Е. Кочешкова - Шут
Шут думал. Спокойно и отрешенно искал выход.
Дени говорил, король может рассчитывать на свою армию, ибо главнокомандующий еще не забыл, кому служит, и другим напомнит. Только вот за время их отсутствия с Гиро могло случиться что угодно. И чем дальше они оказывались от дворца, тем отчетливей Шут понимал — действовать нужно сейчас. Потом шанса не будет. Но Тодрик сидел с кинжалом в руке, а Руальд, судя по его лицу, вовсе потерял над собой контроль вместе со способностью трезво мыслить и принимать решения.
Как это ни странно, сам Шут чувствовал себя на удивление спокойно и собранно. Ни бессильная ярость Руальда, ни холодный страх Тодрика не проникали вглубь его сознания, скользя по поверхности восприятия. Сердце стучало ровно, мысли обрели кристальную ясность.
И открыть глаза по-другому оказалось так просто и естественно, как вдохнуть поглубже…
Вот он, Тодрик, гнусная морда. Весь — точно на ладони. Делай с ним, чего хочешь. Правда… что-то мешает, но это что-то можно сломать. Вот так!
— Спи!
Принц глухо вскрикнул и медленно сполз с мягких подушек на пол кареты. Шут удивился. Тодрик не просто уснул, как было с тем стражником: Его Высочество будто ударили поленом по голове. Тонкая струйка крови протянулась из ноздри, сбежав на кружевной воротник.
— Что? Что с ним?! — воскликнул король.
— Принц дарит вам шанс вернуть все, пока не поздно, — Шута откровенно сердила неспособность Руальда думать. — Скорее! Вяжите его! Я помогу…
Руки Тодрика были нежные и белые, как у женщины — принц редко утруждал себя занятиями с мечом, нося оружие больше для виду и полагаясь в основном на своих рыцарей. Шут мстительно затянул на этих холеных руках узлы потуже. Вместо веревок они использовали разодранные на полоски занавеси кареты. От Руальда толку было мало — с одной рукой он мог лишь поворачивать братца таким образом, чтобы оказалось удобней его вязать.
— Вот так, — удовлетворенно произнес Шут, закончив с последним узлом и запихивая принца под скамью. — Теперь надо развернуть этот катафалк, пока нас не привезли в монастырь. Там уже поздно будет руками махать! — он выглянул в окно кареты и с радостью заметил, что на лесной дороге, всадники, сопровождающие их, заметно отстали. Возможно, скрывшись с глаз горожан, рыцари набрались дерзости разобраться с гвардейцами. Шуту очень не хотелось повторять свой усыпляющий фокус с кучером, но иного выбора не было. — Ну-ка, Руальд, разбей окно! — осколки стекла осыпались на пол ледяным крошевом, впустив в карету холод. Шут отстегнул плащ и по-кошачьи скользнул в получившийся проем.
Ох, это было совсем не так просто, как в детстве! Ветер швырял в лицо колючий снег, а на ухабах карету подбрасывало, будто она билась в припадках. Цепляясь за крышу, он ощущал каждую колдобину под колесом. Над головой со свистом проносились голые ветви деревьев, любая из которых могла хлестануть почище кнута.
Разумеется, услышав звон стекла, кучер понял, что случилось неладное, но ему было приказано гнать, не останавливаясь, и этот исполнительный дурень лишь сильней нахлестывал бедных лошадей.
«Не буду я колдовать, — решил вдруг Шут. — Сейчас довольно одного крепкого тычка, и этот болван просто вылетит на дорогу… Я могу, — убеждал он себя, впервые в жизни собираясь преступить черту, которая всегда отделяла его от насилия. — Я имею на это право. Он пошел против своего короля. Он предал его!»
Шут прыгнул прямо на кучера и, повалив его, вырвал у мужика поводья прежде, чем тот понял, что случилось.
— Уходи! Проваливай отсюда! — Шут не знал отчего, но сила переполняла его. Странная сила, заставившая кучера испуганно отпрянуть и без лишних уговоров спрыгнуть на дорогу. Шут не стал смотреть, как кувыркается в снегу трусливый предатель, он устремил свою силу вперед, заставляя лошадей нестись еще, и еще, и еще быстрее! Он знал эту дорогу, знал, что еще пара верст — и будет большая развилка, откуда можно повернуть обратно в Золотую.
А там — Гиро с армией. Он уже готов ринуться в атаку, знать бы только куда… Тодрик, подлый змей… Нет, не в Валийский монастырь он вез брата! Это было бы слишком просто, о сговоре принца с монахами этого храма знает каждая кухарка. И одна из сотен командующего уже ждет там.
Нужно только не дать рыцарям догнать их.
Откуда он знал все это?
Просто знал.
— Как ты там, Пат?! Живой? — донесся голос короля.
— Живей не бывает! — Шут не солгал. Ему действительно было так хорошо, что хотелось кричать от радости. Жизнь кипела в нем, била фонтаном, как в те краткие мгновения на северной башне, когда ему казалось, что он видит и ощущает весь мир. Только теперь это волшебное ощущение не кончалось, а лишь усиливалось. И лошади мчали все быстрее, и даже ветер, дико растрепавший Шутовы волосы, казалось, подгонял карету, упруго толкая ее задний борт.
И в какой-то миг, не желая этого специально, Шут отчетливо увидел их тем, другим зрением — почти сотня рыцарей и вполовину меньше воинов королевской гвардии отчаянно гнали лошадей, уже не скрываясь, размахивали оружием. Ярость наполняла сердца всех этих людей, и только скачка мешала им остановиться и разделаться друг с другом.
«Вы все присягали королю на верность, — думал Шут, — как же так вышло, что только часть из вас осталась верна своей клятве? Каким бы он ни был, он ваш король. И он не чинил зла никому из вас»…
Сила рвалась наружу, ее почему-то стало так много, что Шут даже испугался. Ему показалось, она может поглотить его всего, унести… Он понял теперь, о чем Дала когда-то предостерегала своего маленького приемыша, понял, о чем говорила Ваэлья. И тогда Шут просто собрал всю эту силу в один сверкающий шар, видимый лишь ему одному, и бросил в тех людей, от которых так отвратительно пахло предательством. Он увидел, как разом споткнулись их кони, как попадали из седел, точно оловянные солдатики все эти здоровенные рыцари…
А потом все кончилось.
Странное озарение погасло, рассеявшись вместе с той энергией, что была вложена в сверкающий шар. Сила, переполнявшая его, ушла, будто и не было ее никогда…
Его вышвырнуло в обычный мир.
Испуганно хватив воздух, точно брошенная на берег рыба, Шут распахнул глаза и со стоном рухнул на сиденье кучера.
Почти тут же, остановилась карета — это замертво пали лошади. Шут с изумлением понял, что животные не просто загнаны, они истощены, как будто эта скачка продолжалась вечность. Да и сам-то он был едва живой — с трудом спустился с козел и, спотыкаясь, подошел к двери кареты. Та распахнулась раньше, чем он успел прикоснуться к позолоченной ручке в виде конской головы.
