Андрей Егоров - Вечный мент или Светоч справедливости
– Слава Сатане, я тебя нашел, – наконец, сказал Кухериал и скосил на меня черный глаз, – если бы ты знал, что я претерпел, пока тебя искал.
– Если бы ты знал, что я претерпел! – свирепо выкрикнул я. – В меня вселилась какая-то тварь, потом за мной гнались вареные зверюги…
– Есть хорошее стихотворение по этому поводу, – перебил бес.
Не дай вам бог заснуть в пустыне,
Кровь в жилах поутру застынет,
Проснетесь – толстые зверюги
Уже доели ноги, руки…
– К черту стихи! – возмутился я. – Я чудом выбрался. Эта ведьма…
– Это не ведьма, а демоническая леди, Морфенея, королева сновидений. Тебе очень повезло, что я появился вовремя. Если бы я не успел заметить, как она втаскивает тебя в лабиринт, сейчас бы ты был уже совершенно безумен.
– Я и так чуть не поседел.
– Что-то ты мне не нравишься. Раньше тебя было не так просто напугать. Нервишки сдают?
– Да что ты понимаешь? Там… там еще была река, полная кипящей крови.
– И что?
– Крови! Человеческой крови.
– Подумаешь… Здесь и не такое встретишь. Сейчас в аду осталось три реки, – поведал Кухериал, – та, которую видел ты, это Ахерон – река, несущая воды, полные крови мучеников и воинов.
– Да, я видел воинов на берегу. Целое поле. Они рассыпались в труху.
– Поля забвения. Тебе повезло, что ты не провел там слишком много времени. А не то не смог бы вспомнить ни меня, ни даже, как тебя зовут. Но все это цветочки по сравнению со второй полноводной адской рекой – Летой, рекой забвения. Пересечешь ее, и память отрубит мгновенно и, самое главное, бесповоротно.
– Еще я видел колонну грешников. Их тысячи…
– Я знаю, о чем ты. Ты говоришь, о великом походе грешников. Изобретательный ум Зарах Ваал Тарага измыслил это. Они бредут по кругу до скончания веков, не останавливаясь ни на секунду. Если кто-то из них падает от усталости или отстает от остальных, его рвут на куски церберы. А затем он снова оказывается в той же колонне. В самом ее хвосте. Все они при жизни обожали набить животы, избегая праведного труда, да и любых физических нагрузок, вот и получили то, что заслужили.
– А третья река? – поинтересовался я.
– Я уже упоминал о третьей реке. Она ледяная. Зовется Коцитом. В ней вмерзшие по пояс терзаются предатели. Иуда Искариот, убивший брата Каин, и прочие-прочие. Там полно неверных мужей и жен. Отчего-то люди считают, что обмануть жену и уйти от нее к другой, помоложе – вовсе не грех, а поиск личного счастья. Вот за это счастье они и претерпевают страдания после смерти. Река эта протекает на самом адском дне. Там царит жуткий холод, и нам с тобой, Васисуалий, совершенно нечего делать. Я, видишь ли, создание теплолюбивое. Мне бы в Сочи жить. А еще лучше в Африке. Но давай не будем медлить. Нас ожидает герцог Предела чревоугодия, великий Вельзевул.
– Как вспомню эту дьяволицу, аж дрожь колотит, – пожаловался я.
– Не дьяволицу, а демоническую леди, – поправил бес. – Мне самому рядом с ней не по себе стало. Хорошо, что убрались вовремя. Что поделать, такое у нее предназначение – являться во снах и сводить людей с ума. Только представь себе, какая хохма, ложатся муж с женой в постель, а ночью она просыпается от криков – он сидит на кровати, вращает глазами и орет, не переставая. И так до самого приезда скорой психиатрической. А все она, Морфенея.
– Я бы ее пристрелил, – сказал я. – Еще бы немного, и ей конец.
– Ты к ней несправедлив, – заметил Кухериал. – Впрочем, у вас, людей, другие представления о прекрасном. Весьма патологические и примитивные, на мой вкус. Кстати, если ты надеешься, что пули ее остановят, сильно заблуждаешься, Васисуалий.
– Демонов же остановили.
– Очень ненадолго. Скорее, разозлили. Так что лучше не доставай свою пукалку из кобуры, в следующий раз желание пострелять в аду может сыграть с тобой злую шутку.
– Как тебе удалось выбраться? – угрюмо поинтересовался я. – Мне казалось, тебя сожрал Дагдагирон.
– Собирался, – подтвердил бес. – Но потом мы с ним поговорили немного. И он понял, что был не прав. Потому что мы, как и он, служим Сатане. А он – один из самых преданных слуг Сатаны. Даже накормил меня обедом. Креветки, мидии, устрицы, кальмары, осьминоги, рыбное филе…
– Значит, пока я шлялся по этому Пределу, рискуя умереть каждую секунду, ты жрал креветок?! – возмутился я.
– А что делать? Если бы я не остался на трапезу, Дагдагирон мог бы обидеться. Пришлось побеседовать с ним. Между прочим, если бы я сразу не отправился к нему, ты сейчас уже переваривался бы в его желудке, Васисуалий. Это я дал тебе возможность выбраться из озера.
– Ну, спасибо.
– В твоем голосе я улавливаю сарказм. Но, поверь мне, ты не прав. Я – твой спаситель. И благодетель. Ты, кстати, немного изменился. Замечу, на всякий случай, что тебе так даже больше идет.
– Изменился? – насторожился я. – В каком смысле?
– Волосы, – Кухериал похлопал себя по лысине. – Говорил, едва не поседел… На самом деле, поседел. Даже очень. Они почти совсем белые. Красавец. Хотя десяток лет накинул.
– Черт побери! Хочешь сказать, я поседел?
– Как лунь. Так, кажется, у вас говорят.
– Мне же нет еще и тридцати пяти, – я замолчал, подавленный переменами во внешности.
– Что ты как баба? – рассердился Кухериал. – Да на что тебе, вообще, сдались волосы? По мне, настоящему мужчине растительность на голове ни к чему. Лысина – это же так привлекательно. А седина – благородно.
– Рано мне еще быть благородным, – отрезал я.
– Ну, так и стригись наголо. Никто и не заметит, что ты поседел. Если хочешь, я тебя в считанные секунды обрею.
– Не надо. Похожу пока так.
– Как знаешь. Слушай очередную адскую притчу, пока мы не достигли обиталища Вельзевула. Один священник по имени отец Клермон – девственник, соблюдающий пост, и в иные дни также очень умеренный в пище, однажды пришёл к повсеместно известному отцу Антонию и говорит: «Знаю, что мой аскетизм превышает твой. Почему же твоё имя славится на свете больше моего? Может, ты больше меня любишь бога?» «Не в этом дело, отец Клермон, – отвечал Антоний. – Просто у меня есть своя пиар-служба»… А вот и герцогский дворец.
Посреди пустыни возвышалось нечто, напоминающее гигантский картофельный клубень. По мере того, как мы подлетали ближе, я смог различить детали архитектурной кулинарии. Клубень опутывали сухие побеги, служащие лесенками. По бокам «дворец» подгнил, источая зловоние на всю округу. Внутрь вели круглые норы, похожие на ходы, оставленные червями. Это предположение подтверждали крупные личинки, с хрустом грызущие подпорченное обиталище герцога Предела чревоугодия.
Мы проникли в сердцевину через самый широкий проход, расположенный на относительно свежей верхушке гигантского клубня. Ход вел вниз почти отвесно, поэтому я спускался на спине Кухериала. Он цеплялся за стены и поминутно стонал, что такую тушу таскать на себе – верный путь к радикулиту в старости. Внутри было светло – вокруг вились мелкие красные чертики, словно светлячки, горели воткнутые в стены факелы. А в зале, где мы приземлились, нас встречала целая толпа краснорожих раскормленных дьяволов. Шумно обсуждая нашу худобу, они повели нас в тронную залу и у распахнутых дверей оставили одних.
