Черльз Стросс - Семейное дело
Мириам вытряхнула содержимое бумажного пакета на сомнительное свидетельство о рождении. Здесь оказался выпуклый с обеих сторон серебряный медальон на прекрасной цепочке. Его поверхность, потускневшую и потемневшую от времени, украшала гравировка в виде некоего военного герба: щит и животные. Выглядел медальон откровенно дешевым.
— Гм-м. — Мириам взяла его в руки и стала разглядывать более внимательно. «Должно быть, это то самое, о чем говорила ма, — подумалось ей. — Нечто ценное?» Под петлей, к которой крепилась цепочка, был едва заметный замочек. — Интересно…
Она открыла медальон.
Вместо фотографий кого-нибудь из близких или любимых, которые она ожидала обнаружить там, медальон заключал внутри рисунок, выполненный эмалью в столь богатых красках, что походил на декоративное украшение. Изгибы и повороты линий, выведенных яркой охрой, образовывали петли и переплетались над и под веткой из бирюзы. Рисунок отчетливо выделялся на серебре… Он был гораздо ярче, чем позволяли предположить открытые сейчас створки.
Мириам вздохнула и откинулась на спинку пружинящего офисного кресла.
— Ну и дальше что? — уныло спросила она у газетных вырезок. Ни фотографии ее матери, ни фотографии давно пропавшего отца. Всего лишь непримечательный рисунок, выполненный в технике перегородчатой эмали.
Она рассматривала детали этого рисунка. Тот отдаленно напоминал кельтский шнуровой орнамент или декоративное украшение. Рисунок в левой половине медальона казался точным подобием рисунка в правой. Если она проследит вот за этой верхней дугой слева и пойдет вдоль нее под голубой дугой…
Зачем ее родная мать носила с собой подобную вещь? Что она значила для нее? (Голубая дуга соединяла два связанных зеленых завитка.) Что она видела, разглядывая медальон? Может быть, он служил для каких-нибудь медитаций? Или это просто красивая картинка? Но определенно не герб.
Мириам рассматривала медальон, удерживая его на цепочке перед самыми глазами, не позволяя свету, отраженному от стоявшего позади нее книжного шкафа, растворять в себе серебристые блики. Она больше откинулась в кресле. Пузырьки слепящего синевато-белого тепла, казалось, четко обрисовали сердцевину каждого узелка. Она прищурилась, чувствуя, как волосы на голове зашевелились. Сердце все громче стучало в ушах. Запахло пригорелым хлебом, и Мириам вдруг увидела невероятную картинку: узор рисунка волнообразно колыхался перед ее глазами, подобно некоей стереоизограмме, которая сформировалась прямо в воздухе и пыталась вывернуть ее голову наизнанку…
Одновременно произошло сразу три вещи: накатил внезапный приступ морской болезни, погасла электрическая лампочка, кресло Мириам опрокинулось.
— Ой! Черт! — Мучительная спазма свела внутренности, рождая тошноту и подавленность, а подлокотник кресла развернулся и сильно ударил ее прямо в поясницу, заставляя согнуться пополам; свалившись на землю, она перекатилась, прикрывая руками лицо. Колени Мириам оказались на мокрой земле, свет погас. — Что за дерьмо! — Голова у нее раскалывалась, буханье сердца отдавалось в голове, как грохот отбойного молотка, а желудок выворачивало наизнанку. Неожиданная вспышка страха. Это не может быть мигрень. Слишком резкое начало. Внезапный приступ гипертонии? Позыв к рвоте был очень сильным, но через минуту прошел. Некоторое время Мириам лежала неподвижно, дожидаясь, пока желудок успокоится и снова зажжется свет. Черт возьми, неужели у меня сужение сосудов? Она так крепко сжимала цепочку медальона, что та угрожала поранить ей правый кулак. Очень осторожно попыталась подвигать ногами и руками: все вроде бы работало, и у Мириам вырвался тихий вздох облегчения. Наконец, уверившись, что внутри у нее все в порядке, она поднялась на колени и увидела…
Деревья.
Деревья повсюду.
Деревья внутри ее «берлоги».
А куда же делись стены?
Впоследствии она никак не хотела вспоминать эту ужасную минуту. Вокруг было темно, но темнота не была полной: Мириам оказалась на лесистом склоне, в окружении буков, вязов и других знакомых деревьев, смутно и угрожающе проступавших в сумерках. Земля была сырая, а кресло Мириам, явно неуместное здесь, лежало в зарослях кустарника близ подножия большого клена. Оглядевшись, она не заметила никаких признаков ни своего дома, ни соседских, ни огней автомагистрали. «Что это, везде полное затемнение? — удивилась она, недоумевая. — Я что, с ума сошла, что ли?»
Она спотыкалась: на земле, покрытой влажными листьями и стеблями травы, тапки вели себя очень коварно. И еще она вздрагивала. Было холодно — не так, как зимой, но чересчур холодно, чтобы прогуливаться в брюках, водолазке и домашних тапочках. И…
— Где я, черт возьми? — спросила Мириам у пустого неба. — Что за чертовщина?
Затем сказалась комичность ситуации, и Мириам захихикала, испуганно и раздраженно, опасаясь, что не сможет остановиться. Она быстро обернулась, чтобы проверить, не упустила ли что-то важное. Лесная идиллия в сгущающихся сумерках, пейзаж: с обезумевшей беглянкой от Интернет—бизнеса и набора коричневой офисной мебели. Вверху в кронах деревьев промчался порыв ветра, обрушив вниз настоящий ливень крупных капель: одна или две попали на руки и лицо Мириам, и она вздрогнула.
Воздух здесь был свежий — слишком свежий. Ни малейшего намека на непрестанный, действующий на подсознание отдаленный гул большого города, тот самый шум, который никогда не замирает полностью. Такую тишину нельзя услышать даже за городом… И, разумеется, когда Мириам замерла, чтобы прислушаться, полной тишины не оказалось; в сгущавшихся сумерках ей удалось расслышать пение птиц вдалеке.
Она глубоко вздохнула, потом еще раз, и заставила себя сунуть руку с медальоном в задний карман и опустить его туда. С минуту она с долей одержимости охлопывала карман, чуть не плача от боли в голове. «Дырок нет», — рассеянно подумалось ей. Когда-то она носила брюки, очень похожие на эти, где в подкладке кармана протерлась дыра и в конечном счете все вываливалось на землю, вызывая бесчисленные неприятности.
По какой-то причине мысль о потере медальона наполнила Мириам ужасом.
Она подняла глаза. Уже проклюнулись первые вечерние звезды, а небо почти очистилось от облаков. Ночь обещала быть холодной.
— Зафиксируем факты, — пробормотала Мириам. — Ты явно не дома. Ой-ой-ой. Голова у тебя раскалывается от боли, и тебе не кажется, что ты заснула в кресле, хоть и сидела в нем, когда очутилась здесь. — Она огляделась, сраженная дикой догадкой. Она никогда не интересовалась книжонками, которые время от времени почитывал Бен, но достаточно нагляделась дешевых телевизионных сериалов, чтобы ухватить основную мысль. «Сумеречная зона», «Патруль времени» и прочие подобные программы. — Следующий пункт: не знаю, в каком времени и месте я оказалась, но это явно не мой дом. Что лучше: не рыпаться в надежде, что я естественным образом окажусь у себя на кухне, или… что? Все дело в медальоне, несомненно. Может «взглянуть» на него еще разок, чтобы отправиться назад?
