Майя Зинченко - Монах
– Я совершил много ошибок, - прошептал Эмбр. - Слишком много… Поэтому они пришли за мной.
– Ты опять за старое?
– Я в своем уме. Ты не можешь видеть их, но они здесь. Им нужна моя душа. Их когти режут мое нутро на части. Великий Свет! Помоги мне, не покинь в последний миг жизни, не покинь своего презренного раба, умоляю, - слезы текли по его щекам, оставляя за собой широкие мокрые дорожки.
Клемент чувствовал, что Эмбр говорит искренне. Он что-то видел, и это настолько потрясло его, что он отбросил личину могущественного магистра. Перед ним лежал немощный старик и только.
– Не уходи. Не оставляй меня одного, пожалуйста… - прошептал Эмбр. - Только не сейчас. Во имя всей человечности, что есть на земле, умоляю тебя.
– Тебе ли говорить о человечности? - мрачно спросил Клемент.
– Прости меня, прости, если сможешь. Клянусь своей душой, что я сожалею о том, что с тобой сделали. Не знаю, был ли ты грешен, но не мы имеем право судить. Я прошу у тебя прощения за все злодеяния, что совершил. Мне же не уйти от расплаты. Демоны позаботятся об этом. Они здесь, и готовы разорвать душу на кусочки, и уже приноровляются, какой кусок им нравится больше. Я чувствую их ледяные лапы. Они уже возле самого сердца. У них нет глаз, только бездонные глотки… Побудь со мной до конца, он уже близок. Ты же человек, как и я. Ты не можешь быть с ними заодно. О, благой Свет, где ты…
– Легко уверовать в Свет, находясь на смертном одре, - сказал Клемент, наклонившись прямо к его лицу, - гораздо труднее верить, живя в этом несправедливом мире, как это делаю я. Сколько и кому ты сделал добра? Добрые дела легче пуха, а злые - тяжелее свинцовых плит и они утянут тебя вниз, к демонам или к кому-то похуже.
– Не надо, пожалуйста, не надо…- старик заплакала. - Когда-то я тоже верил, но земные дела показались мне важнее. Я хотел власти.
– Ты получил ее в полной мере. Прикажи же Смерти отступить, может, он послушается? Разве ты не знал, что человек, который возомнил себя богом, будет наказан?
– Клемент, - зрачки Эмбра расширились. Он не отрываясь смотрел на что-то за его спиной, - говори со мной, проклинай, кричи - что угодно, только не оставляй меня наедине с пожирателями душ.
Монах стремительно обернулся, но никого не увидел. Однако он почувствовал холод, словно кто-то открыл окно и впустил в комнату зимний ветер. Хотя, какой зимний ветер может быть в июле?..
Изо рта повалил пар. Определенно, в спальне что-то было, какая-та сила, с которой он ранее не сталкивался. Это не были шутки или больной бред умирающего. Ни зло, ни добро, но что-то опасное, устрашающее, как открытая дверь, за которой чернеет темнота, и ты не знаешь, что поджидает тебя за порогом. Но Эмбр знал, и это его сильно напугало.
Старик, в оцепенении лежал, смотря прямо перед собой. Его губы неслышно шевелились. Клемент, как ни старался, не мог разобрать ни слова. Он скорее угадал, чем услышал, как магистр сказал: "Молитва. Только молитвой спасемся". Он не был готов принять неизбежное.
Клемент посмотрел в глаза своего врага, и прошлое ушло на задний план, скрылось в туманной завесе. Все стало неважно. Кем бы Эмбр ни был, но он тоже человек, болезненная плоть и кровь, такая же песчинка в пустыне вечности, как и сам Клемент. Ему ли судить его?
И монах опустился на колени. Он закрыл глаза и, переведя дух, принялся молиться у изголовья старика. Слова молитвы, полные прощения, падая горящими углями, обжигали его душу.
Эмбр услышал молитву и стал повторять вслед за ним.
– Свет, не оставь нас в трудный час. Ты везде, на небе и на земле, в каждой частице бытия. Ты добр, милосерден, ты бьешься в нашей груди. Мы рождаемся с твоей частицей, и только потому живем. Туда, где свирепствует ненависть, ты приносишь любовь, а там где господствует рознь - единство. И в миг сомнения ты даришь нам веру, а в миг отчаяния - надежду. Ты - Свет во Тьме. Помоги же, сделай нас своим посланниками в мире горестей и страданий, дабы могли мы помочь всякому, кто будет нуждаться. Забывая о себе, мы познаем истинное счастье. Тьма не победит и уйдет с нашей дороги. Мы не держим зла на врагов наших, и всегда протянем им руку. Свет, огради нас от дурного, не оставь в трудный час.
Клемент завершил молитву. Холод медленно отступал. Монах поежился, пальцы у него совершенно закоченели.
– Спасибо тебе, - сказал магистр. - Ты задержал их.
– Я просто молился.
– Ты молился вместе со мной. За меня. Это сближает людей… У тебя добрая душа, иначе они бы не ушли. Жаль, что я так поздно прозрел. Ничего уже не исправить… - у Эмбра начались судороги. Это был действительно конец. - Но ты прощаешь меня, прощаешь?
– Прощаю, - сказал Клемент, кивая. Странно, он смотрел на его агонию и уже не чувствовал былой ненависти. В этом мире и так слишком много страданий.
– Спасибо… Это очень важно. Передо мной проносятся лица, много лиц и мне уже не получить их прощения. Мужчины, женщины, дети… Я придал своих друзей, свою веру. Нет ничего хуже предательства. Если бы можно было повернуть назад… начать жить сначала. Но впереди только вечность.
– Свет и покой тебе, брат мой.
– Да, теперь я вижу Свет, - прошептал старик и закрыл глаза.
На его губах выступила пена, судороги стали сильнее, и спустя несколько секунд он умер. Сердце магистра остановилось. Клемент в последний раз посмотрел на Эмбра и накрыл его еще теплое тело простыней. Сделав несколько шагов, монах упал в мягкое кресло. Ему было скверно.
– Кто умирает, тот воскресает для жизни вечной, - сказал он самому себе. - Воскресает в Свете, соединясь с ним навеки. Мы полагаем, что мы вечны, но это не так… на этой земле мы всего лишь гостьи, нам нет на ней места. Эмбр, куда бы ни отправилась твоя душа, я желаю ей обрести покой.
– Если тебя действительно интересует, куда она отправилась, я могу тебе рассказать, - сказал Рихтер, появляясь в дверном проеме.
– Как ты вошел?! - Клемент подскочил от неожиданности. - В смысле… ты вошел через дверь?
– Да, надоело появляться просто из воздуха. Решил проявить оригинальность.
– Тебя кто-нибудь видел?
– Нет, конечно. С чего мне бесцельно разгуливать по храму, когда у меня здесь работа? - Смерть кивнул в сторону тела.
– Э…
– Но я уже все сделал, если ты на это намекаешь.
– Так быстро? - недоверчиво спросил монах.
– У нас разные понятия о времени. Что с тобой такое, ты разве не рад? Снова жалеешь врага?
– Я сам не понимаю… Вот здесь, - Клемент постучал себя по груди, - так пусто. И Эмбр мне больше не враг, я простил его.
– Вот так новость… - протянул Рихтер. - Какое редкостное великодушие - прощать врагов. Но, несомненно, мертвых гораздо легче прощать, чем живых.
– Перед уходом он говорил страшные вещи.
