Евгения Сафонова - Дифференцировать тьму
Я слышала его слова, но не понимала, что он говорит.
О чём он? Что имеет в виду? Зачем…
— До нашей сделки ты была для меня лишь маленькой девочкой с большим потенциалом. Диким зверьком, которого я не собирался приручать. Я был добр с тобой, ведь мне было жаль тебя. Эта боль в твоих глазах — она слишком хорошо мне знакома. И я хотел, чтобы ты улыбалась, хоть иногда, ведь для этого тебе нужно было так мало… всего лишь достойный противник. Просто улыбалась. Так я думал. — Тиски на моих плечах разжались. — Когда ты перестала быть просто моей игрушкой? И почему стала…
Лод не договорил, воцарилось молчание, и в этом молчании его руки легли на мои щёки. Не кончиками пальцев — всей ладонью, сухой и тёплой. Не поглаживая — просто касаясь, чтобы он мог жадно и мучительно вглядеться в моё лицо.
А моим сознанием овладела ослепительная, ошеломляющая пустота.
Наверное, я просто ещё не очнулась. И это ещё один сон. Может, его тоже сотворил Акке? Чтобы заставить меня вернуться…
Ведь реальный Лод никак не может говорить того, что говорит этот.
— Я никогда не позволял себе смотреть на других. Для меня просто не существовало других. Всегда была только она. Морти. Моя принцесса. Моя единственная, — он не шептал, но говорил так тихо, что шёпот был следующей степенью тишины. — Но ты ведь не похожа на неё. Совсем. Её я знаю всю жизнь, а тебя… даже чувствую совершенно иное. — Пальцы на моих щеках дрогнули. — Так странно и неправильно, когда тебя разрывает пополам, и ты пытаешься выбрать одно, хочешь уничтожить другое чувство, разделить себя и тебя льдом, равнодушием, ненавистью… а потом понимаешь, что не можешь. Не можешь, и всё. Когда так гордился, что всегда держишь всё под контролем.
Он был совсем рядом, совсем близко, впиваясь взглядом в мои зрачки, держа моё лицо в ладонях. А я сидела, не смея шелохнуться. Не смея услышать. Не смея поверить.
Вот почему он так изменился после нашей сделки? Ведь «до» я была девочкой, которая обречена вскоре уйти и забыть о нём, а «после» — стала девочкой, которая ещё долго будет рядом. Девочкой, которая хочет вернуться домой, которая не должна забывать о том, к кому она хочет вернуться, но…
Но этого ведь не может быть. Чтобы такой, как он… кого-то вроде меня…
— Это не то, что ты думаешь, — наконец слабо проговорила я.
Он говорил на риджийском, я отвечала на русском: нам обоим было не до того, чтобы думать о переводе. Не в эту минуту, не для этих слов. Да и зачем? Мы ведь прекрасно друг друга понимали.
И не только в те моменты, когда говорили.
— Это просто… опьянение от встречи, которой ты давно ждал. С кем-то, похожим на тебя. И ты, и я… это не…
— Ты можешь обманывать себя, но я — нет. Я всегда знаю, что чувствую.
— Но я же… я такая… ты не можешь меня…
— Могу. И уважать тебя, и восхищаться тобой, и злиться, ведь ты себя совершенно не ценишь — тоже. Как бы тебе и мне ни хотелось иного. — Лод резким движением опустил руки и отвернулся. — А сейчас, когда ты чуть не погибла — по моей вине, ведь я так глупо не досмотрел… странно, но я совсем не за себя волновался.
Я щеками чувствовала холод, сменивший его тепло. А ещё смотрела на русый узел, в который Лод завязывал волосы — он сидел спиной ко мне, так, что я больше не видела его лица, — и не знала, чего мне хочется больше: смеяться или плакать. Смеяться в сияющей счастьем надежде, что он, он — правда меня полюбил, такой, какая я есть, или плакать — ведь из этого не могло выйти ничего хорошего. Я ещё не знала, почему, не хотела думать о том, почему… но знала это совершенно точно. Ведь жизнь не сказка и не книжка, и в ней счастливых концов не бывает.
По крайней мере, не для меня.
Однако я не засмеялась и не заплакала. И мы долго сидели на его постели, в свете одинокого фонарика. Неподвижно и тихо, в каком-то полуметре друг от друга.
И молчали.
— А будущего у этого пути нет, — проговорил Лод потом, по-прежнему не глядя на меня. — Ты ведь не хочешь провести здесь всю жизнь. Ни у дроу, ни в этом мире. А я не могу оставить… её. Не могу унизить себя тем, что лгу ей, и не могу унизить её тем, что она вынуждена с кем-то меня делить.
Ну да, вот и они. Причины, которых я ждала.
Из-за которых у меня и у него никогда не будет «нас».
— Да. Не хочу, — голос сам собой сорвался в шёпот. — И ты… знаю, что не можешь. Ты слишком любишь её для этого.
От осознания правдивости этих слов было невыносимо больно, но я знала: всё правильно. Всё так, как и должно быть. Ведь я это понимала, понимала с самого начала. Понимала и принимала. Что для меня этот мир — чужой и враждебный, и я должна вернуться домой, а с Лодом была и останется Морти. Она, и только она.
Не говоря уже о том, что вряд ли фаворит принцессы может так просто разорвать отношения, не теряя положения при дворе, не подставляя себя под удар, не вызывая гнева…
— Наверное, я должен отослать тебя подальше. И видеть как можно реже. Но я и этого не могу. Не ради меня — ради тебя. Ведь я единственный, кто у тебя остался, а тебе очень нужен кто-то, за кого можно держаться, чтобы не упасть в пустоту. — Лод обернулся, наконец посмотрев на меня. — Тебе будет легче, если мы… оставим всё по-прежнему?
Даже сейчас он казался спокойным. А вот я не хотела бы увидеть себя в зеркале. Страшно представить, что написано на моём лице, — пусть даже внутри разливалась та же сосущая пустота, с которой я познакомилась вчера.
Жаль, что Лод не мог читать Экзюпери. Ему бы понравилось. Ведь он явно разделял его взгляды.
По крайней мере, на глубокую истинность фразы «ты всегда будешь в ответе за того, кого приручил».
— Совсем всё? — остро понимая правоту его слов, усилием воли выправив беспомощный шёпот в полуголос, спросила я. — И постель у камина? И партии в скаук?
— Совсем всё.
— А что подумает принцесса?
— Ничего плохого. Морти никогда не сомневается в тех, кого любит.
Ещё одна положительная черта, отличающая её от меня.
— Ответь мне, — тихо попросил Лод. — Только честно. Если ты не захочешь…
— Да. Мне будет легче. — Я падала в прозрачную бездну его глаз. — Но как только закончится вся эта история с войной, я уйду. Не важно куда. И найду ещё кого-то, за кого смогу держаться. А ты забудешь меня.
— Нет. Не забуду.
— Хорошо. Не забудешь. Только выбирать больше не придётся. Это легко — выбирать между живой девушкой и воспоминанием.
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Странная, неловкая, нежизненная ситуация. Обычно люди просто втихую изменяют своим пассиям — и врут второй о том, что скоро бросят первую. Или бросают первую и уходят ко второй. Или не изменяют, но тихо задавливают непрошеную любовь в себе, или вычёркивают вторую из жизни…
