Ольга Денисова - Одинокий путник
– А… – согласился кастелян, и распахнул перед ним двери в маленькую каморку, – вообще-то, сапоги мы для братии оставляем, но если ты так решил, забирай.
Лешек осмотрелся в полутьме – его сапоги, которые сшил колдун, ни у кого таких не было! Да если бы кто-нибудь из братьев посмел их надеть! Он бережно взял их в руки и прижал к себе.
– Жалко отдавать-то? – сочувственно спросил кастелян.
Лешек покачал головой – артистично, правдоподобно – как и положено послушнику, отринувшему от себя мирскую жизнь навсегда.
– Хорошие сапоги, заметные: увидишь на ком – дом вспоминать станешь. Уж лучше с глаз долой, – кастелян вздохнул.
Лешек не рискнул принести вещи в спальню, когда послушники собирались к вечерне, и долго ждал, спрятавшись в густых елях, отделяющих кельи схимников от монастырского двора. От одежды пахло домом. У насельника обители была только одна собственность – нательный крест, кроме него ничего своего иметь не разрешалось. Лешек прижал к щеке жесткий сапожный мех – больше у него не осталось ничего, к чему прикасалась рука колдуна, ни одной вещи, которая бы напоминала о нем. И если план его провалится, он лишиться и этой малости.
За опоздание к вечерне полагалось сорок поклонов Божьей матери, что Лешек и исполнил, едва войдя в церковь, не дожидаясь замечаний Благочинного, и увидел его милостивый кивок. Лешек подумал, что неплохо вошел в роль смиренного послушника!
Праздничные службы тянулись до полуночи, и чем ближе время подходило к минуте решительных действий, тем отчетливей Лешек понимал, как ему страшно. Настолько страшно, что язык присыхал к небу, и мешал петь. Паисий даже взглянул на него несколько раз укоризненно. Настолько страшно, что не осталось сил для дрожи и волнения. Настолько страшно, что он не замечал духоты и головной боли.
– Устал? – спросил Лытка, когда они вышли из церкви.
Лешек покачал головой.
– Ты такой бледный, Лешек. Может, ты заболел?
– Нет, Лытка, просто душно было. Сейчас, я немного прогуляюсь, и все пройдет.
А он-то думал, как сможет обмануть друга, когда придет время выйти из спальни? Это хороший повод – подышать свежим воздухом, разогнать туман в голове! У него промелькнула мысль, что он может уснуть, и проспать все на свете, если ляжет в постель, но он тут же откинул ее: какое там уснуть! Главное, чтобы никто ничего не заметил!
Лешек тщательно притворялся, что спит. Вскоре послушники угомонились, засопели, Лытка встал на колени перед распятием – и не надоело ему сегодня молиться? – а Лешек обмирал от ужаса. Его поймают, в этом нет сомнений. Поймают и убьют. И, наверное, убивать его станут долго. Тело словно сковало морозом, руки и ноги не желали подчиняться, когда он понял, что пора идти.
– Лытка, зачем ты молишься, – спросил он шепотом и сел на кровати, – мы же больше суток непрерывно молились?
– Мы пели хвалу Богу, все вместе, а сейчас я говорю с ним наедине, – шепотом же ответил Лытка, – а ты куда?
– Голова болит. Я пойду, погуляю немного, тут душно.
– Только недолго, ладно? – улыбнулся Лытка, – а то я буду за тебя волноваться.
Лешек кивнул и натянул подрясник. Тщательно завязывая онучи, он подумал, что в сапогах было бы удобней и тише, но решил не рисковать.
Пока он ждал, когда монастырь заснет, поднялся ветер, но не принес с собой тепла, как обычно, напротив – он был ледяным, обжигающим, морозным. Лешек посмотрел на небо – его потихоньку затягивали тучи, и бежали они по небу быстро, как волны по озерной глади. Под монастырской стеной слышалось завывание, а посреди двора ветер гнал перед собой юркую поземку. Вот и хорошо. Его следы заметёт, и никто их не увидит. Лешек ступил на крыльцо настоятельского дома, и тут же шагнул обратно. Нет, в лаптях нечего и думать о том, чтобы пройти по коридору бесшумно. Лешек снял их и оставил около крыльца, слегка припорошив снегом.
Он не трус. Он не побоялся прыгнуть в колодец, а ведь мог легко умереть, и знал об этом, когда нырял туда вслед за мальчиком. Почему же тогда ему не было страшно?
Потому что он не боится смерти, он боится Дамиана. Боится с детства, и страх этот не имеет ничего общего с трусостью. Лешек вдохнул: он не трус. Трус тот, кого страх останавливает, мешает действовать. А он ведь не остановится?
Глаза привыкли к темноте, когда он поднялся по лестнице и вошел в длинный коридор настоятельских келий. Он просчитал все точно – дверь Дамиана пятая от лестницы. Лешек прижал палец к стене, и осторожно двинулся вперед. А если она заперта? Что тогда? Тогда он уйдет без кристалла? Или попробует ее открыть?
Пятая по счету дверь отворилась с тихим скрипом, и Лешек присел от испуга.
Архидиакон спал, и громко храпел при этом. Лешек нарочно нагнулся над ним, чтобы убедиться в том, что не ошибся кельей. Нет, не ошибся, Дамиана трудно было с кем-то перепутать. И где находится кристалл, Лешек тоже понял сразу – в маленьком сундучке, около кровати. У колдуна он тоже хранился в сундучке. Лешек, не дыша, попробовал открыть сундучок, но тот был заперт. Ничего, колдун тоже запирал кристалл, и открыть махонький замочек труда не составляло. Лешек поковырял его ногтем, и потянул крышку на себя – все очень просто. Удача. Удача шла с ним рука об руку! Дамиан не сомневался в своей безопасности – мимо его кельи иеромонахи боялись даже проходить, да ему и в голову не могло придти, что кто-то посмеет его обокрасть!
Лешек взял кристалл в руки – в первый раз. Колдун никогда не давал кристалла никому, даже подержать. Он оказался тяжелей, но меньше, чем Лешек думал. Лешек не стал закрывать сундучка. Злость заставила его скрипнуть зубами: пусть Дамиан и дальше презирает его, пусть считает подарком Паисию, словно он зверек, словно породистый щенок из хорошего помета. Пусть Полкан проснется утром, и сразу поймет, кто унес кристалл.
Лешек стиснул кристалл в кулаке, и, не сильно таясь, вышел из кельи, прикрыв за собой дверь и едва удержавшись, чтобы ею не хлопнуть. Все. Теперь переодеться – и бежать. Бежать, куда глаза глядят!
Он забыл про лапти, оставленные у крыльца, но и в онучах добрался до дома послушников без приключений. Все. Теперь нет смысла таиться от Лытки. Лешек вошел в спальню, громко протопал к своей кровати, и откинул матрас, под которым прятал одежду.
– Лешек? Ты чего шумишь? – Лытка оглянулся на него удивленно.
– Все, – радость кипела в нем, – все, Лытка. Я ухожу.
– Куда? Лешек, ты сошел с ума?
Лешек рассмеялся, и довольно громко, так что из разных углов на него зашипели сонные голоса.
– Лытка, я ухожу насовсем, – он сел на кровать, и размотал онучи, оставив на ногах только теплые портянки.
– Лешек! – Лытка вскочил с колен, – Куда! Что ты такое говоришь!
