Кирилл Шатилов - Торлон
Щедрость не была свойственна Харлину, однако сейчас это исключение оказалось как нельзя кстати.
— Угощайтесь, — сказал он, первым делая глоток и поднимая взгляд к потолку. — Этому вину уже много зим, но всякий раз, когда я пробую его, оно становится все вкуснее и вкуснее, — как ни странно, он не убрал бутыль обратно в сундук, а подождал, пока все распробуют напиток, и разлил по новой. — Когда-то им торговал на рынке один молоденький фолдит, но потом с ним что-то, наверное, случилось, потому что на месте его лавки вот уже года два предлагают свои кольчуги и ножи двое оружейников. Хорошо, что я успел прикупить у него целый бочонок.
— Вероятно, это бутылка — последнее, что от него осталось, — предположил Фейли, не помнивший случая, чтобы старик проговорился о столь не похожей на него покупке.
Они определенно не хотят сознаваться, зачем меня позвали, думал тем временем Хейзит. Он до сих пор никак не мог взять в толк, каким образом Фейли оказался знаком с Харлином. Последний представлялся ему нелюдимым затворником, трудно сходящимся с новыми людьми, тогда как Фейли слишком хорошо разбирался в людях, чтобы заподозрить его в такой же замкнутости. Кроме того, Харлин неоднократно высказывался пренебрежительно по поводу виггеров, мергов, сверов и всех тех, кто так или иначе связан с боевыми действиями, в то время как Фейли был явно опытным воином, у которого чесались руки сейчас, когда он не по своей воле ходил без оружия. Да и помощником Граки едва ли станешь просто так.
— Вовсе нет, — гордо ответил Харлин. — И если кто-нибудь удосужится запереть эту дурацкую дверь, я покажу вам кое-что, чего никто из вас не видел.
Фейли изумленно поднял бровь, а Хейзит бросился выполнять выдвинутое условие. Он не стал трогать странный механизм, с помощью которого старик умудрялся закрывать вход в дом снаружи, а просто задвинул проржавелый засов. Скрежет заставил его оглянуться. Харлин изо всех сил тащил на себя сундук, пытаясь выдвинуть его на центр комнаты. Фейли пробрался к стене и толкал сундук вперед. Хейзит поспешил было им на подмогу, однако старик уже выпрямился и со словами: «Хватит, а то потом обратно не поставим», — полез через крышку к присевшему на корточки Фейли. Под сундуком обнаружился люк, точь-в-точь как те, что позволяли им дважды покидать заставы незамеченными.
— Да тут у вас подвал! — воскликнул Фейли, поднимая крышку люка и заглядывая в открывшийся лаз.
— Так я и думал, — усмехнулся Харлин, первым ступая на перекладины отвесно уходившей вниз приставной лестницы. — Кроме меня, о нем знал только твой отец, Хейзит. Он сам выкопал его, трудясь по ночам втайне от соседей. Сперва мы с ним построили этот дом, а потом решили рыть подвал. К тому времени у меня уже было что там хранить.
Он скрылся под землей, и несколько мгновений было слышно, как он бродит в темноте, бормочет что-то себе под нос, тщетно чиркая кремнем, пытаясь разжечь огонь, и наконец кричит:
— Поройтесь-ка в очаге! Там должны заваляться угли.
Хейзит предполагал, что старик просто спустится в подвал и вернется с недопитым бочонком, однако, похоже, он собрался что-то им показать. Порывшись в углях специальной железной ложкой, он выудил один, при дутье на который его черно-серое брюшко краснело и начинало дымиться, и передал ложку Фейли, а тот в свою очередь протянул ее Харлину. Вскоре отверстие лаза озарилось неровным светом факела.
Хейзит спустился следом за Фейли по лестнице и оказался в начале короткого коридора, выводившего в тускло освещенную одним-единственным факелом комнату с низким потолком и невидимыми стенами. Здесь было свежо и прохладно.
«Да уж, — подумал Хейзит, — если иметь такой подвал, совершенно не обязательно выходить на улицу, особенно в жару. Интересно, зимой тут тепло?»
Стоявший рядом Фейли нерешительно переминался с ноги на ногу. Судя по его бегающему взгляду, он тоже не ожидал ничего подобного.
— Идите сюда, — окликнул их из темноты голос писаря. — Я обещал вам кое-что показать.
Харлин стоял посреди комнаты и водил из стороны в сторону факелом. В его пляшущем свете проступали очертания стен, и эти очертания наводили на мысль, что они очутились внутри гигантского пчелиного улья: все стены как сотами были испещрены ячейками, из которых на гостей таращились выпуклые донышки глиняных сосудов.
— Упиться можно! — ахнул Фейли.
Харлин отечески погрозил ему пальцем и, сделав широкий жест, с едва скрываемой гордостью добавил:
— Это все — моя жизнь. И хранилище памяти Вайла’туна. Второе такое есть только в замке. Но туда вам едва ли когда-нибудь попасть по своей воле.
Хейзит недоверчиво погладил ладонью шероховатые донца. В самом деле, подобного запаса вина не было даже у его матери, хоть та и считала, что, в отличие от пива, не обладавшего долгой жизнью, вино — неплохое вложение денег. Для таверны отец тоже прорыл нечто вроде подвала, но там вино хранилось в небольших деревянных бочках, которые до и после зимних заморозков нужно было как следует взбалтывать.
Словно услыхав его мысли, Харлин вынул из ячейки одну бутыль и встряхнул. Бутыль издала булькающий звук. Харлин проделал то же самое со второй, с третьей. Теперь становилось понятно, почему он с такой тщательностью охраняет свой дом от непрошеных гостей, однако какое ко всему этому имеет отношение «память Вайла’туна»?
Хейзит так прямо и задал сам собой напрашивающийся вопрос. Вместо ответа писарь взял очередную бутыль, легко потряс ею в воздухе и для пущей убедительности перевернул вверх дном. Все эти действия сопровождались тишиной. Бутыль была пуста.
Вконец сбитый с толку Хейзит молча ждал объяснений.
Харлин пронес бутыль мимо него и посветил факелом на оказавшийся здесь же деревянный стол, причем значительно более прочный, чем тот, которым он пользовался ежедневно, и низенький табурет, накрытый пыльной подушкой. На столе стояло несколько свечей. Писарь зажег их от факела, уселся на табурет и принялся возиться с пробкой. Только сейчас стало заметно, что в руках у него не простая бутыль, а емкость без горлышка. Пробка была глиняной, вся в засохшей смоле и шириной с выпуклое донце. Справившись с ней, Харлин опрокинул бутыль, потряс, и на стол вывалился перетянутый пестрой тесемкой свиток.
Фейли присвистнул.
Хейзит склонился над столом, наблюдая, как писарь аккуратно развязывает тесемку и разворачивает широкую ленту кожи, не желавшую выпрямляться после долгого лежания в заточении.
— Что это? — спросил он, хотя не мог не знать ответа.
— Именно то, что я называю «памятью Вайла’туна», — ответил Харлин, ставший как будто даже меньше шепелявить. — И чего в свое время не смог найти ни один из людей, подосланных Ракли. Писарь замка на старости лет занялся собиранием и хранением вина! Вот что они в один голос говорили ему, пока он не потерял ко мне всякого интереса. — Он развернул свиток до конца, разгладил рукой и пробежал жадным взглядом по изломам местами расплывающегося, местами бледнеющего текста. — В замке его называли «Сид’э».
