Сергей Девкин - Тайпэн. Оскал войны
— Почему я должен лично тыкать носом каждого?! Почему во имя всех предков народа Чжу нельзя делать все сразу и правильно?! — распекал подчиненных невысокий ключник–тиун, переходивший из помещения в помещение.
Темно–вишневый наряд старшего слуги во многом напоминал привычный каймон, если бы не узкие подшитые рукава, открывавшие запястья с тяжелыми железными браслетами. Гербовые знаки Юэ обильно покрывали одеяние, а также органично были вплетены в травяной рисунок, украшавший «оковы» ключника. На его расшитом поясе, сообразно статусу, позвякивала связка длинных гребенчатых и торцовых ключей, исполненных с различной долей мастерства и из разных материалов.
— Иногда мне начинает казаться, что в тот день, когда мне не к чему будет придраться, звезды сорвутся с небес и расколют сырую твердь, освобождая подземных владык!
Замерев посреди прихожей, ключник ткнул носком неправдоподобно чистого варадзи в какое–то смутное пятнышко на одной из лакированных дощечек пола, и ближайший слуга тут же бросился оттирать указанное место.
— Почему нельзя сразу делать все так, как надо?! Неужели это за пределами человеческих возможностей, или я требую чего–то непомерного?!
Удей, появившийся на последних словах на пороге дома, быстро окинул представшую ему картину взглядом и усмехнулся.
— А ты все стремишься к абсолютному совершенству, Эчжин?
Тиун обернулся к денщику Ли Ханя, потратил пару секунд на то, чтобы внимательно изучить клейма на щеках тиданя, и, прищурив левый глаз, покровительственно хмыкнул:
— Как и все, кто наделен хоть каплей собственного достоинства.
— Время тебя не лечит, — все с той же ухмылкой ответил степняк.
— А тебя не красит, — вернул «шпильку» ключник.
— Но я все равно рад видеть тебя, брат.
Сыны далекого кочевья обнялись, хлопая друг друга по спине на грубый степной манер, и не стесняясь вороватых взглядов, что бросали на них слуги семьи Юэ.
— У тебя найдется свободное время?
— Более чем, — улыбнулся Эчжин. — Я планировал посвятить вторую половину дня разбору и расстановке вещей твоего тайпэна, но для человека такого ранга он на удивление скромен и аскетичен.
— Он бывший дзи, — пожал плечами Удей. — Как и в твоем случае, это уже не лечится.
— Понимаю.
— Нам нужно серьезно поговорить.
— Хорошо, но не здесь. Юэ–сэн не зря прозвали Замком Тысячи Глаз и Ушей.
Территорию крепости они покинули через одни из малых ворот, выходившие к подъезду поварни. Родовые воины, дежурившие в караульном помещении, лишь обменялись с Эчжином парой ничего незначащих фраз о погоде и без всяких вопросов отворили небольшую дверь, проделанную в массивной створке. Задерживаться в верхних богатых кварталах Циндао братья не стали, пустившись сразу же вниз по малоприметным переулкам и проходным дворам, знакомыми обоим с детства.
— Я смотрю, ты обзавелся новым нарядом. Настоящий тиун. Что еще нового? Не женился?
— Да ну его, не до этого как–то, а девчонок молодых вокруг итак хватает. Я–то хоть и раб, но парень состоятельный, да и со связями. Сами липнут, не отмашешься. А ты что?
— Куда мне с нынешней конской мордой, хотя посмотрим…
— Ага, понятно.
— Чего тебе там понятно?
— Сейчас ты ничего не скажешь, в вот после пятой пиалы я тебя попытаю на эту тему.
— Договорились. Опишешь вкратце, что происходит в большом семействе?
— А что именно тебя интересует?
— Похоже, Юэ не смирились с приговором императорского суда, что вынесли Ли.
— Похоже? Это ты хорошо пошутил, душевно, — мрачно хмыкнул Эчжин. — Не знаю, от чего они больше бесятся, от того, что сделал твой тайпэн, или от того, что Золотой Дворец велел им просто заткнуться и засунуть свое царское достоинство обратно туда, откуда они его вытащили.
— И теперь их главный раздражитель у них под носом, — констатировал Удей. — А каковы мои шансы выбраться из этого казана?
— Весьма паршивые. Но это ладно, ты бы лучше о родном брате подумал! Меня–то они все это время трогали так в полсилы, сам понимаешь, ну–бэй есть ну–бэй, и общего между нами вроде как ничего и нет. А вот теперь выходит меня, может быть, даже вполне решились пустить в расход.
— Думаешь?
— А с чего это, по–твоему, именно я вдруг отвечаю за размещение императорского колдуна, а? Я вообще–то ключник передних палат, а не какой–то там старший постельничий.
— Великое достижение, наш род бы гордился тобой, — вспомнил Удей любимую шутку–подначку брата.
— Знать бы только какой, — со смехом закончил Эчжин.
По знакомой улице, сбегавшей вниз широкими лестничными ступенями, тидани свернули за угол и оказались перед большой двухъярусной закусочной. Стены общего трапезного зала были по–летнему убраны, и большая часть второго этажа представляла сейчас собой открытую террасу с массивными низкими столами и толстыми войлочными циновками. Несмотря на разгар дня, посетителей в заведении было довольно много, правда, большая их часть была уже в возрасте, а значит, могла себе позволить отдых в такое время.
— Гоу–жоу у старика Рёгава! — искренне обрадовался Удей.
— Сюда и шли, — усмехнулся Эчжин.
— Не думал, что когда–нибудь скажу это, но я действительно соскучился по местной кухне.
Пройдя внутрь, братья поднялись наверх и, обменявшись вежливыми поклонами с хозяином закусочной, заняли свободный стол в углу. Эчжин сделал заказ и бросил на поднос подавальщику серебряную монету, при виде которой разом пропали всякие неприязненные взгляды, а улыбка служки стала по–настоящему искренней.
— Ха, я вспомнил, как мы в тот раз впервые забрели на Мясной двор в нижнем городе, — продолжил прерванный разговор тиун. — И какое у тебя было лицо, когда нам объяснили, что имперцы действительно едят собак!
— На меня тогда хотя бы столбняк не напал, — буркнул Удей.
— И надо же прошло всего две дюжины лет, и ты уже скучаешь не то, что по собачьему окороку, а по гоу–жоу, на которое не всякий чжу или дань способен смотреть спокойно и без внутреннего содрогания.
— Я тут повстречал пару мангусов во время последнего путешествия, — заметив, как брат вздрогнул при упоминании им степных демонов, Удей довольно ухмыльнулся. — Так вот, знаешь, что они говорят по поводу человеческой плоти или собственных трупов? Мясо есть мясо, и какая разница, чем оно было раньше, когда могло бегать и думать?
— Сурово. И очень по–мангусски, наверное.
— Именно.
Шипящее жаркое на железном противне опустилось на середину стола, а второй служка уже расставлял вокруг него круглые миски с закусками. Эчжин сам разлил по резным деревянным пиалам осхе, настоянную на мандариновой кожуре, и, также как и Удей, быстро ополоснул руки в чаше с розоватой водой.
