Ольга Лукас - Спи ко мне
Разложенное по полу тряпьё глушило все звуки. Можно было кричать – но слышен был только негромкий шепот. Рыба спрыгнул в кучу мягкой рухляди и помог спуститься Наташе.
– Мне кажется, что все эти вещи сняли с мёртвых, – тихо произнёс он.
– Да склад это, склад наворованного, – уверенно сказала Наташа. – Ты когда-нибудь хотел поиграть в грабителя? Украсть что-нибудь и убегать от погони?
– Раньше – никогда. Но сейчас, кажется, хочу.
– Тогда давай играть в Бонни и Клайда.
Непонимающий взгляд. А рука уже потянулась к одному из пустых мешков.
– Бонни и Клайд, это имена такие, – пояснила Наташа, – они всех грабили и убивали, и очень долго умудрялись уходить от преследования. А ещё Бонни писала стихи про их подвиги. Они были не очень хорошими людьми. Но вот прославились. У вас было такое?
Рыба начал наполнять мешок.
– Пара? – задумчиво произнёс он. – Я знаю, что была пара художников… Двести лет назад. Два мужчины. Один убивал людей, резал их на части и говорил, что это не преступление, а искусство. Второй писал об этом песни.
– Их тоже долго не могли поймать? – спросила Наташа.
– Их не ловили. Ведь они художники, художникам можно нарушать правила. В этом смысл существования художников. Часто они указывают обществу на то, что давно пора менять.
– Так что если ты художник, то можешь позволить себе что угодно? Взять нож и резать невинных? А другие посмотрят на тебя и решат – о, отличная идея, давайте все друг друга резать?
– Такого никогда не было, чтобы художники убивали. Правительство оказалось в замешательстве. Был издан указ не обсуждать эту тему.
– Прекрасное решение проблемы!
– Несколько лет творились безнаказанные убийства. Под страхом заключения приказано было объявлять, что жертвы были унесены ветром в море. Ведь нельзя сгоряча судить художников. Может быть, должно пройти время, чтобы мы смогли их понять. Но однажды этих двоих увидел третий художник, очень уважаемый. Он посмотрел и понял, что они – не художники. Но не мог сказать об этом прямо. Тогда он за ночь написал картину, из которой всем стало всё ясно. Тех, двоих, тут же поймали, судили. Они оказались безродными жителями окраин, решившими вырваться из своей жизни.
– Как же так? – удивилась Наташа. – Ты ведь говорил, что мастера сразу видят художников. Неужели за несколько лет этих потрошителей не встретил ни один мастер? Или они перебили всех свидетелей?
– Думаю, не всех. И наверняка кто-то из наших видел их. Но когда все вокруг говорят: «это художники» – очень трудно сделать шаг вперёд и сказать: «это самозванцы». А вдруг ты ошибаешься? Кто будет доверять мастеру, который не смог разглядеть художника? Сегодня он не видит художника, завтра испортит материал. К тому же, указ. Лучше не вмешиваться и подождать, чем дело кончится.
– Ну, хорошо, убийца – с ним всё понятно, нет сомнений в том, что он не художник. Гений и злодейство – две вещи несовместные. А тот, который песни писал?
– Оказалось, не он их писал. На окраине, откуда прибыли эти двое, жил мастер. Он сочинял песни для бандитов и мошенников. Вот его-то песни второй и выдавал за свои. В столице, конечно, таких песен никто не слушает, поэтому поначалу их даже признали новым словом.
– И что же стало с мастером, который сочинял песни? Если он сказал новое слово?
– Потом выяснилось: ничего он нового не сказал. Там, на окраинах, только такие песни и сочиняют. Но нам их не понять.
– Не доросли вы в своей столице до нормального пацанского шансона! – констатировала Наташа.
Вещи были упакованы в четыре мешка – больше вдвоём не утащить, да больше и не надо, ведь это просто игра. Теперь следовало решить, стоит ли идти до конца: в стене, примерно на уровне пояса, виднелся неширокий пролом. Можно было выйти просто так, а можно – с награбленным добром.
– Мы во сне, – напомнил Рыба.
И тогда они схватили мешки и полезли вверх.
Снаружи бывший храм был похож на вентиляционную шахту метро. Он стоял в широком поле, заросшем некошеной травой. Прямо в траве припарковался автомобиль с сообщником новоявленных Бонни и Клайда. Чернокожий водитель занимал почти всё заднее сиденье, но рядом с ним оставалось немного свободного места – для Наташи. Она села, и он тут же вцепился в её коленку, как в рукоятку переключения скоростей. Рыба копошился впереди, размещая мешки.
Автомобиль оторвался от земли и стал подниматься всё выше и выше. Рыба продолжал удобно устраивать мешки, как будто они были беспомощными стариками.
Водитель крутил баранку, хотя не видел дороги – да и не было перед ними никакой дороги, знай вверх лети. Он перестал сжимать Наташину коленку и теперь смотрел куда-то внутрь себя. Рыба уже почти задремал в компании тюков. Наташа растолкала его – ещё чуть-чуть, и он уснёт без неё.
– Если мы упадём и разобьемся, мы, конечно, не разобьёмся, – сказала она, – но нас раскидает по разным снам. И всё же мне ужасно хочется прыгнуть с такой верхотуры! Ты не представляешь, как мне этого хочется! Когда ещё случай представится?
– Тогда – прыгаем! – и Рыба толкнул дверцу автомобиля.
Позабыв о награбленном, «Бонни и Клайд» дружно сиганули вниз. Но полёта не получилось. Сначала они почувствовали сопротивление воздуха, словно тот был сделан из твёрдого материала, потом покатились по наклонной плоскости, пока не упали на что-то мягкое. Они снова были на складе. На крюках висели пустые мешки, и все «украденные» вещи лежали на прежних местах.
– Фиговые из нас грабители, – констатировала Наташа. – Бонни и Клайд: сцена на складе, дубль два. Только давай не будем повторяться.
В стене, напротив лаза, обнаружилась дверь, не замеченная прежде. Она была сколочена из серого рассохшегося дерева, из какого обычно сделаны скамейки возле заброшенных могил. За дверью скрывался коридор. Не темный, не светлый, с кирпичными стенами, освещенными гирляндой тусклых электрических лампочек, заключенных в плафоны, похожие на литровые банки для домашнего консервирования. Коридор не расширялся и не сужался, и никуда не сворачивал, вёл всё прямо и прямо, пока Наташа и Рыба не вышли в другой сон.
Там даже указатель висел с надписью – «В другой сон». Они шагнули туда, и оказались в тесной каморке возле огромного чугунного котла. Котёл стоял на огне, и в нём что-то бурлило и пенилось. У Рыбы в руках оказалась большая деревянная ложка, напоминающая весло, и он стал помешивать варево. Наташа встала на цыпочки и заглянула в котёл. В кипящей прозрачной воде перекатывались незнакомые зёрна, покрупнее гороха, но чуть мельче грецкого ореха.
