Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ

В нескольких шагах от меня лежала темная бесформенная масса – сырые, слипшиеся друг с другом комки земли. Я осторожно пошевелил ее носком ботинка, и куски развалились. Должно быть, это было то земляное чудище, которое Гафия вызвала ночью, чтобы одурачить наступающую на нас нечисть. Ничего, кроме земли. Я не мог понять, как ей удалось придать ему не только форму, но и видимость жизни. Что она сказала? Кровь – это жизнь. Открывая осеннюю охоту, мы обычно вывешивали часть туши животного, чтобы вытекла кровь, и не притрагивались к ней. Древний ритуал жертвоприношения, значение которого мы уже позабыли.

Я присел возле земляной кучи в поисках следов на почве. Было несколько углублений, которые я измерил ладонью, стараясь представить, от чего мог остаться такой след. Вспомнилось, как не то клешня, не то сморщенная рука пыталась достать нас ночью, пройдя через барьер. Все-таки следы больше напоминали клешню с пятью пальцами.

У этого существа, похоже, были две ноги. Да и рост приличный. Я пришел к такому выводу не только потому, что следы были большими, но они к тому же оставили глубокие вмятины в земле. Осмотрев поверхность, я обнаружил, что следов было предостаточно. Принадлежали они одному существу или нескольким, сказать было трудно. Во всяком случае, наш маленький лагерь был окружен со всех сторон.

Я стал обследовать территорию в поисках следов, оставленных охотником и его стаей. Следов не обнаружил, хотя вокруг было много участков голой земли.

Я был настолько озадачен, что стал отходить все дальше от лагеря, исследуя почву. Вдруг наткнулся на нечто в высшей степени неаппетитное. Несмотря на ранний час, мухи, жужжа, облепили кусок мяса. Я наклонился, чтобы рассмотреть поближе, и увидел часть искромсанной когтистой клешни, похожей на ту, что видел при свете костра. На ней остались только два длинных пальца. Заканчивались они когтями, такими же острыми, как мой нож. Остатки покрывавшей клешню морщинистой кожи были желтого цвета. Мне так не понравилось это зрелище, что я вырвал с корнем пучок травы и набросил его поверх клешни. Похоже, что нашему охотнику улыбнулась удача.

– Элрон!

Гафия помахала мне рукой, и я, довольный, что не надо больше работать следопытом, пошел к ней. О своей находке я докладывать не стал. Она к тому времени приступила к еде. В меню входило и холодное мясо, оставшееся с вечера. Гафия указала на мою сумку, призывая последовать ее примеру. Разговорчивостью, как всегда, она не отличалась. Я не знал, с какого вопроса начать. Мне очень не хотелось лишний раз демонстрировать ей свое невежество. Я считал: если у нее есть информация, ценная для нас обоих, она обязательно поделится ею без моих постоянных расспросов.

Поэтому я жевал, с раздражением ожидая, когда она заговорит. Съестные запасы, которые Забина дала мне в дорогу, быстро истощались. Я надеялся, что пасущиеся стада будут обеспечивать нас пищей, хотя, скорее всего, нам следует здесь задержаться, чтобы закоптить мясо впрок. Здесь неподалеку должна быть вода, а это важнее, чем мясо. Возможно, Гафия тоже сейчас задумалась над практическими вопросами.

Она подняла голову и посмотрела на густую траву. Оттуда высунулась пушистая голова – Груу. Он облизывался. На шее его болталась длинная зеленая травинка. Похоже, в это утро он разнообразил свое меню. Девушка и кот обменялись взглядами, значения которых я не понял. Груу потрусил прочь в северном направлении. Гафия, прихватив сумку, взяла также и свой волшебный прут.

– Вода там, в той стороне… – Она впервые сегодня нарушила молчание.

Мы отправились. Процессию возглавлял кот, за ним шла Гафия, а следом – я. Трава здесь доходила до пояса, почти скрывая Груу. Мы ориентировались по колебанию травы. Над головой летали птицы. Я исподтишка поглядывал на них. Не могла ли эта когтистая лапа принадлежать пернатым? Я был уверен, что атаковавшая нас нечисть спускалась к нам сверху. Я вспомнил о неприятных черных птицах из долины Гарна и подумал, что они вполне могли гнездиться в этих краях.

Эти птицы были обыкновенные, коричневатого цвета. Они неотвязно кружили над пасущимися животными. Возможно, они питались насекомыми, которых стадо невольно сгоняло с травы. То, как Груу неожиданно взял след, указывало, что он вышел на тропу, ведущую к водопою. Эта дорожка, протоптанная стадом, была неровной, но зато на ней нас не хлестала трава, острые края которой вполне могли поранить кожу. Вскоре мы вышли к крутому спуску. Внизу тек широкий ручей. Течение, судя по пузырькам, было довольно сильным. Скорее всего, ручей брал начало в горах, которые мы видели на западном горизонте.

Мы осторожно спустились. Я оставил Гафию вместе с Груу возле зарослей кустарника, а сам пошел вниз по течению к выдававшимся в воду скалам. Там я быстро разделся и стал плескать воду на тело. Бинт на голове сразу намок. Я стащил его, осторожно касаясь щек и лба, хотя и был уверен, что опухоль спала и рана затягивается. Я прополоскал бинт, отжал и аккуратно скрутил, уверенный, что в этих краях он мне еще понадобится.

Гафия по моем возвращении нахмурилась и потребовала показать ей рану. Внимательно осмотрев ее, она признала, что рана закрылась и я могу ходить без повязки. Ее внешность тоже претерпела изменения. Волосы, перевязанные кожаным ремешком, длинным мокрым хвостом спускались вдоль спины, хотя и было заметно, что она приложила немалые усилия, для того чтобы отжать их и высушить.

Неплохо было бы и дальше идти по берегу, однако вода в ручье поднялась слишком высоко, вынудив нас забраться наверх, на поросшую травой равнину. Но шли мы параллельно руслу.

Груу, приведя нас к воде и напившись до полного удовлетворения, пропал куда-то. Теперь я был уверен, что у моей спутницы имеется способ общаться с котом даже на расстоянии, так что она всегда может призвать его в случае необходимости.

Солнце не сумело рассеять облака, закрывавшие от нас ночью луну и звезды. Вдали паслось стадо оленей. На водопой они, возможно, ходили в определенное время, так как ни одно животное не приблизилось к ручью за все время, что мы шли по этой казавшейся необитаемой земле. Однако я уже выучился быть настороже.

Я заметил, что Гафия не расставалась со своим прутом, который она держала в левой руке. Как я с мечом. Хотя, казалось бы, ну что это такое? Обыкновенная ветка, срезанная с куста. Она по-прежнему молчала, и это угнетало меня так же, как и затянутое облаками небо. Я нарушил данное самому себе обещание не общаться с ней и спросил:

– Те, что нападали на нас в лагере… Те, что охотились… Ты когда-нибудь слышала о них?

Она резко мотнула головой:

– Не знаю. Знаю лишь, что это Темные Силы. Против них нужно употребить все известные средства для борьбы со злом. Что касается охотника… – Она замолчала. И молчала так долго, что я думал, продолжения не последует. – Возможно, и он порождение зла, но он был врагом тем, кто нападал на нас. Его природа мне неизвестна. Мы имеем дело со Светом и Тьмой, но в этой стране, возможно, есть и те, кто не является ни тем ни другим. Я знаю еще так мало!

В голосе ее послышалась тоска. Не знаю, предназначались ли ее слова мне, или они вырвались помимо ее воли.

– Дар у меня есть, – продолжала она, – иначе меня с самого детства не взяла бы к себе Мудрая. Таких детей можно распознать еще в колыбели. Я чувствую, что могу сделать больше того, чему меня может научить Забина. Я училась у нее ремеслу, как, вероятно, и ты в детстве учился обращению с мечом, на первых порах деревянным. Она называла меня нетерпеливой, дурой, предвидела, что в будущем меня ожидают несчастья, так как я все время хотела знать больше. Но в тот момент, когда я прошла через Ворота, мне показалось, что я вернулась домой. Это был дом, о котором я раньше ничего не знала, не знала, что он существует. Вот он – передо мной, со всеми чудесами, к которым я, овладев ремеслом Забины, лишь слегка прикоснулась, о которых могла раньше только мечтать! Это… – Гафия широко раскинула руки, лицо ее выражало дикое нетерпение и гордость, – это место, о котором я мечтала, хотя даже и не подозревала о его существовании. Когда я впервые приблизилась к Лунному святилищу, я пошла по этой дорожке так, будто ходила по ней всю жизнь. Святилище приветствовало меня, как дочь. Поэтому… – и взгляд ее, и голос выражали ярость, – разве ты не понимаешь теперь, что твоя барышня ограбила меня? Она, не имеющая ни капли таланта… Если даже у нее и есть талант, то его угробило воспитание… Она присвоила урожай, который я намеревалась собрать! Ну и будет ли ей от этого польза?!