь степень терпения человека, наверняка не узнаешь. Ты согласен, Эльбер? Почему-то ты напрочь лишился своего обычного красноречия, предоставив женщине в одиночку настаивать на своем. Я надеюсь на твое благоразумие, на то, что ты не доведешь до крайних мер по отношению к вам обоим. Понимаешь, я не животное. Ты говорил о том, что создал некую драму и мечтаешь поставить ее и самому сыграть в ней. Не сомневаюсь в грандиозности твоего замысла! Мне страстно хочется лицезреть плоды твоих трудов, ибо искусство драмы — это, пожалуй, единственное, перед чем я устоять не в силах. Я жажду, чтобы вновь, после стольких лет, ты порадовал мое полное скорби сердце своей неповторимой игрой, но как же нам быть, если против нас — само время? А? Позволить тебе несколько лун готовить свою постановку я не властен, — Аргеваль снова тяжело вздохнул. — А после того, как отдам вас Коувилару, ты едва ли останешься пригодным для чего бы то ни было.
— Если ты решил погубить меня, то — пускай! Но я готов играть для тебя — даже нынче. Актерское ремесло — смысл бытия для таких, как я. Разреши прочитать тебе мою драму. Да, у меня будет один-единственный зритель, зато — сам великий владыка Италии! Этого довольно!
Ника задержала дыхание, словно готовясь глубоко нырнуть. Она осознавала, сколь многое зависит от ответа Аргеваля, и с облегчением выдохнула лишь тогда, когда заметила, как блеснули глаза короля.
— Эльбер, я выслушаю тебя! Причем, отнюдь не в гордом одиночестве. Сегодня вечером ты выступишь перед людьми, которые, как и я, способны оценить созданное тобой. Их будет немного, я не обещаю тебе полных трибун, но предоставлю сцену Колизея.
Девушка изо всех сил уперлась пальцами ног в подошвы сандалий — это был самый незаметный, но довольно действенный способ удержать расплывающееся сознание. Лицо англичанина стало отрешенным, точно все, чему суждено произойти с ним дальше, не волновало его и не имело значения. В целом мире не осталось ничего, кроме сияющей цели, к которой он подошел столь близко. Эльбер выглядел как человек, который впал в транс. Если у него прежде и были сомнения, относительно собственного дара, то ныне от них не осталось и следа.
— Господин, — обратилась к Аргевалю Ника, — у меня есть право на одну просьбу? Князь Аггу и Араминта должны быть в числе приглашенных.
— Даже не стану спрашивать, зачем тебе их присутствие, — отмахнулся король. — Будь по-твоему.
Ника в последний раз коснулась руки Эльбера. Она и не предполагала, что это будет так тяжело — оторваться от него, отпустить, оставить в самый важный, решающий момент, который должен был определить и его дальнейшую судьбу… да, пожалуй, и ее тоже.
Искательница приключений в совершенстве освоила науку сражений и не отступала даже тогда, когда кто угодно другой на ее месте отказался бы от борьбы. Но в этой битве Нике, бойцу по природе, места не было.
Эльбер — Белый Воин — стоял на сцене Колизея и казался ей, сидящей на трибуне, таким далеким и маленьким. «Пожалуйста, Муонг, услышь меня! Не забудь, каким ты был в племени, где я впервые увидела тебя. Лучший охотник, не ведавший страха! Мы оба были немного другими тогда, и мы тоже не знали, что ожидает нас впереди — в точности как теперь. Мы согревали друг друга ночами, когда бесконечный дождь монотонно стучал по крыше из пальмовых листьев. Как ты учил меня загонять в сеть кабанов-бородавочников. И твои танцы возле костра, когда охота удачно завершалась, и долгие беседы с удивительным стариком Нгангой, который сказал, что тебе пора возвращаться домой…» Ника как будто стремительно проходила весь их совместный путь с самого начала, и, вспоминая каждый шаг, была уверена, что ни об одном из них не жалеет, неожиданно с удивлением осознав, что думает на языке племени Мбонго. На том самом языке, на котором Муонг когда-то объявил ее своей женой.
Эльбер заговорил, поначалу медленно и негромко, так что она напрягла слух, чтобы различить слова, но постепенно его голос становился увереннее и тверже. Голос гремел, достигая самых отдаленных уголков огромного амфитеатра. У Ники мурашки пошли по коже, и волосы на затылке поднялись дыбом. Ее душу захлестывал восторг и восхищение, и то же самое чувство она читала, как в раскрытой книге, на потрясенных лицах сидящих рядом с нею людей. Сейчас здесь не было ни короля, ни военачальника, только зрители, внимавшие произносимым Эльбером строкам драмы, как могли бы внимать божеству. Он подчинил их себе, приковал невидимой цепью, и…
Ника не уловила миг, когда Белый Воин изменился, и вместе с ним все вокруг. Границы, пределы амфитеатра раздвинулись, как по мановению волшебной палочки; сцену озарил свет. А затем Колизей исчез, сменившись совсем иным пейзажем — величественной панорамой древнего Элментейта. И уже не актер-англичанин возвышался в центре сцены, а король-жрец Элгон в ниспадавших до земли белых одеждах, расшитых золотом. Да и не сцена это была, а пространство возле алтаря, алтаря нового бога, имя которому — Свет.
Навстречу королю, что объявил себя Сыном Света, брела девушка ее красота воистину сияла ярче звезд.
— Маргиад! — не выдержав, воскликнула Ника, но ее никто не услышал: Аргеваль, Ишум, Туорг, Мельгар — все они вскочили со своих мест, в ужасе от представшего им чудесного и грозного зрелища.
Элгон протянул руки к королеве.
